Интересно, сколько времени он пролежал здесь? Мне очень не хотелось притрагиваться к телу, по всей видимости, уже давно окоченевшему на таком морозе. Похоже, именно его шаги по скрипучему снегу я слышал ночью. Когда это было? Трудно сказать, но скорее всего до полуночи. Почему немощный старик вышел во двор, вместо того чтобы тихо спать в своей постели?
И был ли он здесь один, этот Элиас Хэскилл?
Разумеется, один, в этом нет никаких сомнений. От крыльца тянулся след, который, судя по глубоким отпечаткам в снегу, мог принадлежать только покойнику.
Точнее сказать, здесь было два следа, потому что к первому добавился второй, оставленный глупым заблудившимся актером из Лондона. В этот момент в моем сознании зародилось смутное предчувствие, что на самом деле старик был не один, когда встретил свой конец. Вне зависимости от этих следов. И это странным образом связано с действиями, совершенными мной некоторое время назад. Но что это было?
Однако даже сейчас, тупо глядя на свои следы на снегу и понимая, что совершил непростительную глупость, я не до конца осознавал опасность ситуации, в которой оказался по своей воле.
Неподалеку от вытянутой правой руки Элиаса лежал какой-то предмет. Я не увидел его с самого начала, поскольку он был почти полностью присыпан снегом, а мертвый человек захватил все мое внимание. Вокруг клинка отсутствовали какие-либо следы, указывающие, что его подбросил посторонний человек. Не долго думая я наклонился и, схватив холодную рукоять меча, понял, что это то самое оружие, обнаруженное в дымовой трубе старого дома Элиаса, которое еще вчера вечером я держал в своих руках. По словам старика, этому мечу несколько столетий и он обладает — как там он сказал? — удивительной способностью летать по воздуху, жить своей жизнью и поражать противников. И вот теперь этот меч оказался в снегу рядом с мертвым хозяином дома. Несмотря на солидный вес, я легко поднял его в воздух и посмотрел на рукоять. Вчера вечером она была теплой и приятной, поскольку меч висел над камином, а сейчас обжигала пальцы ледяным холодом. Но даже в первых лучах солнца клинок казался матовым, с синеватым оттенком и какими-то пятнами, на которые я прежде не обратил внимания. Только сейчас я обнаружил на лезвии надпись, которую почему-то не увидел прошлым вечером. Она начиналась от рукояти и тянулась до его середины. Точнее сказать, надписей было две, вторая — на оборотной стороне меча. Обе были сделаны на латыни. Я разобрал слова, но в тот момент совершенно не понял их смысла. Мне показалось, что они не имеют никакого отношения к тому, что здесь произошло. Каким образом меч оказался во дворе рядом с телом мертвого старика? Неужели кто-то выкрал его из комнаты Элиаса, когда тот крепко спал после снотворного? А все эти кровавые пятна на голове и на снегу? Могут ли они явиться результатом глубоких ран, нанесенных старику этим оружием?
Короче говоря, во всем сквозила какая-то тайна, как мне казалось, не имевшая ко мне ни малейшего отношения.
Однако я был не прав. Все это касалось меня самым непосредственным образом.
Что-то в этом клинке привлекло мое внимание, но не успел я осмотреть его более тщательно, как краешком глаза заметил движение на крыльце. Повернув голову, я увидел группу людей, сгрудившихся на пороге дома. С необыкновенной ясностью, обычно приходившей в минуты наивысшей опасности, я вдруг взглянул на себя их изумленными глазами. На кровавом снегу перед домом лежит мертвый старик с разбитой головой. Мог ли он стать жертвой убийцы? Вне всяких сомнений. На снегу остались две пары следов. Одни принадлежат хозяину дома, о чем свидетельствует форма домашних тапочек, а другие неизвестно откуда появившемуся актеру, который вторгся в их жизнь и нарушил ее нормальное течение. Более того, он стоит над трупом старика с мечом в руках, который, по всей видимости, и стал орудием убийства. А то, что он выронил меч в снег, не имеет ровным счетом никакого значения. Напротив, этот панический жест лишь усиливает уверенность в его виновности.
Я в третий раз сидел на крышке сундука с того момента, как впервые навестил Элиаса Хэскилла в его душной спальне. Как и тогда, старик лежал на широкой кровати с толстыми резными ножками, но только теперь он был мертв. Комната, где я впервые увидел его продолговатое лицо с длинным носом, слабо освещенное тусклым светом свечей, напомнила мне гробницу или усыпальницу. А теперь его спальня в буквальном смысле превратилась в нее.
