Икрамов усмехнулся:
— Любовь. Влюбился в каторжанку… — здесь князь сделал паузу. — В дочку Соньки Золотой Ручки. Помог им бежать, затем последовал их примеру.
— Поймать мерзавца, выпороть и лет на десять опять на Сахалин! — с искренним возмущением воскликнул Миронов.
— Простите, ваше высокородие, — спокойным тоном обратился к князю Гришин, — а о самой Соньке и ее семейке какие-нибудь сообщения поступали?
— Да, поступали, — ответил тот. — И это еще одна новость, о которой я хотел вам доложить. Они уже в Одессе. Их видели ваши филеры, Мирон Яковлевич.
— И не задержали? — возмутился тот.
— Задержали, но только отца семейства. Самой же Соньке и ее дочери удалось скрыться.
— Охламоны чертовы! — выругался Миронов. — Теперь поймай их в этой Одессе!
— Целесообразно было бы вбросить информацию газетчикам, будто задержан не только муж воровки, но и она сама с дочкой, — вдруг предложил Гришин.
Все удивленно повернулись в его сторону.
— Что даст дезинформация? — спросил Икрамов.
— Подельники воровки, даже если не поверят, будут осторожнее в попытках помочь ей. Кроме того, сообщник заставит Соньку понервничать и, как вариант, вынудит совершить ошибочные шаги. Ну и наш авторитет в глазах обывателя сразу вырастет на несколько порядков, — следователь насмешливо посмотрел на присутствующих.
— Это что-то новое в практике Департамента полиции, — под общее оживление заметил Икрамов. — Думаю, стоит об этом доложить господину министру!
— Не забудьте уведомить, кто является автором новшества, — с такой же насмешкой сказал Егор Никитич. — Претендую на лавры изобретателя.
— Все свободны, — объявил Казбек Ибрагимович, — кроме господина Гришина.
Когда остальные сотрудники покинули кабинет, он подошел к приподнявшемуся со стула следователю.
— Прошу наш разговор считать конфиденциальным.
— Таковым он и является, ваше высокородие.
— Мне показалось, в своем докладе о происшествии на квартире эсеров вы излишне упорно педалировали на девице-чистильщице.
— Что вызвало такое замечание, князь?
— Не могу объяснить. Пожалуй, интуиция.
— У вас к делу некий личный интерес?
— Ничего личного… Просто как-то не верится, что в этой компании была всего лишь одна женщина.
— Мне известно только об одной. О некоей Ирине. Но при следующем допросе я могу уточнить показания хозяина магазина.
— Не следует уточнять, — слишком поспешно ответил князь и тут же взял себя в руки. — При следующем допросе, Егор Никитич, я желаю присутствовать лично.
— Как прикажете, ваше высокородие. — Гришин едва заметно усмехнулся.
Мирон Яковлевич и следователь Потапов вышли на улицу из следственного управления, раскланялись, и каждый двинулся своей дорогой.
Миронов подошел к поджидающему его автомобилю, занес ногу на ступеньку и услышал:
— Господин Миронов!
В недоумении он оглянулся, не совсем понимая, откуда шел голос, решил, что показалось, но его вновь окликнули:
— Мирон Яковлевич!
Теперь он увидел, кто его звал. Это была мадам Гуральник. Она сидела в закрытой пролетке чуть в сторонке от входа в управление и нетерпеливым жестом просила его подойти.
Крайне удивленный, сыщик махнул водителю, чтобы тот подождал, направился к даме.
Мадам выглядела крайне растерянно и встревоженно.
— Вы совсем сошли с ума! — рассерженно прошипел Миронов. — Какая нелегкая притащила вас сюда?
— Пожалуйста, без крика и ругани! — ответила та и кивнула на место рядом с собой. — Присядьте.
Миронов забрался в пролетку и недовольно спросил:
— Вас никто не засек?
— Я старалась.
— Какой черт «старалась», если торчите на глазах всей публики?!
— Мирон Яковлевич, я сейчас вытолкну вас, и на этом наш разговор будет закончен!
— Хорошо, что у вас стряслось?
— Дело касается расстрела эсеров.
— Вы были там в это время?
— Я опоздала на каких-то пару минут. Но я увидела ее! Я готовилась покинуть пролетку и увидела ее, бегущей из магазина.
— Ее — это кого?
— Мадемуазель Бессмертную.
— Кого?
— Мадемуазель Бессмертную.
— По-вашему, она расстреляла подпольщиков?
— Да, она.
Мирон Яковлевич на какое-то мгновение потерял дар речи.
— Послушайте, мадам… Это же полная чепуха!
