— Их к чему-то готовили?
— Не могу знать…
— Но ведь она зачем-то приходила?
— Мадемуазель поначалу была весьма активна… Затем надолго исчезла. И появилась только в тот день, когда…
— Что?
Хозяин магазина молчал, испуганно глядя на Гришина. Тот сделал шаг к нему, недобро поинтересовался:
— Вас что-то смущает?
— Нет.
— Так говорите. В какой день мадемуазель появилась?
Грибов теперь уже без разрешения потянулся за графином, налил воды, выпил. Затем с отчаянием тихо промолвил:
— В тот день, когда она всех перестреляла.
— Что?.. Что вы сказали?
— Стреляла мадемуазель… И никого живым не оставила. Меня почему-то пожалела. А может, не успела.
Егор Никитич от такого поворота сюжета присел на стул, осмысливая услышанное.
— Имя мадемуазель знаете?
— По имени никто ее не называл. Просто мадемуазель…
— Внешность помните? Какие-нибудь особенности лица?
— Не заметил.
— Шрам, увечье?
— Не видел. Она всегда прикрывала правую половину лица прядью волос.
— Еще что-нибудь. Увиденное, услышанное.
— Могу только домыслы. Будто она была когда-то прославленной артисткой, но затем ее судьба сложилась весьма плачевно.
— Имя артистки не помните?
— Не интересовался, господин следователь.
Гришин помолчал, затем всем корпусом развернулся к Грибову:
— Вы упомянули девицу по имени Ирина. Чистильщицу!
— Да, — кивнул Грибов.
— Она расстреляла эсеров!
— Ее во время расстрела там не было.
— Она была и расстреляла!.. Вы поняли меня? А о мадемуазель артистке вы мне не рассказывали! И вообще никому о ней ни слова! Вы все забыли! Ее там не было!
— Но меня будут вновь допрашивать — могу не выдержать.
— Допрашивать вас буду только я. И только я могу не допустить пыток. Поэтому еще раз предупреждаю — на последующих допросах трепитесь о ком угодно, только не о мадемуазель артистке. Ее там не было, вы ее не видели, она не стреляла. Ирина стреляла! А брякнете не то, тогда уж пеняйте на себя.
Егор Никитич вошел в кабинет Икрамова последним. Здесь уже присутствовали сыщик Миронов, следователь Потапов, а также следователь жандармского управления Дымов Иван Иванович.
— Простите, ваше высокородие, задержался по семейным обстоятельствам, — произнес Гришин, стараясь отдышаться.
— По-моему, других обстоятельств у вас не бывает, — усмехнулся князь.
— К сожалению. Семья — счастливое падение в ад.
Ибрагим Казбекович бросил на него удивленный взгляд, но комментировать не стал. Взял со стола листок с пометками, взглянул на собравшихся.
— Нам, господа, предстоит обсудить три важные новости, хотя о них, полагаю, вы уже кое-что знаете. Как минимум из газет. Первая — расстрел эсеров на конспиративной квартире. — Он посмотрел на Дымова. — Ваше мнение, Иван Иванович?
Тот неуверенно поворочался в кресле.
— Происшествие более чем загадочное. Структура была настолько законспирирована, что даже мы о ней не имели никакого представления. — Дымов на секунду задумался, улыбнулся чему-то. — Мне почему-то кажется, что здесь может быть замешана женщина.
— В каком качестве? — удивился князь.
— Как мстительница, как реванш, как протест… Если в организации состояли женщины, то любое происшествие можно объяснить особенностями слабого пола.
— Позвольте, ваше высокородие? — вмешался Гришин. — По моим сведениям, в организации женщина была, но, если позволите, об этом после общих вопросов.
— Интригует, Егор Никитич, — добродушно засмеялся Дымов. — Как всегда, одеяльце на себя!
— Учусь у вас, Иван Иванович.
— Господа, давайте к общим вопросам, — постучал карандашом по столу Икрамов и обратился к Дымову: — Что на квартире было обнаружено?
— Типография, склад бумаги, отпечатанные газеты, листовки, прокламации.
— Оружие?
— Пять фугасов, семь бомб, четыре револьвера марки «Браунинг» и две винтовки.
— Кого из убитых удалось опознать?
— Убиты двое. Их удалось опознать. — Иван Иванович открыл папку. — Это, прежде всего, глава организации Губский Ефим Львович, находящийся в розыске, а также представитель Центрального комитета эсеров Портнов Борис Семенович, также находящийся в розыске.
Князь повернулся к Гришину:
— Кажется, сегодня вы допрашивали одного из террористов?
