Рэйко захотелось закричать от страха, закрыть глаза, чтобы не видеть, как сталь рассечет ее горло, но дочерям самураев полагалось достойно встречать свою смерть. Трепеща под рукой Кумасиро, Рэйко беззвучно молилась за мужа и сына в надежде, что их души когда-нибудь встретятся. Потом она подняла глаза на Хару и приготовила себя к боли, крови и провалу в небытие.
В этот миг глухое рычание Хару переросло в яростный рев. Она развернулась и наотмашь рубанула мечом. Доктор Мива взвыл и согнулся пополам, держась за распоротый живот. Дзюнкецу-ин взвизгнула. Рэйко обомлела. Ухмылки Анраку как не бывало — ее сменила злобная гримаса.
— Хару! — рявкнул он.
Вереща как сумасшедшая, Хару кружилась и припадала к земле.
— Берегись! — Священники бросились врассыпную, сбивая друг друга с ног.
— Остановить ее! — приказал Анраку.
Кумасиро оставил Рэйко, вытащил короткий меч и бросился на Хару. Рэйко быстро подползла к Мидори и встряхнула ее.
— Просыпайся, Мидори-сан! Надо бежать!
— Рэйко-сан? — пробормотала подруга и открыла глаза. Осоловело оглядевшись, она нахмурилась и спросила: — Где это я? Что происходит?
— Долго рассказывать. — Рэйко усадила ее. — Идем!
Она взвалила Мидори на себя — отяжелевшую, неподатливую — и метнулась к двери.
— Взять их! — послышался окрик Анраку.
Кумасиро обернулся, увидел их и преградил путь.
— А ну положи ее! — прорычал он, замахнувшись на Рэйко. — И ни с места!
Рэйко попятилась, волоча за собой Мидори. Хару продолжала буйствовать. Доктор Мива лежал на полу мертвый. Дзюнкецу-ин, стоящая рядом, поставила Хару подножку, и та, споткнувшись, растянулась во весь рост. Меч вылетел у нее из рук и зазвенел по полу — прямиком к Рэйко, которая быстро подобрала его и выпрямилась.
— С дороги! — бросила она Кумасиро.
Тут в туннеле послышались крики, звон клинков и топот ног. Сейчас же в комнату ворвались самураи, тесня сектантов с мечами. Рэйко узнала Сано и его спутников. Ее сердце подскочило от радости.
— Хирата-сан! — вскричала Мидори.
Хирата, увидев ее, просиял, окликнул ее, в свою очередь, и снова кинулся в бой.
Анраку стоял на возвышении, со странным восторгом наблюдая за кружащимися в вихре противниками и мельтешением клинков. Восемь его священников сбежали, настоятельница забилась в угол, а Кумасиро ввязался в сражение.
— Рэйко-сан, — прокричал Сано, уклоняясь от выпадов Кумасиро, — прикрой Мидори!
Держа подругу за руку, Рэйко пробивала дорогу среди священников. Мидори, пригнувшись, пробиралась к выходу за ее спиной.
В этот миг пугающе невозмутимый зов Анраку перекрыл шум сражения:
— Хару!
Девушка, которая искала, где бы укрыться, замерла и повернулась к первосвященнику.
— Подойди.
Она встала и побрела к возвышению — медленно и неохотно, словно Анраку притягивал ее к себе против воли.
Силами Сано и Хираты еще двумя монахами стало меньше. Оставались четверо, и дрались они не на жизнь, а на смерть. Ведя Мидори, Рэйко рискнула задержаться, чтобы проследить за Анраку. Что он затеял?
— Ты провалила задание, — сказал он Хару. В его елейном тоне чувствовалось недовольство.
— Прошу, дай мне еще одну попытку, — умоляла девушка.
Анраку покачал головой, насмешливо улыбаясь.
— Нет, стольких предательств я простить не могу. Ты будешь наказана. — Указав на нее и пристально глядя ей в глаза, Анраку нараспев произнес: — Я сажаю в тебя семя черного лотоса.
Хару испуганно прижала ладонь к животу, словно и впрямь ощутила там нечто чужеродное.
К этому времени Сано, Хирата и другие сыщики порубили всех противников, кроме Кумасиро. Тот дрался, как дикий зверь. Дзюнкецу-ин попыталась улизнуть, но была схвачена одним из солдат.
— Семя пускает корни, которые проникают повсюду у тебя внутри. — Анраку растопырил пальцы для наглядности, Хару начала болезненно вскрикивать. — Росток дает побеги. Они тянутся по жилам, оплетают кости, пробиваются через мышцы…
Хару стонала и дрожала, ее взгляд стал стеклянным. Она как бы прислушивалась к себе, пытаясь отыскать зловещий росток.
Рэйко изумилась тому, насколько сильна ее вера в могущество Анраку, даже его слова причиняли Хару физическую боль. Оттащив Мидори в угол, она велела ей оставаться там, а сама бросилась к возвышению.
