Симон отпрянул. Он понял, что Агнес ничего ему больше не скажет. Кроме того, откуда-то из глубин подвала послышались шаги.
– Магдалена жива, – произнес он тихо, скорее для себя самого, и медленно поднялся, опираясь о стену. – Нет, я не верю, что она мертва.
Но сомнение маленьким злобным червем начинало грызть его изнутри.
– Не верю, – повторил он глухим голосом.
Симон развернулся и как пьяный поплелся по безлюдному переулку, не в силах решить, что ему теперь делать.
* * *
Семеро палачей сидели на своих местах и наблюдали за Каспаром Хёрманном в последние мгновения его жизни.
Палач из Пассау еще слабо вздрагивал. В последний раз, когда Куизль склонялся над ним, он с трудом уловил его дыхание. Только глаза мигали, как две свечи на ветру, метались то в одну сторону, то в другую, словно высматривали убийцу своего хозяина. Подмастерьев между тем выпроводили, и воцарилась полная тишина. К пиву никто больше не прикасался. Хёрманну невозможно было помочь, и семеро палачей своим молчанием отдали дань уважения своему родичу. Все они были орудиями смерти и обращались с ней на свой лад.
– Черт возьми, пусть кто-нибудь положит этому конец! – проговорил Иоганн Видман, глядя на вздрагивающее тело Хёрманна; он побледнел и нервно грыз ногти. – Я этого не вынесу!
– Ждать уже недолго, – проворчал Куизль и понюхал пивную лужу на столе. – Воронец действует быстро. Но если тебе невтерпеж, Иоганн, можешь свернуть бедняге шею.
Видман промолчал и вновь занялся своими ногтями.
Тщательно, как собака, обнюхав лужу, Куизль поднялся и подошел к Хёрманну. Как и в прошлый раз, склонился над умирающим, чтобы вытереть холодный пот со лба, затем приложил ухо к его груди.
– Сердце едва бьется, – сообщил он. – Сомневаюсь, что он вообще что-либо воспринимает.
– Но эти глаза, – прошептал Маттеус Фукс. – Вы посмотрите на его глаза! Просто ужас.
– Мы уже не в силах ему помочь, – вздохнул Дайблер, сидевший во главе стола. – Но мы можем отомстить за него, разыскав убийцу. Здесь и сейчас. – Он выдержал многозначительную паузу. – Потому что ясно одно: убийца по-прежнему в этой комнате.
– Хочешь сказать, кто-то из нас прикончил Хёрманна? – спросил Йорг Дефнер. Одноглазый палач из Нёрдлингена до сих пор не произнес ни слова, но теперь ему стало явно не по себе. Его единственный глаз нервно подергивался.
– Вот умник! – Бартоломей пренебрежительно фыркнул. – А как иначе? Пиво было отравлено! Выходит, кто-то во время собрания подсыпал в кружку яд. А умереть, кстати, должен был мой брат. Вот я и думаю, кому из присутствующих хотелось свести счеты с Куизлем… – Он взглянул на Иоганна Видмана. – Ты всегда зуб на нас точил, признай! И столько лет не желал принимать Якоба в Совет. А теперь, когда его дочь приструнила тебя на глазах у всех, ты решил отомстить и отравить его. Прав я или нет?
– Как ты смеешь! – вскинулся Видман. – Это… это злостная клевета. За это мои подмастерья плетьми прогонят тебя по улицам!
– Ты не у себя в Нюрнберге, где они зад тебе целовать готовы, – вмешался Филипп Тойбер. – Так что возьми себя в руки, Иоганн. – Затем он повернулся к Бартоломею: – Хотя я тоже считаю, что подобные заявления нам следует держать при себе.
– Но если это так, – упорствовал тот. – Видман в последние дни уже несколько раз пытался обвинить Якоба. Из этого ничего не вышло, вот он и решил воспользоваться ядом…
– Довольно! – вскричал Дайблер. – В конце-то концов! – Он вскочил и со злостью ударил по столу. – Вот уже несколько дней вы ведете себя как стая гадюк! Люди зовут нас нечестивыми, и они правы. Мы позорим нашу гильдию! Наш родич при смерти…
– Он мертв, – перебил его Куизль.
– Что ты сказал?
Злость Дайблера угасла так же быстро, как и вспыхнула. Теперь он смотрел на Якоба, присевшего на колени рядом с Хёрманном.
– Я сказал, он мертв. Сердце наконец-то остановилось.
Хёрманн теперь совершенно затих, глаза тоже перестали двигаться, и в облике его проступило какое-то умиротворение. Куизль закрыл ему веки и вытер губы от рвотных масс. Могло даже показаться, что Хёрманн просто спит.
