– Ну что придурок, хочешь я тебе с Канар открыточку пришлю. Там говорят красиво… А хочешь я где-нибудь на Карибах куплю себе кусочек суши и назову твоим именем… Б-ееее! – вдруг заблеял Филимон и исчез с экрана…
Такого испытания Сивухин не выдержал он схватил то, что находилось под рукой, этим оказалась табуретка, и запульнул в телевизор. Экран разбился, но телевизор работать продолжал. Мерзкий голос Филимона и его приятеля фальшиво распевали что-то на мотив: «Тринадцать человек на сундук мертвеца…» Костик прислушался:
– Двенадцать номеров и ни фига… на одного дурака. Йох-хо-хо и чек, которого хватит на наш век!
– А -а-а-а-а – закричал несчастный Сивухин и пошел на таран телевизора. Он низко опустил голову, как бык на красный плащ тореадора и кинулся на то, что осталось от говорящего ящика.
– Вот тебе! Вот тебе! Вот тебе! – неистово кричал он топча ногами остатки корпуса.
Но Филимон с Максимом оказались гораздо живучее их голоса все еще звучали в комнате. Тогда Костик решил заживо зажарить этих уродов. Он начал стаскивать в центр комнаты стулья, старые газеты, оторвал дверцу шкафа… Дрова для аутодафе были готовы, оставалось только поднести спичку. В этот момент его взгляд упал на какой-то журнал без обложки.
– Вот он! Дураки, журнал-то у меня, я за него деньги получу… Но я все равно вас сожгу… Никому не позволю отнять свой журнал…
Всклокоченный с безумными глазами, невнятно бормоча что-то про сундук мертвеца и чек он побрел на кухню. Соседи обедали. Они с удивлением уставились на Константина.
Зинка-разведенка спросила:
– Костик, ты что перестановку делаешь? Гремишь, гремишь…
Сивухин глядя в пустой угол кухни произнес вслух:
– Пусть Лоховский заткнется и не корчит мне рожи. Сейчас я возьму спички и сожгу его!
Соседи переглянулись.
– Белая горячка. – констатировал с видом специалиста рабочий человек Козябкин, – у нас, на в цеху, у одного тоже так было. Ничего вылечат.
Зинка сорвалась с места и кинулась в комнату Сивухина. Увиденное потрясло ее. Она вернулась на кухню и срывающимся голосом доложила:
– Он это, и в правду, костер разводить собрался. Да он всех нас тут заживо сожжет. Чего стоишь? – обратилась она к Козябкину, – бегом вызывай скорую. Может он буйный. Маша, незаметно убери ножи, от греха подальше.
При имени Марии Сивухин вздрогнул и нехорошо так улыбнулся:
– А вот и Маша радость наша. Пока ты тут дома сидишь, нравственность блюешь…
– Блюдешь, – механически поправила его Маша.
– Блюешь, – снова повторил Сивухин, – твой лох на Канарах баб щупает. Тебе привет передавал. Я сам, только что по телевизору видел…
Маша побледнела, Зинка молча покрутила пальцем у виска, а Козябкин сказал:
– Писец котенку, все – крышу сорвало, полностью. Скоро к нему зеленые человечки являться начнут… Пошел вызывать скорую.
Зинка в это время пыталась отнять у Костика спички:
– Сивухин, а Сивухин. Я борщу украинского сварила с пампушками, как ты любишь. Давай налью?
Сивухин продолжая крепко держать коробок со спичками согласно кивнул. Зиночка быстро налила ему борща, отрезала толстый ломоть хлеба, протянула ложку и луковицу. Сивухин положил коробок рядом с собой, и принялся есть, крепко держа журнал под мышкой.
– Ничего, вот сожгу Лоховского, его чек мне достанется. Я тебе тогда Зинаида денег дам, ты добрая, ты заслужила…
Зиночка воспользовавшись потерей бдительности, незаметно стянула спички.
Скорая приехала быстро, врач втянув носом амбре трехдневного пьянства, исходящее от Сивухина понимающе мотнул головой:
– Ну это пациент Клиники Фрейдюнгова! Давай ребята, сейчас ему укольчик вкатим и повезем.
Сивухин не сопротивлялся, он покорно дал себя уколоть, взять за руки и свести к машине.
Соседи, собравшиеся у окна, проводили его отъезд. Маша без стеснения рыдала, Зина, пытавшаяся ее успокоить, смахивала предательские слезинки. Козябкин вздыхал, что с его стороны уже было проявлением уныния.
Всю дорогу до больницы Сивухин был спокоен, только тихо бормотал, что-то про судьбу, невезение и мечту.
– О, это наш пациент! Старый знакомый – поприветствовал коллег-медиков, главврач психушки. Он у нас не так давно был, потом что-то не понравилось… Здравствуйте, здравствуйте, голубчик. Вы меня помните?