Гипнотический голос Анраку продолжал вещать:
— Начинают разворачиваться листья. Их бритвенно-острые кромки колют и режут, окропляясь кровью. Верхушка стебля пронзает твое сердце. На конце ее зреет огромный бутон.
Хару пыталась ослабить ворот кимоно, тяжело дыша.
— Мне больно! Я задыхаюсь! — заметалась она.
— Бутон становится все больше и больше, — тянул Анраку. Его глаз сверкал, на губах играла улыбка. Страдания Хару, несомненно, его забавляли.
— Он меня убивает! — Хару забилась в конвульсиях, ее лицо сделалось мертвенно-бледным. Она рухнула на колени в мольбе: — Прошу, вытащи!
— Прекратите! — закричала Рэйко на Анраку и, выставив меч, скомандовала: — Оставьте Хару в покое!
Первосвященник как будто не замечал ее.
— Чувствуешь — бутон вот-вот раскроется, — внушал он Хару. — Лепестки угольно-черные и упругие, как клинки. Распахнувшись, они изорвут твое сердце.
Уголком глаза Рэйко заметила, как Сано резанул Кумасиро по бедру. Тот споткнулся и упал на колени. Кривясь от отчаяния и боли, истекая кровью, священник размахивал мечом до тех пор, пока Хирата не ранил его в руку. Меч из нее вылетел, и Сано с Хиратой повалили негодяя на землю.
Хару плакала, судорожно глотая воздух.
— Я умру!
— Такова участь всех врагов Черного Лотоса, — глумился Анраку. Он согнул руки со сжатыми кулаками так, чтобы Хару их видела. — Когда лотос раскроется полностью, твоя жизнь прекратится.
— Отвернись! Не смотри на него! — уговаривала Рэйко, схватив Хару за плечо. — Он шарлатан! Он ничего тебе не сделает, пока ты не позволишь!
Бесполезно. Взгляд Анраку не отпускал ее словно магнит. Хару хрипела в агонии, шаря руками по груди. Она уже прорвала ткань и разодрала в кровь кожу, силясь выцарапать смертоносный цветок. Рэйко вскочила на возвышение.
— Прекрати, или я убью тебя! — крикнула она Анраку.
— Твое время пришло, — сказал тот с победной усмешкой и растопырил пальцы.
Хару издала леденящий душу вопль, словно пронзенная сотней невидимых лезвий. Ее спина выгнулась дугой, руки вывернулись в судороге.
Не помня себя от гнева, Рэйко полоснула Анраку по груди. Он покачнулся и завалился на бок. Его черты озарило блаженство, взгляд устремился в таинственное далеко.
— Вот оно, просветление, — прошептали его губы.
Через миг по лицу и телу первосвященника пробежала конвульсивная дрожь. Сияние померкло, глаз подернулся дымкой. Пророчество Анраку исполнилось.
Рэйко отбросила меч и соскочила с возвышения.
— Хару-сан… — Упав на колени, она прикоснулась рукой к щеке девушки. — Что с тобой?
Ответа не было. Распахнутые глаза Хару безжизненно смотрели в потолок, изо рта стекала струйка крови. Ее тело обмякло, а испуг на лице изгладился за те секунды, которые Рэйко смотрела на нее. Хару была мертва.
Она сидела и баюкала ее голову на коленях, раздавленная горем. Власть Черного Лотоса над девушкой была слишком сильна, а Анраку окончательно подчинил себе ее волю. Их судьбы и впрямь были связаны воедино — теперь они навек вместе, как она и мечтала. И все же она предпочла дружбу слепой преданности первосвященнику. В конце концов, Хару смыла все прошлые прегрешения, пожертвовав ради нее, Рэйко, жизнью. А она даже не успела ее отблагодарить. Слишком поздно…
Поздно было для всех мятущихся душ, что попали в сети Черного Лотоса и погибли сегодня вместе с Хару.
Вдруг силы оставили Рэйко, и она разрыдалась, вспоминая ночные ужасы. Невдалеке стояли обнявшись Хирата и Мидори, только Рэйко нигде не находила утешения. Тут кто-то тронул ее за плечо. Подняв голову, она увидела Сано. Его глаза были полны такого сострадания к ней, которого она уже не чаяла встретить. Сано поднял ее, прижал к груди и повел — дрожащую, плачущую в щитки его доспехов — прочь из комнаты.
Грядет иной век, когда те,
кто был верен бодхисатве
Неисчерпаемой Силы,
Повернут колесо его истины,
Ударят в гонг его истины,
Протрубят в рог его истины,
Пока он не явит себя миру заново.
Сутра Черного Лотоса
— Священник Кумасиро! Объявляю тебя виновным в многочисленных нападениях и убийствах! — провозгласил судья Уэда.
Четвертый день заседаний по делу Черного Лотоса подходил к концу. Уэда располагался на возвышении в зале суда вместе с Сано, Хиратой и несколькими писцами.
