зацепиться, да и на ощупь было не лучше. То ли дело другие партнёрши!
Обычно, когда Ржевский, танцуя с очередной прелестницей, касался её спины на самой границе выреза платья, то чувствовал, как по телу дамы разбегаются мурашки, словно торопятся сообщить всем органам и частям: «Ржевский здесь! Ржевский здесь!»
Мурашки чувствовались даже через перчатку, поэтому невольно возникала мысль: «Вот бы проделать то же самое без перчатки…» Конечно, всякому кавалеру во время танца полагалось быть в перчатках и не снимать их, но если незаметно снять хотя бы одну…
В общем, если бы не обязанность уделять внимание Тасеньке, поручик мог бы заниматься куда более приятными делами. К тому же среди дам успели распространиться слухи, что причиной его отставки стала несчастная любовь. И якобы по той же причине он безвыездно прожил два года в деревне, не бывая даже в Твери. Дамы весьма чувствительны к таким историям, и из этого можно было извлечь немалую выгоду.
– Я слышала, что вы безнадёжно влюблены. Это правда? – недавно спрашивала ясноглазая шатенка, когда Ржевский отплясывал с ней галоп.
Поручик, притворяясь растерянным, потупил глаза, невольно уставившись даме в декольте.
– А откуда у вас такие сведения, сударыня? Последнее время я никому не открывал своего сердца.
– В начале бала с вами танцевала одна девушка. – Шатенка смущённо улыбнулась. – Она спросила вас, почему вы два года никуда не выезжали. А вы так выразительно вздохнули… Значит, причина в сердечных делах! Когда девушка передала мне вашу с ней беседу, я сразу так решила.
– Сударыня, вы столь же проницательны, сколь и прекрасны, – ответил Ржевский. – А когда вы на меня так смотрите, я чувствую, что моё сердце понемногу исцеляется… Если бы вы подарили мне ещё один танец…
– Это невозможно, поручик. – Дама ещё больше смутилась, а глаза ещё больше заблестели. – На все другие танцы я уже приглашена. Всё расписано до конца бала.
– А если бы мы с вами уединились в дальней комнате…
– Это невозможно, поручик.
– Вас и туда кто-то пригласил раньше меня? – удивился Ржевский.
Дама звонко рассмеялась:
– А вы шутник, – но так ничего и не ответила.
Во время вальса другая дама, блондинка с нежным личиком, тоже расспрашивала Ржевского о сердечной ране:
– Поручик, до меня дошли слухи, что вы жестоко страдаете.
– Страдаю, сударыня, – отвечал Ржевский. – Но когда вы рядом, мне делается легче.
– Отчего же?
– Возможно, оттого, что дама, из-за которой страдает моё сердце, блондинка, как и вы, – сказал поручик. Разумеется, если б его партнёрша по танцу оказалась брюнеткой, он и причину своих страданий назвал бы брюнеткой.
– О! – оживилась дама. – Значит, вы любите блондинок, поручик?
– А вы рыжих мужчин любите, сударыня? – спросил Ржевский, тряхнув рыжими кудрями.
– На что вы намекаете? – замялась блондинка.
– На то же, на что и вы, – ответил поручик.
– Я не на это намекала, – решительно произнесла дама.
– А на что?
– Сама не знаю.
– А откуда тогда знаете, на что намекал я?
Блондинка наморщила носик:
– Поручик, догадаться не сложно: вся Россия знает, что вы всегда намекаете на одно и то же!
На кадриль Ржевский пригласил даму с рыжеватыми волосами и прелестными веснушками, просвечивавшими сквозь пудру.
– Поручик, я о вас наслышана, – сказала рыжая прелестница.
– О том, что я жестоко страдаю? – спросил Ржевский.
– А также о том, что вы известный пошляк, – улыбнулась дама. – Поэтому со мной воздержитесь от пошлостей.
– Это как?
– Никоим образом не упоминаем пошлые предметы.
– А про предметы гардероба говорить можно?
– Про те, которые скрыты от глаз? Разумеется, нет.
– А про такие непошлые, как шляпа или перчатки?
– Ну, если про них…
– Тогда, – начал поручик, – признаюсь, как мне жаль, что кавалерам нельзя танцевать с дамами, не надевая перчаток.
– Ох, поручик! Вы даже из разговора о перчатках сделаете пошлость, – заметила дама. – Танцевать без перчаток – неприлично.
– Всё познаётся в сравнении, – возразил Ржевский. – Вот если б я танцевал ещё и без верхней части мундира, в одних рейтузах…
Рейтузы не являлись скрытой частью гардероба, поэтому дама не могла упрекнуть поручика в нарушении запретов:
– В одних рейтузах это уж совсем неприлично, – ответила она.
– А если бы дама танцевала без платья, только в белье и корсете?
– Поручик! Вы нарушили запрет.
– И всё же ответьте.
– Это совсем-совсем неприлично!
– А если бы я танцевал вообще нагишом?
– Это совсем-совсем-совсем неприлично!
– А если ещё и дама начнёт нагишом танцевать?
– Это так неприлично, что дальше некуда!
– Как это некуда? – удивился Ржевский. – Когда я рейтузы снимаю, и дама голая, то самое интересное начинается…
Но сейчас, во время танца с Тасенькой поручику не то что рейтузы, а даже перчатки снимать не хотелось. Мало того, что вид у неё – смотреть не на что, так и характер не слишком приятный. На поверку она оказалась любительницей лезть в чужие дела.
Судя по всему, слух о «разбитом сердце» Ржевского распространила именно эта девица, за что её можно было бы благодарить… если б теперь она не вздумала лезть в его дела с Софьей!
– Поручик, я должна вам кое-что сообщить о госпоже Тутышкиной. Обещайте, что никому не скажете о нашей беседе, – сказала Тасенька, как и в прошлый раз, во время другого танца, начав разговор первой.
Ржевский снисходительно усмехнулся:
– Да бог с вами, Таисия Ивановна! Вы как будто собрались открыть страшную тайну.
– Она не страшная, но важная, – приглушённо произнесла Тасенька и продолжала: – Госпожа Тутышкина изменяет мужу.
«Это же превосходная новость!» – подумал Ржевский. Ему опять захотелось выразить благодарность собеседнице, но это желание почти сразу исчезло.
– Поручик, зря вы хотели ухаживать за ней, – всё так же тихо говорила Тасенька.
– Не понимаю вас.
– Она изменяет мужу, но изменяет не с вами. А значит, вам придётся подождать, пока прежний любовник ей наскучит.
– Таисия Ивановна, вы как будто любовных романов начитались, – сказал Ржевский.
– Госпожа Тутышкина уже не первый год изменяет мужу с одним и тем же любовником, – не унималась сплетница. – Вы будете лишний.
«Интересный поворот,
