Семь чудес - Стивен Сэйлор

Мушезиб улыбнулся: — Хочешь подняться? — спросил он.

— Я не думаю, что мне хотелось бы в течение следующего часа стоять в этой очереди. И я не уверен, что у меня достаточно денег, — добавил я, так как увидел, что смотрители взимают плату за вход.

— В этом нет необходимости. — Пренебрежительно махнув Дарию, Мушезиб взял меня за руку и повел в начало очереди. Стражники сразу же подчинились ему, склонив головы и отступив назад, чтобы пропустить нас.

— Чем вы заслужили такую привилегию? — спросил я.

— Благодаря моей одежде, — объяснил он. — Астрологи не стоят в очереди с паломниками для восхождения на вершину Этеменанки.

На самом верхнем ярусе постоянно дул теплый сухой ветер. Солнце светило без всякой тени. Вид во всех направлениях был безграничным; подо мной я мог видеть весь город Вавилон, и от одного горизонта до другого простиралось извилистое русло Евфрата. Далеко на севере я мог видеть реку Тигр со сверкающими городами вдоль ее берегов, а вдалеке вырисовывалась гряда заснеженных гор.

Мушезиб посмотрел на горизонт и сказал мечтательным голосом. — Предание гласит, что Александр, когда он вошел в Вавилон и нашел Этеменанки в плачевном состоянии, дал золото астрологам и поручил им восстановить былую славу зиккурата. «Работа должна была сделана к тому времени, когда я вернусь с завоевания Индии», — сказал он и ушел. Вернувшись несколько лет спустя, он увидел, что ничего не было сделано, и созвал всех астрологов. «Почему Этеменанки до сих пор в запустении?»  — спросил он. И астрологи ответили: — «Но вы же еще не завоевали Индию?»  Александр был в ярости. Он приказал снести все сооружение и разровнять землю, чтобы построить новый зиккурат. Но прежде чем это могло произойти, Александр заболел и умер,  а Этеменанки остался таким, каким был, подобно горе, медленно рассыпающейся в прах,

Он указал на центр яруса. — Сейчас это место пустует, но во дни Навуходоносора на этой вершине стоял небольшой храм. В храме не было ни статуй, ни каких-либо других украшений, только гигантское ложе из золота с подушками и шелковыми покрывалами — ложе, на котором мог лежать только Царь Богов. Каждую ночь жрецы выбирали молодую деву из хорошей семьи, чтобы она в одиночку поднималась на вершину Этеменанки, входила в храм и взбиралась на ложе. Там дева ждала, когда Мардук спустится с небес и проведет с ней ночь. Когда на следующий день она спускалась в зиккурата, жрецы осматривали ее. Если ее девственность была нарушена, то становилось известно, что Мардук нашел ее достойной.

— А если она все еще оставалась девственницей? — спросил я.

— Тогда было очевидно, что Мардук отверг ее, к вечному позору девушки и ее семьи. — Мушезиб улыбнулся. — Я вижу, ты поднял бровь, Гордиан. Но разве не то же самое с вашим великим богом Юпитером? Разве ему не нравится получать удовольствие со смертными?

— Да, но во всех историях, которые я о нем слышал, Юпитер сам выбирал себе партнерш и добивался их расположения перед соитием. Они не выстраивались в очередь и не доставлялись к нему священниками для лишения девственности одну за другой. Храмы Юпитера предназначены для поклонения, а не для сексуальных свиданий.

Мушезиб покачал головой: — У вас, людей Запада, всегда были разные представления об этих вещах. Увы, хорошо это или плохо, но греческие обычаи восторжествовали здесь, в Вавилоне, благодаря влиянию Александра и его преемников. Старые обычаи больше не практикуются, как когда-то. Девственницы больше не поднимаются в зиккурат, чтобы возлечь с Мардуком, а женщины больше не ходят в храмы Иштар, чтобы отдаться первому мужчине, который заплатит. — Он увидел мою реакцию и громко рассмеялся. — Ты действительно должен научиться лучше контролировать свое выражение, молодой человек. Как легко шокировать вас, римлян, даже легче, чем греков.

— Но что это за обычай, о котором вы говорите?

— Во времена Навуходоносора был обычай, чтобы каждая женщина хотя бы раз в жизни облачалась в особые одежды, возлагала на голову особый венок, отправилась ночью в один из храмов Иштар и садилась в особое кресло в священной ограде. Там она должна была оставаться до тех пор, пока не придет незнакомец и не бросил ей на колени серебряную монету. С этим мужчиной она была обязана войти в храм, лечь на кушетку и заняться любовью. Ни один человек, который был в состоянии заплатить, не мог быть отвергнут. Во славу Иштар все женщины делали это, богатые и бедные, красивые и безобразные.

— И для развлечения любого мужчины, у которого были монеты, — пробормотал я. — Я представляю себе, что молодые, красивые женщины были взяты сразу же. Но что, если женщина была настолько уродлива, что ни один мужчина не выбрал бы ее?

Мушезиб кивнул; — Такое, как известно, иногда происходило. Рассказывают, что некоторым женщинам, приходилось оставаться в священных оградах очень долго — месяцы, а то и годы. Конечно, такое опущение навлекало позор на ее семью. В таком случае рано или поздно путем обмена услугами или прямого подкупа какой-нибудь мужчина был вынужден пойти, предложить женщине монету и возлечь с ней. Или, в крайнем случае, один из ее родственников мужского пола выбирался для того, чтобы пойти к ней и долг женщины перед Иштар был бы выполнен.

Я покачал головой: — Вы правы, Мушезиб, у нас, римлян, совсем другой взгляд на такие вещи.

— Не спеши осуждать обычаи других, мой юный друг. Так называемый распутный характер вавилонян был их спасением, когда Александр вошел в город. Он мог бы разрушить это место, как и многие другие города, но, когда жены и дочери Вавилона добровольно отдались Александру и его людям, завоеватели не просто успокоились; они решили, что Вавилон — лучший город на земле.

Я вздохнул. Воистину, из всех мест, где я путешествовал с Антипатром, эта земля, ее люди и их обычаи были для меня самыми чуждыми. Стоя на так называемом Основании Земли и Неба, я чувствовал, насколько я мал, и насколько огромен мир вокруг меня.

Мушезиб встретил нескольких коллег-астрологов и, извинившись, ушел, оставив меня одного. Я немного задержался на вершине зиккурата, затем спустился по лестнице на нижний ярус, где меня ждал Дарий.

Пока мы спускались уровень за уровнем, я повторил Дарию свой разговор с Мушезибом