Сивухина оформили и проводили в палату. Как это ни странно, палата оказалась той же самой, в которой Костик жил в свой первый визит в психушку. И соседи были теми же, только Костик их не узнавал. Он замкнулся и ушел в себя, держа в руке фантик от шоколадки «Баунти», подобранный во дворе.
На все попытки вырвать из его рук потрепанный журнал и грязный фантик Сивухин оказывал сопротивление, будто речь шла о жизни и смерти. Соседям по палате он говорил, что это очень ценный журнал, который стоит очень много денег. Обертку от «Баунти» он представлял как чек, полученный от вашингтонских товарищей.
Назначенное лечение пошло на пользу. Костик уже не хотел поджигать Филимона и Максима, но с журналом не расставался. Только время от времени он слышал издевающиеся голоса бывших конкурентов и тогда обращался к дюжему санитару за помощью, в борьбе со злобными типами.
– Ну этот у нас надолго, – говорил при обходах главврач. Да собственного говоря, Сивухину теперь некуда было торопиться. В его иллюзорном мире было все то, чего он так долго желал: журнал и чек.
* * *
Мерзеева так же тяжело переживала окончательную и бесповоротную потерю марки. Если до этого она не сомневалась, что вещь будет найдена, то теперь надежда была утрачена. Остатки марки на дне детского горшка были очень убедительными. Мерзеева сделалась тиха и задумчива. Если бы соседи по коммуналки увидели ее сейчас, наверняка бы не поверили, что такое возможно. Но соседи ничего не знали о ее жизни. Георгий Михеич окружил свою даму теплом и заботою, он все больше и больше привязывался к ней, не смотря на все ее недостатки. И хотя Нина Михайловна не была похожа на тот образ, который он создал, она все же была гораздо лучше всех бывших подружек Михеича. Тем более, что их связывало это приключение.
Нина Михайловна выгуливала Киллера, слушала по вечерам болтовню Михеича и смотрела телевизор. Он сопровождал ее как звуковой фон. Проснувшись, Нина Михайловна тянулась к пульту, переходя из комнаты в комнату, завтракая, обедая или ужиная она всюду включала телевизор. Даже в ванной комнате. Звук отвлекал ее от переживаний, ей казалось, окажись она один на один со своими мыслями, гневом и ее разорвет на мелкие кусочки.
Сообщение о приеме Центре «Ризкулд» имени Шнадсона-Шмудсена в Вашингтоне застало ее врасплох, так же как и Сивухина. Только в отличие от Константина она была трезва. Мерзеева внимательно выслушала весь репортаж от первого до последнего слова. Затем начала щелкать пультом по всем канал в поисках новостных передач. «Вести», «Новости» «Времена-Секунды», «Моменты» всех каналов передавали это сообщение. И всюду мелькала рожа мерзавца Лоховского. Нина Михайловна с ненавистью смотрела репортажи, она подбирала крохи дополнительной информации, как заядлый курильщик, собирает крошки табака, оказавшись без курева. От репортажа к репортажу подробностей добавлялось.
Нина Михайловна провела у телевизора весь день. Нечесаная, в ночной рубахе, голодная она сидела с пультом в руке. Рядом крутился и скулил Киллер, которого сегодня никто не выгуливал, он уже сделал огромную лужи у входной двери, но никто не обращал внимание на его протест. Собака не понимала в чем дело. Такую картину застал Георгий Михеич, вернувшись домой после трудового дня. Прямо с порога начались неприятности, разувшись он двумя ногами вступил в протест Киллера. Чертыхаясь, двинулся в комнату, натыкаясь на разные вещи: подушки, ботинки, журналы. Киллер порезвился на славу. Мерзеева никак не отреагировала на его появление. Она все продолжала смотреть новости.
– Нина, в чем дело, – поинтересовался Михеич, едва сдерживая бешенство.
– Они получили деньги, – голосом автомата проговорила Мерзеева, – Много денег. Лохи это мы! Ты понимаешь?
– Кто они? Какие деньги, – заорал Георгий Михайлович.
Мерзеева вздрогнула и как бы очнувшись произнесла:
– Здравствуй, Георгий. Ты давно пришел?
Михеич уставился на Нину Михайловну, пытаясь понять что происходит.
– Нина, я с тобой уже пять минут разговариваю. А ты замечаешь меня только сейчас.
– «Сейчас» – эхом отозвалась Мерзеева, – конечно же, через минуту будет «Сейчас». Сейчас я тебе включу «Сейчас» и ты все поймешь.
– Хватит издеваться надо мной, – заорал Нечитайло, вырывая пульт из рук Мерзеевой. – Досмотрелась телевизора… Нет бы делом занялась, подрать бы сварила. Элементарного супу…
