— Что случилось? — закричала я ей в ухо.
— Леля, упрись ногами и закрой ладонями лицо, — каким-то странным, металлическим голосом ответила Маруся и свернула на проселочную дорогу, ведущую неизвестно куда.
Авто запрыгало по буграм, нас сильно потряхивало. Я ничего не могла понять, но вопросов подруге решила не задавать. Скорость авто постепенно снижалась. Дорога пошла в гору. «Мерседес-Симплекс-Турер» чихнул и остановился, потом немного прокатился назад, под горку, и встал окончательно. Маруся глубоко вздохнула и положила голову на рулевое колесо.
— Тормоза отказали. Это был какой-то кошмар. Прости, но я думала, мы разобьемся. Пришлось свернуть на эту дорогу, городское шоссе покатое, мы могли разогнаться так, что и косточек наших потом не собрали бы. И что же нам теперь делать? Мы опоздаем на поезд. Экипажи проедут к вокзалу, думая, что мы несемся впереди… Пока поймут, что нас у вокзала нет, пока вернутся и начнут искать. Может быть, возьмем твои чемоданы и пойдем к большой дороге? Если наши и успеют проехать, то кто-нибудь еще нас подберет…
— А твой клаксон работает? Дави на грушу, Маруся. Мы не так уж далеко отъехали, чтобы из экипажей не услышали нашего сигнала. А вот если придется самим тащить тяжеленные чемоданы, расстояние до дороги покажется бесконечным.
Клаксон огласил окрестности омерзительными звуками. Вскоре я сменила Марусю у груши — она полезла взглянуть, что с тормозами.
— Похоже, их кто-то нарочно испортил, — сообщила она вскоре. — Странно.
— Ничего странного! — Я не переставала сигналить клаксоном, и приходилось кричать, чтобы подруга меня услышала. — Покушение на тебя хорошо вписывается в общую цепочку событий. Значит, мы должны быть очень осторожными и внимательными и не давать неизвестным врагам шанса тебя укокошить.
— Ты всегда умела представить дело в оптимистическом свете! Я как-то не люблю, когда неизвестные враги на меня покушаются. Вдруг им все-таки выпадет шанс?
— Голубушка, любишь или не любишь, но обстоятельства таковы… И оценивать их лучше реально. О, кажется, можно прекратить эту какофонию — нас услышали.
По проселочной дороге мчался тарантас.
— Мария Антоновна, что случилось? — кричала испуганная камеристка.
— Ничего, ничего, Женя, все в порядке, все обошлось.
Механик, покинув тарантас, остался возле авто, а мы с Марусей устроились в повозке. Возница развернул лошадей и покатил к городу.
На поезд мы с Марусей все же успели. После обычной вокзальной суеты мы оказались наконец на своих местах и смогли перевести дух после перенесенных волнений.
Шура и Женя отправились к себе в вагон второго класса, сопровождавший нас поэт — в отделение для курящих, а мы с Марусей заказали чаю и достали корзиночку с печеньем и пирожками, приготовленными няней нам в дорогу.
— А твой поэт не случайно решил сопровождать нас в Москву, — между делом заметила я, надкусывая пирожок. — По-моему, он сильно увлечен и готов следовать за тобой хоть на край света…
— Ну почему мой поэт? И почему ты решила, что он увлечен? — Маруся заметно покраснела. — Мы настолько разные… Я люблю точные науки, технику, спорт, а Варсонофий витает в поэтических высях. И потом, я считаю себя сильной женщиной с несколько огрубевшей душой…
Я тихонько фыркнула. «Сильная женщина с огрубевшей душой…» В устах моей подруги такое самоопределение звучало комично. Маруся продолжала:
— А он — утонченный, изысканный, романтическая натура… У Варсонофия такое трагическое видение мира.
— Обычно как раз противоположные натуры неведомые силы притягивают друг к другу. Вероятно, в этом выражается мировая гармония — два разных существа дополняют и уравновешивают взаимные достоинства и недостатки.
— И все же мы очень несходны во всем. Например, меня родители наградили избитым банальным именем — Мария. А у него даже имя необычное — Варсонофий, а сокращенно его зовут Соня.
