— У нас нет данных, что мичман именно погиб, — пробормотал Ильичев. — Просто исчез.
— Исчез, будучи на пароходе?
— Да, будучи на пароходе.
— Как это?
— Возможно, смыло волной.
— Возможно!.. И какова же реакция капитана? Или ваша, в конце концов? Были поиски трупа? Проводилось ли внутреннее расследование? Было ли обращение к властям ближайших портов о помощи? Нет! Всего лишь шифрограмма в пароходство и не более того.
— Происшествие случилось ночью в сотнях миль от берега, и искать тело погибшего смысла не имело. Это первое… Второе — по прибытии в ближайший порт на судно немедленно была приглашена полиция, и ею же была произведена соответствующая процедура расследования, о чем есть соответствующий документ. И третье… Капитан парохода провел скрупулезное расследование случившегося среди членов команды, в результате которого выяснилось следующее: мичман Гребнов имел склонность к регулярному и непомерному употреблению алкоголя, что, видимо, и привело к несчастью.
— Позвольте, Аркадий Алексеевич! — подал голос Конюшев и тут же сменил вальяжный тон допроса на более жесткий. — Вам было известно, господин старший помощник, какую обязанность выполнял мичман Гребнов в рейсах на Сахалин?
— Обязанность мичмана.
— А кроме того?
— Обязанность мичмана, — повторил Сергей Сергеевич.
— Лукавите, уважаемый… Мичман Гребнов Владимир Борисович был секретным агентом Департамента полиции, и в его обязанности входило наблюдение не столько за членами команды, сколько за господами, совершающими плавание на Сахалин и обратно.
— Мне об этом неизвестно.
— Пусть это останется на вашей совести. Или на совести следствия, которое будет заниматься этим делом. — Конюшев склонился совсем близко к старпому, поинтересовался: — Вы предупреждены о судебной ответственности, о даче заведомо ложных показаний?
— Да, я подписал такую бумагу.
— Сколько длилось путешествие с Сахалина до Одессы? — вступил в разговор Фадеев.
— Пять месяцев и семнадцать дней, — ответил Ильичев.
— Насколько хорошо вы за эти месяцы познакомились с господами, следующими на вашем пароходе?
— Меня больше интересовала команда, а не праздная публика.
— Тем не менее некоторым господам из «праздной» публики вы оказывали весьма любезное и даже пристальное внимание.
— Видимо, я живой человек и волен с кем-то больше общаться, с кем-то меньше.
— Да, вольны, — хмыкнул полицмейстер. — Но двум дамам и одному господину вы уделяли особо заинтересованное внимание!
— Возможно. Не помню.
— Две дамы — одна пожилая, вторая довольно юная. С ними некий господин… — Соболев перенял манеру столичного следователя. — К ним вы проявляли особую любезность. Более того, регулярно спускались в трюмную каюту, где обозначенные лица располагались. Кто они?
— Не могу ответить на этот вопрос.
Фадеев извлек из папки три фотографии — Соньки, Михелины и молодого Михеля, протянул допрашиваемому.
— Это они?
Старший помощник повертел их в руках, вернул обратно.
— Я этих людей не знаю.
— Вам было известно, что с Сахалина бежали злоумышленники — известная Сонька Золотая Ручка, ее дочка и бывший муж?
— Да, такая шифрограмма на пароход поступила.
— И вы их на пароходе не видели?
— Я, господа, старший помощник капитана! — вспылил старпом. — И в мои функции не входит полицейский надзор.
Фадеев посмотрел на полицмейстера:
— Что будем делать, Федор Алексеевич?
— Будем приглашать свидетеля, — пожал тот плечами и попросил: — Если не трудно, распорядитесь конвоирам.
Пристав приоткрыл дверь, крикнул:
— Свидетеля в кабинет!
К удивлению старшего помощника, в дверях возник банкир Крук, мрачный, уставший. Он кивком поприветствовал присутствующих.
— Присаживайтесь, Юрий Петрович, — показал на стул полицмейстер. — Простите, что мы вас задергали.
— Надеюсь, в последний раз.
— Мы также надеемся. Все зависит от господина Ильичева. Вы знакомы с ним?
— Знаком. Полгода на одном судне.
— Пересекались, раскланивались?
— Разумеется.
— Беседы случались?
— Необязательные. Поверхностные.
— А вот у нас с господином Ильичевым вообще никакая беседа не вытанцовывается. Даже поверхностная… Пытаемся наладить диалог, но не выходит… Возможно, вы поможете?
