Проклятье!
Должно быть, она все-таки ошиблась и следовало идти в другом направлении. Магдалена собралась уже возвращаться, но тут почувствовала под ногой что-то металлическое. Она наклонилась и пошарила по полу. Рука коснулась железной решетки. Вонь, казалось, шла прямо оттуда. Кроме того, из отверстия едва уловимо тянуло сквозняком, и с ним проникал запах гнили. Магдалена напряженно прислушалась. Снова плач, в этот раз еще громче! Она потянула за решетку. Может, удастся ее поднять, тогда…
Кто-то схватил Магдалену за плечо и резко развернул. Она вскрикнула, но другая рука мгновенно зажала ей рот. Ее приподняли и потащили обратно. Женщина яростно вырывалась, но это было бесполезно, противник оказался куда сильнее. Когда они приблизились к коридору, освещенному факелами, Магдалена наконец разглядела нападавших.
Двое венецианцев.
Словно мешок, они бросили Магдалену на пол. Один из них ударил ее ногой по голове. У женщины потемнело перед глазами, и она едва не потеряла сознание. Когда в голове немного прояснилось, над ней уже стояли ван Уффеле с Йозеффой и настороженно смотрели.
– Говорила я тебе, что с ней что-то не так? – заговорила Йозеффа. – Это не просто деревенская девчонка. Так нет же, тебе бы только на ее титьки пялиться… Все вы, мужики, одинаковые! – Она пренебрежительно хмыкнула. – Если б я с самого начала ее не заподозрила, она бы точно от нас ускользнула. Хорошо, что я следом отправила венецианцев, как только заметила, что кого-то не хватает…
– Хм, но если она не беглая служанка, то кто же? – спросил ван Уффеле. Он пнул Магдалену в живот, и она задохнулась. – Говори, потаскуха! Кто тебя подослал?
– Может, она шпионит для кого-то из наших кредиторов? – предположила Йозеффа, глядя на стонущую Магдалену так, словно перед ней корчилось насекомое. – А может, даже для аугсбургцев… Очень уж они зарятся на наши секреты.
– Неважно, кто она, но от нее надо избавиться, – прорычал ван Уффеле. – Мы сейчас не можем позволить себе промахов. Andiamo, portala via!
Последние слова были адресованы венецианцам. Те подняли Магдалену, точно сломанную куклу, и потащили в левый коридор. Там отворили дверь в одну из камер, заваленную ящиками и мотками пряжи, и втащили ее внутрь. Магдалену еще мутило после ударов. Сквозь пелену она увидела, как ван Уффеле откупорил пузатую бутыль. В следующий миг Йозеффа зажал ей нос.
– Свиньи! – закричала Магдалена. – Вы… вы…
Больше она ничего не смогла выкрикнуть – в горло полилось что-то жгучее. Это была крепкая настойка. Магдалена кашляла и плевалась, но в конце концов ей пришлось глотнуть, чтобы не захлебнуться.
– Пей, дорогуша, пей, – хихикнула Йозеффа, в то время как ван Уффеле вдавил горлышко Магдалене в самую глотку. – Глоточек за милого ван Уффеле, потом за меня, и по глоточку за этих оборванок в спальне. Чудно вы все выдумали… Видит Бог, скоро ты затоскуешь по тому дню, когда я пустила тебя за станок!
Настойка горячим воском лилась в горло. Магдалена вдруг подумала о Симоне. Он оказался прав – из этой мануфактуры открывались врата в преисподнюю.
Она мысленно попрощалась с мужем.
10
Ау,
утро 7 февраля 1672 года от Рождества Христова
– Думаю, мы уже достаточно подождали. Больше никто не придет.
Дайблер тоскливым взором обвел участников собрания. Вернее, тех, кто еще остался. Несколько мест за столом пустовали, и лишь оловянные кружки напоминали об их владельцах. И у стены, где обычно сидели подмастерья и ученики, множество стульев оказалось незанято. Когда стало очевидно, что некоторые из палачей отбыли посреди ночи, среди собравшихся поднялся ропот. Из страха оказаться на эшафоте вслед за мастером Гансом они, вероятно, сбежали вопреки данному обещанию.
Якоб последним присоединился к собранию. Он до последнего надеялся, что Магдалена вовремя вернется с мануфактуры. Пока особых поводов для тревоги не было. Они условились, что дочь до полудня даст знать о себе. Тем не менее Куизль решил сегодня не притрагиваться к пиву. Вполне возможно, что позднее ему понадобится трезвый рассудок.
