— Я путешествую инкогнито. Кстати, должен сказать, что ты выбрал на редкость изысканный способ для прибытия на тайную встречу.
— Ох, не болтай чепухи, — обиделся он. — Я же в Венеции. Веду себя так, как мне заблагорассудится. Если меня и заметили входящим в какую-то гостиницу в Кастелло, то просто скажут: «Ага, Домино опять пошел развлекать матросов!» А вот если бы я снял грим и шутовской наряд, то эти новости мгновенно долетели бы до ушей дожа.
— Ладно, извини.
— Принято. Итак, от кого ж ты здесь прячешься?
— Что тебе известно о смерти герцога Орсино?
Домино устроился на стуле и задумчиво потер подбородок.
— Интересный вопрос. Мы, конечно, слышали тут об этом. Вроде бы пару недель назад. Могу сообщить тебе, что никто не оплакивал его кончину, но она, похоже, застала всех врасплох, а посему я пришел к выводу: Венеция к ней не причастна.
— С чего бы вообще Венеции желать ему смерти?
— Ну, он считался сильным и умным правителем. А Венеция не жалует сильных и умных правителей на берегах Адриатики. Они имеют отвратительную склонность к независимости. Орсино мог бы весьма ощутимо помешать нашему грядущему предприятию.
— Что за предприятие?
— Уж не хочешь ли ты сказать, что ничего не слышал? — удивился он. — Чем же ты занимался в гильдии, залив уши воском? Я посылал донесения чуть ли не каждую неделю.
Я пробормотал что-то насчет славной компании в трактире, и Домино негодующе глянул на меня.
— Хорошенькое дельце! Надираться до отупения, когда в мире происходят критические события… Готовится настоящее преображение, да-да, именно преображение.
— Ты хочешь сказать, что грядет очередной крестовый поход?
Он запальчиво фыркнул, резко выпустив воздух.
— Милый мой, да ты понятия не имеешь о той изумительной афере, что вершится сейчас в Венеции. Мошенничество исторического размаха. В лучших французских традициях граф Шампани и ее маршал Жофруа де Вильардуэн задумали отвоевать Святую землю, решив направиться прямиком туда либо завернуть для начала в Египет. Все в восторге от их задумки. Папа дает им свое благословение, что вполне естественно для Его Христианского Святейшества. И вот новоявленные крестоносцы скачут во весь опор в Венецию и просят нас переправить их за море. «Когда?» — интересуемся мы. «Да хорошо бы будущей весной», — ответствуют они. «Отлично, — говорим мы, — а много ли у вас сподвижников?» Они, выпятив грудь, толкуют о тридцати трех тысячах отважных сынов Франции, захвативших с собой любимых лошадей. И тогда наш дож, который много выигрывает от своей слепоты, не моргнув глазом, заявляет: «Отлично. Но сначала заплатите нам за перевозку восемьдесят пять тысяч серебряных марок». И к нашему изумлению, они мгновенно соглашаются! — Он усмехнулся. — Ах, Тео, вот уж мы посмеялись после их ухода. Во всей Европе ни за что не набрать такой огромной суммы. Да к тому же и герои-то их поразбежались. В общем, в результате множество разочарованных французов, столпившихся на берегах Венецианской лагуны, стали должниками нашего дожа.
Домино вдруг содрогнулся.
— Это ужасно, Тео. Крестоносцев превратили в наемников. Оказывается, Энрико Дандоло только и ждал, когда его выберут дожем. Все думали, что раз уж этому старому слепцу перевалило за девяносто, то он долго не протянет. Но они рано радовались. Сейчас он готов захватить полмира.
— К чему ты клонишь? Они не собираются идти в Палестину?
— Разумеется, нет, дурень. Венеция распрекрасно торгует с мусульманами, лучшего и не пожелаешь. Нет, ей хочется отхватить куда более аппетитный кусок.
— Понятно. Она хочет заполучить в свои владения всю Адриатику. Зару, Спалато, Дураццо[7], Орсино и прочие города на побережье.
— О нет, Тео, твоим мыслям не хватает размаха. Забудь о былой скромности, будь пожаднее.
Я недоуменно покачал головой.
— Выкладывай.
Он подался вперед и прошептал:
— Константинополь.
— Что?
— Да, Венеции так понравились ее былые привилегии в Византии, что она стремится вновь завоевать их. Подумать только, Тео! Впервые в истории готовится крестовый поход против христиан. Наши французские простофили с лихвой расплатятся с долгами за счет грабежей, Венеция станет владыкой морей, а Церковь, того и гляди, вновь воссоединится под началом Рима. — На опечаленном лице Домино впервые проступили все приметы прожитых им лет. — Я делаю все возможное для предотвращения трагедии, однако, боюсь, одной гильдии тут не справиться. Жадность и фанатизм — достаточно могущественные силы даже поодиночке, но ежели они объединятся… К походу готова целая армия погрязших в долгах воинов, у которых теперь появился отличный стимул к войне.