— Вы полагаете, я рискнула приехать сюда ради чепухи?
— Но почему именно она?.. А если это сделал кто-нибудь другой? Например, Ирина! Чистильщица!
— Я ее знаю. С ней я встречалась за час до событий.
— Но это фантазия, сударыня! Бессмертная — артистка! Глупая и беспомощная! С чего вы взяли, что стреляла именно она?
— Она бежала!
— А может, она бежала от ужаса?! Чтоб ее тоже не кокнули!
— Поверьте мне, так от ужаса люди не бегут. Так бегут убийцы.
— После Бессмертной вы были в комнате, где случилась бойня?
— Нет, не рискнула.
— Вот видите?.. А утверждаете черт-те что!
— В таком случае мне сказать вам больше нечего, — обиженно произнесла мадам. — Всего доброго.
Пролетка укатила. Миронов постоял в некотором раздумье и замешательстве, садиться в авто не стал и направился вновь в управление.
Был вечер. Город постепенно расслаблялся, готовился к отдыху. Проносились пролетки с барышнями и кавалерами, их обгоняли нагловатые автомобилисты, пугающие лошадей и прохожих дикими звуками клаксонов.
Напротив въезда во двор дома Кудеяровых стояли две крытые пролетки, в каждой из которых находилось по два агента сыскного отдела. Они наблюдали за воротами уже пару часов, однако со двора никто пока не выезжал, поэтому от безделья приходилось лениво болтать о всяких пустяках, курить, лузгать завалявшиеся в карманах семечки.
Привратник у ворот тоже скучал, сидя на табуретке. Осовелыми глазами он осматривал улицу, дефилирующих дам и господ, зевал широко распахнутым ртом.
Вдруг агенты заметили, как привратник вскочил и бросился открывать ворота.
В глубине двора зарычал мотор, затем к открытым воротам подкатил шикарный автомобиль, при виде которого привратник вытянулся в струнку.
В машине сидел Константин Кудеяров.
Агенты спешно спрыгнули на землю, едва ли не бегом двинулись в его сторону.
Как только автомобиль выкатился из-под арки, ему немедленно перекрыли дорогу все четыре агента.
От такой наглости Константин даже привстал.
— В чем дело, господа?
— Это значит, что вы, граф, приглашаетесь в следственное управление Департамента полиции для беседы, — ответил старший из агентов и продемонстрировал соответствующую книжицу. — Просим оставить автомобиль и последовать с нами!
— Как вы смеете?.. Кто вам позволил подобное самоуправство?!
— У нас, граф, есть соответствующее решение прокурора Санкт-Петербурга. Просим в экипаж.
— Иван! — закричал граф привратнику. — Зови дворецкого!.. Весь двор зови! — и с силой оттолкнул агента. — Не смейте же! У вас будут неприятности, сударь!
— Не привлекайте к себе внимания, граф, — посоветовал старший агент и крепко взял его под руку. — В управлении во всем объяснитесь…
С двух сторон Кудеярова подхватили другие агенты и, упирающегося, что-то выкрикивающего, потащили к ближайшей пролетке.
От ворот за происходящим наблюдал весь испуганный и удивленный двор — привратник, прислуга, спешащий от дома дворецкий.
Константина с трудом затолкали в пролетку, кучер ударил по лошадям, и оба экипажа понеслись по Миллионной.
Примерно в то же самое время к Театру оперетты на скорости подкатил тарантас, в котором сидел Гришин.
Следователь заспешил по ступенькам ко входу в театр, в дверях пропустил каких-то господ, увидел на маршевой лестнице того, кто был ему нужен.
— Любезный! — позвал он Изюмова. — Пожалуйте на пару минут ко мне!
Тот немедленно узнал следователя, спустился в вестибюль, с вежливой настороженностью поинтересовался:
— Чего-с изволите, сударь?
— Мне необходим адрес госпожи Бессмертной.
От неожиданности бывший артист даже икнул.
— Госпожи Бессмертной?.. Но они более в театре не служат-с.
— Знаю, курья голова, — раздраженно ответил Егор Никитич. — Но вы-то должны знать, где проживает сейчас мадемуазель.
— И не знаю, и не должен знать, сударь.
Гришин вдруг вцепился в лацкан его сюртука, придвинул к себе:
— Ты все знаешь, сукин сын!.. Все знаешь!.. Называй адрес!
Николай с трудом отцепился от его рук, поправил прическу, отступил на шаг.
— Во-первых-с, не надо «тыкать». Я с вами коз-с не пас. А во-вторых, я не обязан отвечать на подобные вопросы каждому встречному.
— Я следователь следственного управления!.. И вы обязаны способствовать следствию!
