чем у египетской домашней кошки.
— Чилба - это твое имя? — прошептал я. — Замечательный Чилба. Хороший Чилба.
Передвигая руку очень медленно, я коснулся челюсти льва, затем его темных губ. Его веки дрогнули, но он все еще дремал. Я просунул пальцы между губами и коснулся зубов, которые показались мне твердыми, огромными и очень острыми под кончиками моих пальцев.
Я с трудом сглотнул и сделал быстрый, глубокий вдох. Затем положил конец веревки рядом с собой и обеими руками разжал челюсти льва. К моему изумлению, зверь позволил мне сделать то, что я хотел, хотя он тихо фыркнул и его веки дрогнули.
Я заметил острый клык с зияющей черной дырой. Именно эта полость испускала ужасное зловоние. Я взялся рукой за зуб и почувствовал, как он задвигался в лунке, как будто был почти готов оторваться от десны.
Удерживая челюсти раздвинутыми только указательным и большим пальцами, я потянулся к веревке. В этот момент мне не хватало третьей руки, но, тем не менее, мне удалось медленно и осторожно обвязать несколько тонких концов веревки вокруг поврежденного зуба.
Я слышал, как мужчины шептались и ахали надо мной, но никто не смеялся и не повышал голоса.
Когда я закончил, веревка была прочно прикреплена к зубу.
Я медленно поднялся и отступил от дремлющего льва.
— Менкхеп, — сказал я, не сводя глаз со льва и понизив голос, — можешь ли ты сбросить мне еще одну веревку, чтобы я мог подняться наверх, не потревожив Чилбу?
Он опустил мне еще одну веревку, затем мужчины по обе стороны от него присоединились к нему, крепко держа другой конец. Я взялся за веревку и поднялся по земляной стене ямы, используя последние силы, чтобы переставлять ноги. Наконец я добрался до вершины, где десятки рук подняли меня и перевалили через бортик.
Не говоря ни слова, Менхеп передал мне конец второй веревки и отступил назад, так что я один все держал эту веревку.
Я посмотрел вниз на Чилбу, который все еще дремал, а затем через яму на Артемона. Он больше не улыбался; выражение на его лице было трудно прочесть. Был ли он впечатлен или недоволен моей инициативой? Мне пришло в голову, что я мог бы отдать ему веревку, чтобы он сам мог совершить следующий шаг, но, когда я слегка приподнял ее, как бы предлагая, он, казалось, сразу понял этот жест и отклонил его легким покачиванием головы и очень легким взмахом руки.
Менхеп похлопал меня по спине: — Давай, посмотрим, как ты это сделаешь, — сказал он. По толпе эхом, пробежал ропот.
— Да, сделай это! — сказал Джет, который теперь стоял рядом со мной, глядя на меня вверх. Его глаза стали больше, чем когда-либо.
Я посмотрел на Артемона. Он медленно кивнул.
Я намотал лишнюю длину на предплечье, медленно натянул веревку и слегка потянул. Узлы, которые я завязал вокруг зуба, держались крепко. Чилба сморщил нос, зажмурил глаза и потянулся вверх одной лапой, как будто движение веревки щекотало его губы.
— Все лучшее делается быстро, - прошептал я, цитируя старую этрусскую пословицу. — Отойдите все. — В течение нескольких ударов сердца я подержал веревку натянутой, затем сильно дернул.
Зуб не вырвался.
Вместо этого в одно мгновение Чилба вскочил на ноги, громко заревев и пытаясь смахнуть веревку передними лапами. Веревка была крепко обмотана вокруг моего предплечья; она не высвобождалась. Чилба попятился, сильно натянув ее. Моим единственным выходом было отступить, но я быстро понял, что лев сильнее человека. Я пошатнулся на краю ямы, чуть не упав в нее.
Менхеп схватил меня за одну руку. Джет схватил меня за обе ноги. Другие подхватили меня, а затем, в следующее мгновение, мы все повалились назад.
Джет отскочил в сторону - и это хорошо, иначе я бы его раздавил. Я тяжело приземлился на спину.
Как щелкнувший кнут, дальний конец веревки вылетел из ямы. Львиный зуб, все еще прикрепленный к ней, полетел в мою сторону, как снаряд пращи. Я видел, как он приближается, и подумал, что он, должно быть, попадет мне прямо между глаз, но он попал немного выше.
Боль была такой острой, что я вскрикнула и схватилась за лоб. Клык лишь слегка вошел в плоть. Он высвободился от моего прикосновения. Я держал его перед собой и сморщил нос от запаха. На моих пальцах была кровь, то ли моя, то ли ото льва, то ли от обоих, я не мог сказать.
Обеспокоенные лица Менхепа и Джета нависли надо мной, затем оба отошли, когда их место занял Артемон. Его улыбка вернулась. Он указал на мой лоб.
— Боюсь, что у тебя останется шрам. Хa! Ты можешь говорить, что тебя укусил лев, и вряд ли это будет ложью.
Он схватил меня за руку и поднял на ноги. Я неуверенно покачнулся.
— И из этого зуба получится прекрасный трофей, если его немного почистить. А ну ка, Пекуний, позволь мне взять его. Я прикажу обработать его для тебя и подвесить на цепочке. Ты можешь носить его на шее в качестве сувенира.
Из ямы я услышал рев Чилбы - совсем другой звук, более сильный и менее жалобный, теперь, когда ему вырвали зуб.
Рев льва был заглушен ревом мужчин, которые подняли меня и несли на своих плечах всю обратную дорогу до «Гнезда Кукушки».
Остаток дня моего посвящения был отмечен употреблением большого количества вина и пива. Время пролетело как в тумане. Исмены нигде не было видно. Как, конечно, и Бетесды, женщины, которую я больше всего желал увидеть и прикоснуться к ней после того, как так близко столкнулся со смертельной опасностью. Даже в пьяном состоянии мне удалось сдержать свое желание подойти к ней, и я не произнес ничего, что могло бы меня выдать.
Меня научили ряду секретных сигналов, которые использовала банда Кукушонка. Некоторые из них представляли собой обрывки всякой ерунды: я должен был произнести первую половину определенной бессмысленной фразы, и