Он вздохнул.
— Ну да ладно, забудем пока о моих смешных заботах. Последнее время я что-то совсем приуныл. Вероятно, сезонное настроение. Нет ничего бесполезнее шута во время рождественского поста. Жду не дождусь Рождества. Я готовлюсь к праздникам, конечно. Мы не устраиваем здесь настоящего Праздника дураков, но зато у нас бывает вполне сносный Праздник осла, и, как обычно, я отвечаю за новогодние представления. А ты, значит, отправился расследовать смерть Орсино. Помнится мне, однажды тебя уже посылали в те края. Очаровательная тогда вышла история, я до сих пор частенько распеваю ее. Стихи тоже ты сочинил?
— Да, в основном.
— Я так и думал. Они в твоем стиле. Надеюсь, у тебя найдется время для легкой болтовни за трапезой? Тут поблизости за мостом есть одна приличная таверна на постоялом дворе.
Я согласился, и мы не спеша прогулялись под руку до Арсенала, где сосредоточились судостроительные доки, и зашли в одну из ближайших таверн, в зале которой целую стену занимали исходившие паром котлы, подвешенные над огромным очагом. Запивая отличную уху молодым вином, мы продолжали непринужденный разговор. Когда я коснулся вопроса об угрозах, исходящих от Рима, Домино грохнул кулаком по столу и воскликнул:
— Никогда!
Вокруг нас воцарилась тишина, Домино явно узнали. Тогда он мгновенно изобразил надменный поклон, так причудливо размахивая руками, что незамедлительно запутался в собственном плаще. Его старательные попытки распутаться вызвали легкий смех, перешедший в настоящий хохот, когда он наконец растянулся на полу. Когда Домино закончил этот номер, исполненный в присущей только ему манере, все посетители таверны, включая меня, дружно зааплодировали.
— Вполне достаточно для отвода глаз, — пробурчал он, вновь садясь за стол. — Да, дружище, расстроил ты меня своими новостями. При всей смехотворности нашей роли я сумею постоять за гильдию, можешь на меня положиться. У меня здесь влиятельные покровители, и мне известны кое-какие здешние секреты. Пожалуй, стоит получить от них выгоду прямо сейчас. Я слишком стар, чтобы ждать. Лучше всего начать обрабатывать замужних синьор. Моя репутация в этом городе настолько подпорчена, что мужчины сами поручают мне обхаживать их жен. И если я склоню на нашу сторону женскую половину, то и мужская, разумеется, последует ее примеру.
Домино замолчал, слегка помрачнев.
— Я совсем выдохся, Тео, — тихо сказал он. — Я уже подготовил себе замену, но тут слишком многому нужно научиться. Какой замечательной могла бы стать жизнь в этом городе! Самой лучшей со времен древней афинской демократии. Венеция чем-то даже напоминает Афины, но эта последняя сумасбродная затея…
Он умолк.
— К чему тебе замена? Вот глупости, у тебя впереди еще много лет.
— Нет, немного. Отец Геральд — благословенна его мудрая расчетливость — послал мне ученика. Все здесь считают его моим воспитанником, что должно помочь ему в будущем. Я учу его мило разговаривать с дамами. Он способный малый, но в этом деле слишком много разных нюансов и альянсов. Влияние Византии очевидно, что не удивительно. Нужно знать, о чем говорить с приверженцами Дандоло, Тьеполо, Дзано и множества других влиятельных семейств. Я постараюсь продержаться до тех пор, пока не склоню их на сторону гильдии, но после этого Домино удалится на покой.
— Ты заслужил спокойную старость.
— Неужели? — задумчиво сказал он. — Впереди еще так много дел, что кажется нелепым уходить со сцены в разгар событий. Но такова жизнь. Это нескончаемая драма. Только в сказках бывает счастливый конец.
— Да и то не всегда.
— Верно, не всегда. Что ж, Тео, ты помоложе меня, помоги же старому дуралею подняться на ноги. Нынче я испил до дна горькую чашу тоски по прошлому, и мне хочется еще разок обнять тебя на прощание.
Я вывел его на улицу, и мы прогулялись до моста, за которым начинались кварталы Кастелло. Мы постояли немного, глядя, как дрожащие отблески света играют на блестящих мраморных плитах.
— Не существует остроумного способа прощания с настоящими друзьями, Тео, — сказал он. — Не хватило бы и целой ночи, но такова уж наша жизнь. Возвращайся обратно тем же путем и порадуй меня известиями об успешном завершении твоего задания. Есть песни, которым я еще не научил тебя, есть несколько фокусов и хитроумных трюков, которые ты сможешь передать молодым шутам, чтобы я мог продолжать жить в них.