– Не хватает Михаэля Рознера из Ингольштадта и Людвига Хамбергера из Ансбаха, – заговорил Дайблер, оглядев печальное сборище. – Конрада Неера тоже нет. Значит, теперь нас осталось только восемь.
Иоганн Видман из Нюрнберга язвительно рассмеялся.
– Ха, при этом Неер еще вчера настоял на том, чтобы мы продержались вместе еще два дня… А теперь сам хвост поджал!
– Это и в самом деле странно, – тихо проговорил Дайблер. – Будем надеяться, что с ним ничего не случилось.
– В каком смысле? – Бартоломей, сидевший справа от Дайблера, поставил кружку, которую поднес было ко рту. – Господи, уж не думаешь ли ты…
– Ну а какой может быть еще смысл? – скрипучим голосом спросил Каспар Хёрманн.
Палач из Пассау выглядел совершенно изможденным, его красный нос буквально горел. Должно быть, они с сыном пили всю ночь напролет.
– А я скажу вам, что произошло, – продолжал Хёрманн, едва ворочая языком. – Горожане сцапали еще одного нашего! Дьявол, нам всем надо было убраться отсюда, как Рознер и Хамбергер. Кто знает, кого они прикончат следующим! – Он с трудом поднялся и вскинул правую руку, словно пьяный проповедник. – Вот что я скажу вам, родичи…
Тут раздался жестяной лязг: другой рукой Хёрманн опрокинул полную кружку. Он сердито вытер рукавом пивную лужу, а потом принялся слизывать со стола остатки. Куизль, сидевший рядом, брезгливо отодвинулся.
– Говенный город! – невнятно пробормотал Хёрманн и вытер губы. – Богом проклятый сраный город этот ваш Мюнхен. Всюду только шум, разодетые щеголи и полоумные. Только пиво здесь и радует, да и оно все дорожает…
– Воистину было бы счастьем, если б ты пил поменьше, – заметил Дайблер. – Хёрманн, ты позоришь наш Совет!
– Ну, не так уж и велик этот наш Совет, – ввернул Маттеус Фукс. – Теперь, когда и Неер, вероятно, горит в аду…
– Чепуха! Если б горожане расправились с кем-то из наших, мы давно об этом услышали бы, – возразил Филипп Тойбер, сидевший возле Фукса, почесав растрепанную бороду. – Нет, мне кажется, Неер просто-напросто смылся.
– Или кто-то другой свел с ним счеты, – насмешливо добавил Иоганн Видман и взглянул на Куизля, который не произнес еще ни единого слова. – Ну, что скажешь, Якоб? Может, Неер выяснил, что ты прикончил Ганса? И теперь настала его очередь? Кто же будет следующим?
Бартоломей вскочил, перегнулся через стол и ухватил Видмана за воротник.
– Только попробуй еще раз назвать моего брата убийцей! – прошипел он. – Мы, может, и не ладим между собой, но я никому не позволю оскорблять Куизлей, ты меня понял? Особенно какому-то нюрнбергскому хлыщу, вообразившему себя палачом!
– Брось, Бартоломей, – проворчал Якоб. – Не марай ты об него руки.
Он усадил брата на место, и Видман тяжело опустился на стул.
– Нам бы лучше подумать, что могло случиться с Неером, – продолжил палач из Шонгау. – Насчет Рознера и Хамбергера можно было еще вчера догадаться. Они ведь не пожелали остаться еще на два дня. А вот Неер? Ему непременно хотелось остаться, хотя бы из-за Барбары… – Он досадливо встряхнул головой и пробормотал скорее для себя: – Черт, а я думал, что уже сегодня смогу назвать его зятем.
– Если мне дадут слово…
Со стула у стены поднялся Георг. Все восемь палачей сердито уставились на него.
Дайблер хотел было осадить его, но потом лишь махнул рукой.
– Нечасто бывает, чтобы на Совете Двенадцати выступал простой подмастерье. Хотя этот Совет и без того превратился в фарс… Прошу.
– Я… вчера вечером разговаривал с Барбарой, – неуверенно начал Георг. – Она говорила, что во время прогулки Неер повел себя как-то странно. Он, видимо, встретил какого-то знакомого, и тот здорово его напугал. А потом Неер просто взял и ушел. И больше не возвращался.
– Что значит больше не возвращался? – нетерпеливо спросил Куизль.