С другой стороны, мое нынешнее пребывание в спальне Элиаса больше походило на заключение в тюремной камере, поскольку я не мог покинуть ее без разрешения своих тюремщиков. Тяжелые шторы остались задернутыми в знак уважения к покойнику, и только узкая щель подсказывала, что в это раннее утро яркое зимнее солнце проливает на землю вполне достаточно света. Возле двери стоял крепкий парень из конюшни по имени Эндрю, который должен был помешать мне выйти из комнаты, если у меня вдруг возникнет такое желание. От него разило лошадьми, и я то и дело поглядывал на его единственный глаз под густой прядью соломенных волос. Он в ответ злорадно ухмылялся, злобно сверкая этим единственным глазом. Судя по всему, он один здесь не давал себе труда изображать горечь невосполнимой утраты в связи с трагической гибелью Элиаса Хэскилла. Как только я вставал с сундука, чтобы потянуться и размять ноги, он тут же напрягался всем телом и закрывал собой дверь, словно ожидая нападения с моей стороны. В течение двух часов, которые мы провели в затхлой спальне покойника, он не проронил ни слова, и если бы не фраза: «Лучше я позабочусь о тебе», — сказанная вчера вечером девушке Мег, я бы подумал, что он вообще немой. Впрочем, это не имело никакого значения, поскольку мне все равно сейчас было не до разговоров.
Все обитатели этого поместья, столпившиеся рано утром на пороге дома, видели меня над телом покойного Элиаса Хэскилла с мечом в руках. Они также видели отпечатки моих ног на свежем снегу, идущие от порога к телу мертвого старика. Поэтому и пришли к естественному и простому выводу, который только можно было сделать при данных обстоятельствах: именно я убил старика во дворе на рассвете, когда солнце только поднималось над горизонтом. Вывод был настолько убедительным, что я сам, вероятно, пришел бы к такому, окажись на их месте. Иначе говоря, они поймали меня на месте преступления, хотя и признавали, что истинные причины убийства известны только мне.
Едва я выпустил меч из рук, как эта толпа стала робко надвигаться на меня со всех сторон, словно приближалась к опасному бешеному псу. При этом наибольший гнев демонстрировала домоправительница Абигейл, за ней ковылял старик Валентайн, потом — потрясенная Марта, а дальше все остальные: торговец Роуланд, адвокат Катберт и надменная мадам Элизабет. А с другой стороны на меня наседали привратник и этот крепкий парень с соломенными волосами, вышедший из конюшни.
Конечно, я мог бы убежать от этой толпы, но какая-то сила сковала мои ноги. Что это было? Страх? Ярость? Или я просто не мог поверить в случившееся? Скорее всего и то, и другое, и третье, но в моей голове в этот момент крутилась только одна странная мысль — это абсурд! Я ничего не сделал. И в доме этом оказался совершенно случайно. Произошла чудовищная ошибка. Достаточно пары минут, чтобы все окончательно выяснить. Кроме того, мой побег стал бы в глазах этих людей еще одним доказательством моей вины. Когда меня повели в дом, я отчаянно протестовал, доказывал, что ни в чем не виноват, но меня уже никто не слушал. Какое-то время мы стояли посреди гостиной, пока остальные по нескольку раз подходили к телу Элиаса, словно не веря своим глазам. И только Марта Хэскилл вернулась в дом с окаменевшим лицом, а Катберт и мадам Элизабет тут же изобразили на своих вытянутых лицах фальшивую скорбь. Не пожелав больше смотреть на тело покойника, я все это время оставался у камина, где меня держали подальше от входной двери. Потом в гостиную вошли слуги — домоправительница Абигейл, кухарка со своей сестрой и конюх. Иногда до меня доносились обрывки их разговора о проклятии «летающего» меча, они бросали в мою сторону косые взгляды, и я чувствовал, что их подозрения быстро обретают силу непреложного факта.
Осмотрев тело покойника, кузены завели тихий разговор, пытаясь выяснить, кто из них видел Элиаса последним. Они пошли к нему пожелать спокойной ночи уже после того, как я отправился в свою комнату на втором этаже. При этом они старательно заверяли друг друга и самих себя, что в то время Элиас был жив. Конечно, он выглядел усталым, сонливым, но был жив и дышал. Насколько я понял, они входили к нему в следующем порядке: первой была Элизабет Хэскилл, которую позвал сам хозяин дома, еще не видевший ее с момента приезда к нему в гости. За ней последовал старик Валентайн, потом Катберт, а последним к Элиасу вошел Роуланд. Послушать со стороны, так между любящими кузенами царили прекрасные отношения, не омраченные никакими подозрениями. Правда, поначалу легкие сомнения возникли в отношении Роуланда — ведь он последним входил к Элиасу, но тут вмешалась Абигейл и заявила, что вслед за ним заходила к старику, чтобы проверить, выпил ли он свою порцию снотворного. Она божилась, что в то время он был жив и здоров.