– Слава Богу! – вырвалось у Видмана. – Просто невыносимо было смотреть на его глаза.
– Наверное, потому, что они то и дело глядели на убийцу, – съязвил Бартоломей.
– Успокойся, Бартоломей. – Якоб поднялся и взял со стола свою кружку. – Руганью и криками убийцу не разоблачить.
Он сунул нос в кружку и принюхался, при этом громко пыхтя и причмокивая.
– Я с такими методами, наверное, так и не свыкнусь, – пробормотал Дайблер.
Остальные палачи тоже следили за действиями Куизля с любопытством и некоторой долей отвращения.
Якоб наконец закончил обнюхивать кружку.
– Воронец, как я и сказал, – проговорил он. – Известный также как борец или аконит. Даже прикоснувшись к нему, можно отравиться. И уж тем более если выхлестать целую кружку.
Куизль перевернул кружку. Из нее тонкой струйкой вытекли остатки пива.
– Выпито до дна. И все-таки кое-что осталось.
– То есть как? – спросил Йорг Дефнер.
Палач из Шонгау наклонил кружку, чтобы каждый мог заглянуть в нее.
– Видите, на дне осталось что-то темное? Судя по запаху, это дикий мед, смешанный с ядом. Убийца смазал кружку изнутри. Кружка оловянная, так что со стороны ничего не заметно. А потом яд растворился в пиве, – Куизль усмехнулся. – Из-за меда сложно что-то разобрать, особенно в таком вкусном мюнхенском пиве. Хмель, солод, аконит, ваше здоровье!
– Постой-ка! – вмешался Тойбер. – На это нужно время. Хочешь сказать, убийца заранее подготовил кружку?
Куизль кивнул и повернулся к Дайблеру.
– В первый день, когда мы только собирались, кружки раздавал ты. Это знак нашей принадлежности к Совету. Где ты держал их после этого?
– Хм… если честно, я никуда их не убирал, они всегда тут стояли, – пожал плечами Дайблер. – Никто не притронется к кружке палача, это сулит несчастье. Так что я не опасался, что кто-то их украдет.
– Проклятье! – прошипел Маттеус Фукс. – Выходит, кто угодно мог прийти сюда и измазать кружку?
– Например, Конрад Неер, – сказал Йорг Дефнер, и глаз у него нервно дернулся. – Может, поэтому он убрался по-тихому?
– Да, это мог быть Конрад Неер, – проговорил Куизль. – Как и любой из нас. Все, кроме Дайблера, ночуют здесь. Все, что нужно, это пробраться сюда посреди ночи и намазать кружку ядовитым медом. Большого ума здесь не нужно… – Он почесал нос. – Поэтому вопрос не в том, кто это сделал, а зачем он это сделал. И я, кажется, уже знаю ответ.
Тут Якоб показал на мертвого Хёрманна.
– Но, по-моему, самое время позвать стражников. А то, чего доброго, явится хозяин, и мы все окажемся на эшафоте как отравители.
* * *
– По-твоему, она когда-нибудь выйдет?
Пауль вопросительно посмотрел на брата, поигрывая маленьким ножом, взятым из дома. С полудюжиной других мальчишек они караулили на углу Швабингской улицы, недалеко от ворот резиденции. Несколько раз их уже прогоняли стражники. Но ребята просто перебегали на другое место, и солдаты вскоре махнули рукой.
– Кронпринц сказал, что его нянька собиралась за покупками, – Петер пожал плечами. – Наверное, пойдет к портному в Граггенау, а потом к ювелиру.
– Слышали? – хихикнул Зеппи, маленький мальчик с веснушчатым лицом. – Ему сам кронпринц об этом сказал!
– Конечно. А я вчера, пока облегчался, в кайзера через плечо поплевал, – добавил худой мальчишка, которого все звали Мозером. Он известен был своими едкими насмешками.
Остальные засмеялись, но Пауль резко свистнул, и все мгновенно затихли. Он свирепо уставился на мальчишек.
– Если мой брат сказал, что знаком с кронпринцем, значит, так оно и есть, – произнес он твердым голосом. – Кто-то хочет поспорить? Я жду!
Пауль выставил перед собой нож, и мальчишки невольно отступили. Петера всегда изумляло, как Паулю удавалось приструнить даже старших ребят. Другие словно бы чувствовали, что этот восьмилетний мальчик не просто так сотрясает воздух словами и готов, если дойдет до этого дело, пустить нож в ход. По виду Пауля несложно было догадаться, что ему не раз приходилось им пользоваться. Кроме того, ребята знали, что их дед – самый настоящий палач, да к тому же очень большой и свирепый. По крайней мере, к Паулю следовало проявлять должное уважение.
