вы там… учительница русского языка. На кой черт им русский язык? Как специально придумали, чтобы мы могли свою агентуру к ним подводить.
– А вы его расстреляли…
– Да хватит уже. Вам же рассказывали: ваш муж, бывший генерал Вагнер, встал во главе контрреволюционного заговора во внутренней тюрьме ГПУ на Лубянке. Пытался поднять мятеж во время прогулки и был убит.
– Мятеж на прогулке… Какой ужас.
– Прекратите. Мне надоели ваши истерики. Меня предупреждали, что вы тяжелый кадр в работе, но я с вами сюсюкать не буду. Мне нужен результат. Ваш муж был убит как враг, и все на этом. Если вы не хотите с нами работать – воля ваша. Только вы знаете прекрасно, что теперь поздно. Если вы не с нами, то против нас. Хотите повторить судьбу своего мужа? Могу устроить. Только подумайте о своей дочке. Семнадцатилетняя красотка. Наслышан! Что с ней будет, подумали? Какой судьбы для нее хотите? Что ее ждет? Не знаешь? Я тебе отвечу! В лучшем случае, будет учительницей, твое место займет. Это если меня уговорить сможет, – Заманилов осклабился, – а нет, так в лагерь или в этот, как его… детприемник!
– Что это? – с ужасом отшатнулась Люба.
– Не знаешь? Ну, ты как не в нашей стране живешь, – усмехнулся Заманилов, – Меня на прошлой неделе откомандировали в комиссию по проверке спецдетдома имени товарища Дзержинского. Он сначала наш был, чекистский, а теперь не знают, куда его деть, то ли в наркомздрав, то ли в ОНО передать. Детишки там содержатся. От маленьких совсем до таких, как твоя Марта – взросленьких, в самом соку. Врагов-то все больше вскрываем, а выкормышей пока не сажаем. Пока… Так вот там на четыре с половиной сотни народа сорок человек здоровых. У остальных трахома, туберкулез и сифилис – у всех! Посуды нет. Второе и третье хлебают из мисок после первого не помытых. А чуть не так что – воспитатели до гола раздевают и в карцер. Про изнасилования, драки и извращения всякие я уж не говорю…
– Прекратите! Прекратите!!!
Любовь Вагнер не выдержала и зарыдала, затряслась, упав головой на скрещенные на столе руки. Заманилов замолчал, спокойно глядя на нее. Встал, выплеснул из ее стакана остатки красного вина, налил много – на треть – коньяка. Обошел стол, нежно положил руку на плечо женщине. Чуть потянул к себе и поднес к ее губам стакан коньяка. Люба выпила сразу, залпом и, закрыв глаза, слепо зашарила по столу в поисках закуски. Заманилов вложил ей в руку кусок колбасы. Она откусила немного и простонала с ненавистью:
– Рыба… Воняет рыбой. Вы все, все воняете тухлой рыбой.
Заманилов ухмыльнулся и помог ей встать. Довел до кровати. Женщина упала на нее ничком, а он принялся расстегивать френч.
– Ничего, принюхаешься. Я принюхался, и ты принюхаешься. Ты мне лучше расскажи-ка, милая, о господине Накаяме. Какие у него увлечения, что любит, а что нет, почему семья к нему не приезжает, и, главное, на чем эту важную птичку нам можно подцепить…
Час спустя, уже оставшись один в квартире, Заманилов дописывал рапорт руководству.
«…агент ИРИС показала, что военный атташе НАКАЯМА не испытывает слабости к женскому полу, не высказывался о недостатке денежных средств, а также не был замечен сильно или в меру пьяным. По всей вероятности, Накаяма является матерым разведчиком, разоблачение которого и дальнейшая вербовка будут связаны с большими трудностями».
Заманилов задумался на минуту, встал, подошел к кровати. Постель была смята, одна из подушек валялась на полу. Он поднял ее и бросил на кровать. Увидел мокрые пятна, брезгливо поморщился. На полу же валялась какая-то белая тряпка. Поднял и ее, поднес к лицу. Это оказался кружевной платочек агента Ирис. Тонкий аромат французских духов вскружил голову, но стоило убрать нежную ткань от лица, как в нос снова шибануло запахом тухлой рыбы.
«А чтоб вас там, сволочи! Тухлятиной торгуют. В самом деле блевануть можно. Как только народ живет в этом доме. Надо будет разобраться потом».
Чекист аккуратно расправил платочек и положил его на стол, рядом с бутылками. Сел, вернулся к бумаге.
«…большими трудностями. Прошу вашего разрешения на попытку привлечь подполковника НАКАЯМА к нарушению советских законов по части контрабанды путем выманивания у него редких и дорогих мануфактурных материалов, импортной одежды, отсутствующих в государственной торговле и магазинах кооперации. После вашего утверждения и детальной проработки вопроса операцию планирую поручить агенту ИРИС, к которой, кажется, НАКАЯМА не вполне равнодушен».
Заманилов подписал рапорт, поставил число и аккуратно убрал бумагу в картонную папку. Бутылку с остатками красного, тщательно закупорив скрученной газетой, убрал в кожаный портфель. Туда же положил и папку. Посмотрел на свет бутылку от коньяка. Вылил себе в рот последние капли, оторвал и съел пару виноградин. Подумав, сжевал последний кусок колбасы. Встал, подошел к окну и вытер руки о штору.
«Надо будет прислать человечка, чтобы прибрался тут. А то в пятницу с агентом ”Рыбкой” встречаться. Тьфу, ты, черт! Опять рыба!»
Заманилов нахмурился, быстро собрал все вещи, напялил матерчатую фуражку без звездочки, утер ладонью пот с лица, быстро вышел и закрыл дверь на ключ.
На первом этаже не стал выходить на улицу, а наоборот, свернул в коридор, где, как он знал, на стене висел телефонный аппарат, а под ним на подставке лежал справочник абонентов города Москвы и привязанный бечевкой огрызок карандаша.
Найдя в книге нужный номер, Заманилов набрал его и, дождавшись ответа, решительно заговорил:
– Городская торгинспекция? Товарищ, в магазине «Рыба» на Герцена, 11, продают отвратительно пахнущую тухлятину! Да, товарищ! Что значит, откуда я взял? Я не специалист! Знаете что, товарищ, вам лучше не знать, в чем я специалист! Да! И имейте в виду, в прокуратуру я уже позвонил! Так что в ваших же интересах разобраться с этим быстрее, чем приедут другие товарищи! Да, вот так вот! Не за что! – и так же решительно трубку повесил. Оглянулся. Из-за приоткрытой двери соседней квартиры выглядывала испуганная симпатичная женщина, явно непролетарского происхождения, в скромном зеленом платье с белым воротничком. Увидев, что ее заметили, женщина прошептала «спасибо» и быстро закрыла дверь.
– Пожалуйста! – рявкнул Заманилов и рванул на себя входную дверь, сбив со стены коридора висевший там чей-то