— С ума можно сойти — мужчина с именем Соня! В этом есть что-то ненормальное.
— А как еще сократить его имя? Вар-соно-фий — Варя, Соня, Фифа? Как ни мудри, получается нечто женское. Что же тут поделать? Леля, ты лучше послушай, какие стихи он прислал мне два дня назад.
Маруся вытащила откуда-то измятый листок и прочла:
Отрину низменное сущее,
Нарушу связь времен,
И пусть меня в волны грядущего
Несет колокольный звон…
— Как я понимаю, за колокольным звоном последует что-нибудь о могильном покое или гробовой тишине, — безжалостно перебила я подругу.
— Ну, в общем, да, — пролепетала Маруся.
— Эк его колокольный звон заносит, однако. Голубушка, уволь меня от прослушивания этих замогильных виршей. Достаточно того, что ты от них в восторге. Меня интересуют гораздо более простые вопросы — насколько серьезны ваши отношения с этим Варсонофием и не планируешь ли ты ограничить свою свободу вступлением в брак?
— Нет, Леля, наши отношения носят возвышенно-платонический характер. Да, честно признаться, мало кому из мужчин приходит в голову рассматривать меня как объект для вступления в брак.
— Маруся, ты говоришь странные вещи! Природа наделила тебя такой совершенной физической Красотой, что каждый встречный мужчина должен падать перед тобой ниц в немом обожании.
— Я пришла к неутешительному выводу, что ниц мужчины падают только в том случае, если внутренне ощущают свое полное превосходство над женщиной. Пусть будет хоть уродиной, но обязательно глупой, слабой и беспомощной. И тогда мужчина с наслаждением возьмет под свое крыло это жалкое существо. А если он поймет, что женщина не совсем дура и к тому же обладает независимым характером, он кинется бежать, сверкая пятками, в непоколебимой уверенности, что избежал страшной западни. У меня, конечно, не такой обширный опыт, как у тебя, но я тоже однажды была помолвлена — и чем это кончилось? Мой жених Владимир Пантелеймонович, или по-домашнему Вальдемар, крупный государственный чиновник, любил, чтобы все в его жизни было регламентировано. Он всегда имел при себе памятную книжицу, куда заносил самые важные дела. Подозреваю, что жизнь его была расписана по минутам на два-три года вперед… Вальдемар, со свойственной ему пунктуальностью, навещал меня обычно по четвергам и воскресеньям. Время мы проводили в интеллектуальных беседах, причем носили они на редкость односторонний характер — ему полагалось часами разглагольствовать, а мне внимать. Моим интеллектуальным развитием Вальдемар не интересовался, будучи уверенным, что для создания семейного очага совершенно достаточно его собственного интеллекта.
«Мне не нужна слишком развитая жена, — любил он повторять. — Это утомляет. И так в жизни приходится порой общаться с надоедливыми людьми, но зачем же жить с ними под одной крышей?»
И вот однажды он вдруг не может, ну просто никак не может прийти ко мне в воскресенье — готовит важнейший правительственный доклад. В четверг он сдержан и тороплив, а в воскресенье — снова спешный доклад. В следующий четверг он вынужден выехать в столицу по срочному вызову в департамент. Я уже было решила, что государственные дела оказались в критическом положении и необходима экстренная помощь Вальдемара, чтобы спасти Россию от краха, если бы знакомые не донесли, что видели его в Москве, в «Славянском базаре», где он кутил с какой-то кафешантанной шансонеткой, причем именно в то время, когда важные правительственные дела якобы призвали его в Санкт-Петербург…
Наверное, я не полностью оправдала его надежды на умственную недоразвитость невесты… Варсонофий, по крайней мере, не тянет меня к алтарю, не навязывает мне своих жизненных взглядов и признает во мне личность. И вообще, Соня явно не страдает мужским шовинизмом. А ты заметила, какой у него проникновенный взгляд?
— Заметила. Такие проникновенные молодые люди с голубенькими глазками обычно легко проникают куда угодно. Они просто вездесущи…
— Но ты же не можешь отрицать, что Соня — человек широких воззрений и с ним интересно? Не надо изображать его каким-то пролазой!