— Я должен повторить сказанное раньше?
— Желательно слово в слово.
— Хорошо, я готов.
Фадеев снова достал фотографии из папки.
— Вам знакомы эти лица?
— Я уже отвечал… Дамы — мать и дочь. Господин все время находился в трюме и на палубу почти не выходил. Хотя девушка говорила, что это ее отец.
— Имя матери?
— Она мне не представилась.
— Отца?
— Не знаю.
— Дочери?
— Мадемуазель Ангелина.
— Она так вам представилась?
— Да, именно так.
— Как вы с ними познакомились?
— Во время прогулки на палубе… Я обратил внимание на молодую особу и решил к ней подойти.
— Она вам приглянулась?
— Весьма… Девушка поразила меня своей изысканностью, и я пожелал с ней познакомиться.
— Господин Ильичев, — подал голос Соболев, — вы были свидетелем ухаживания господина Крука за мадемуазель?
— У меня достаточно своих обязанностей, чтобы отслеживать, кто за кем ухаживает, — в прежней жесткой манере ответил тот.
— Простите, Сергей Сергеевич! — побагровел банкир. — Вы несколько раз подходили к нам и какими-то вещами были крайне недовольны. Например, в случае в сумочкой.
— Что это был за случай? — тут же поинтересовался Конюшев.
— Мадемуазель Ангелина нечаянно уронила в море сумочку, в которой хранились все сбережения семьи. Она была крайне расстроена, и я был вынужден вручить ей пятьдесят тысяч рублей.
— Пятьдесят тысяч? — вытаращил глаза полицмейстер. — У вас при себе были такие деньги?
— Да, это моя прибыль от процентных ставок.
— И вы их отдали?
— Девушка так убивалась, что я не мог не откликнуться на несчастье. К деньгам я приложил также золотые изделия на десять тысяч рублей… Сергей Сергеевич был крайне недоволен моим поступком.
— Можно понять, — возмущенно хмыкнул Соболев. — Я бы на его месте просто руки вам оторвал.
— Чем вас огорчил поступок господина Крука? — присел на корточки перед старпомом Фадеев.
— Глупостью, — огрызнулся тот.
— Глупостью?.. А что же в этом глупого, если порядочный господин желает помочь несчастной девушке в беде?
— Достойные люди так себя не ведут.
— А что в этом недостойного? — взорвался вдруг банкир. — Да, мне девушка понравилась!.. Я почти влюбился, отсюда моя щедрость! Но когда вся семейка в одночасье исчезает с парохода, не оставив после себя никаких следов, тут уж определенно можно сойти с ума! Были люди, и нет их!
— Что значит «исчезает»? — вскинул брови судебный пристав.
— Вечером я с мадемуазель мило беседовал, а наутро мне вдруг сообщают, что ни ее самой, ни матери, ни отца на пароходе больше нет.
Фадеев повернулся к старпому:
— Не правда ли, любопытная история? Три человека вдруг исчезают с парохода. Никто ничего не видит, никто ничего не знает! Как это могло случиться?
— Скорее всего все произошло ночью, — устало ответил помощник. — Возможно, точно так, как это случилось с господином мичманом.
— Вы связываете эти происшествия?
— Никак нет.
Фадеев поднялся, посмотрел на полицмейстера:
— По-моему, все понятно, Аркадий Алексеевич. Вначале с парохода исчезает один человек, а спустя некоторое время — целая семья. Это ли не повод для расследования?
Тот посопел, подумал, подвел итог:
— Поступаем следующим образом. Вы, Юрий Петрович, свободны и если понадобитесь нам, то только в случае доследственной проверки. Вы, господин Ильичев, также можете покинуть этот кабинет, но временно! Вы обязаны помнить, что до окончания следствия будете находиться под полицейским надзором. О чем сейчас подпишете соответствующие бумаги.
— Но у меня через месяц рейс, — возразил тот.
— Боюсь, о рейсах, тем более на Сахалин, вам придется забыть надолго, если не навсегда.
Спустя час старший помощник Ильичев вышел из Одесского полицейского управления, находящегося за два квартала от Приморского бульвара, и направился было в сторону ближайшей пивной.
— Сергей Сергеевич!
Ильичев вздрогнул, оглянулся, увидел направляющегося к нему банкира, не без досады стал ждать.
— Вы торопитесь? — запыхавшись, спросил Крук.
— Намерены со мной поговорить?
— Если не возражаете.
— Не возражаю. Только подальше от этого заведения, — кивнул Ильичев в сторону управления.
— Боитесь слежки?