— А когда же о дамах, господа?! — воскликнул Дымов, и все рассмеялись.
— Дамы сейчас будут, — пообещал Гришин. — Да, я допрашивал. Но не террориста, ваше высокородие. Допрашиваемый является всего лишь хозяином магазина, в котором располагалась конспиративная квартира.
— Он сдавал помещение внаем?
— Так точно.
— Странно, — удивился Потапов. — Человек укрывает преступников, и при этом не является террористом. Кто же он в таком случае?
— Согласно букве закона — свидетель.
— И как давно вы эту букву чтите?
— С того самого дня, когда впервые переступил порог следственного управления, Георгий Петрович! — огрызнулся Гришин.
— Господа! — остановил их Ибрагим Казбекович. И снова обратился к Гришину: — Все-таки какую-то информацию от допрашиваемого вам удалось получить?
— Безусловно. Хозяин магазина назвал некоторые имена, которые должны заинтересовать следствие. Я предоставлю вам список.
— Они эсеры?
— Скорее сочувствующие. Особенно если судить по фамилиям.
— То есть деньги?
— Деньги, связи, а подчас даже непосредственное участие в акциях.
— Назовите сочувствующих.
Егор Никитич пожал плечами, с ухмылкой произнес:
— К примеру, граф Константин Кудеяров.
— О графе нам известно давно, — произнес жандармский следователь.
— Если известно, почему не провели работу, не задержали? — спросил князь.
— Во-первых, фамилия… Любое посягательство на его свободу вызвало бы самую бурную реакцию в обществе. А во-вторых, не было серьезных оснований. Ждали чего-то экстраординарного.
— Вот и дождались.
— Хотелось бы узнать, кого еще назвал хозяин магазина, — полюбопытствовал Потапов.
— Барона Красинского.
— Тоже у нас на примете, — снова заявил Дымов.
— Я у вас еще не на примете? — язвительно спросил Гришин.
— Пока нет, но в нашей жизни все возможно. Как говорится, поживем увидим.
— Благодарю за перспективу, Иван Иванович.
Икрамов сделал пометки на листке, посмотрел на Гришина:
— Если не ошибаюсь, барон — заядлый театрал?
— Совершенно верно, — кивнул тот. — Он часто посещает театры, но предпочтение отдает прежде всего оперетте.
— У него там пассия?
— Такой информации не имею.
— Мы как-то совсем ушли от женщин, — подал голос Миронов. — Может, все-таки развяжете интригу, Егор Никитич?
— Попытаюсь, — ответил тот. — Допрашиваемый обозначил одну девицу, входившую в круг революционеров.
— Кто же она?
— Некая Ирина. Как предполагает хозяин магазина, она в организации выполняла роль чистильщицы.
— То есть? — поднял брови Икрамов.
— Подчищала ряды организации, ваше высокородие. Убирала неблагонадежных и отработанных.
— Так, может, она как раз и убрала неблагонадежных и отработанных?
— Я как раз и склоняюсь к этому, — кивнул следователь. — Особенно если вспомнить расстрел эсера Беловольского по пути из Крестов. В нем также принимала участие некая девица… Возможно, та самая Ирина. Завтра же мною будет дано предписание на поиск указанной особы.
— Портрет ее составлен?
— Да, с помощью хозяина магазина.
Князь помолчал, усваивая услышанное, взглянул снова в листок с пометками.
— Барона Красинского взять под плотное наблюдение. Графа Кудеярова…
— Константина Кудеярова, — уточнил Потапов. — Не следует путать с Петром.
— Константина Кудеярова в ближайшие дни доставить в управление и провести следственно-дознавательные действия. — Икрамов опустился в кресло, обвел взглядом присутствующих. — Теперь вторая новость… На Сахалине совершен очередной побег.
— Ну, это уже не новость, а добрая традиция, — хохотнул Дымов. — Было бы даже странно, если оттуда кто-то не бежал.
— Это, господа, не просто побег, а побег в чем-то уникальный. Сбежал бывший начальник поселка каторжан.
От такой информации Миронов даже негромко присвистнул.
— Кто ж его, бедолагу, довел до такого?
— Нашелся такой человек.
— А фамилию бежавшего можно узнать? — нетерпеливо спросил жандармский следователь. — На моей памяти ничего подобного еще не случалось.
— Поручик Гончаров Никита Глебович.
В кабинете повисла тишина, после чего Потапов неуверенно произнес:
— Сын Глеба Павловича Гончарова? Как такое могло случиться?
