Суворов поднял бокал с вином.
– Честь и слава певцам - они мужают нас! А давно была Троянская война? - вдруг спросил он у Меласа. Папа-Мелас поперхнулся. Видимо, вопрос застал его врасплох. Когда была Троянская война, он не знал, но боялся быть нихтбештимтзагером.
– Т-тысячу лет до рождества Христова, - наугад поспешно ответил он.
– Как давно, помилуй бог! - улыбнулся Суворов, понявший смущение почтенного генерала.
ТРИ УРОКА МАКДОНАЛЬДУ
Но Россов князь предводит
И лавр в полях находит
На Требских берегах;
Победа на штыках
Российских веселится.
Песня
Миланский фимиам не затуманил голову Суворова: он не пробыл в Милане и трех дней - 20 апреля войска выступили дальше.
За две недели с начала открытия военных действий Суворов сделал чрезвычайно много. Он сделал больше, чем ему полагалось по австрийской инструкции.
Перед Суворовым стояли три важные задачи: преследовать разбитые на Адде войска Моро, осаждать оставшиеся в тылу неприятельские крепости и взять Турин, занятый французами.
Преследовать Моро, который вышел из-под удара союзников и войска которого разбрелись во все стороны, словно раки, Суворов не мог: Вена категорически запрещала удаляться вглубь. Австрийцам всюду мерещились поражения,- пуганая ворона куста боится!
Приходилось пока что кончать с крепостями и ждать дальнейшего наступления французов.
Но все упорнее стали проникать слухи о том, что из Средней и Южной Италии на подкрепление Моро идет с Неаполитанской армией генерал Макдональд. Было бы грубейшей ошибкой, непростительной оплошностью позволить им соединиться. Суворов решил перейти реки Тичино и По, двинуться на Макдональда, разбить его, а потом поворотить к Турину на Моро. Такой план действий Суворов и отправил в Вену. Он знал, что Вена не согласится с ним, но так как почта в оба конца займет более трех недель, то Суворов взял на свою личную ответственность дальнейшее продолжение войны. И двинулся к Пьяченце, чтобы переправиться через По.
Очень скоро Суворов увидел, что Макдональд, шедший из Неаполя и Рима, все-таки не так еще близок, и потому круто переменил свой план. Он отправил Багратиона разведать на правом, неприятельском берегу реки По. (Багратиону, как всегда, Суворов поручал дело, которое требовало распорядительности и мужества.) А сам стал в центре, между Моро и Макдональдом, чтобы в нужный момент броситься на того, кто из них окажется ближе.
Апрель уже прошел. За апрель Суворов в Италии сделал чрезвычайно много. Союзники же в Швейцарии и на Рейне бездействовали так же в мае, как и в апреле.
Время шло. Осада крепостей велась успешно - Суворов поручил ее лучшему австрийскому генералу, энергичному венгерцу Краю, которого он уважал за храбрость и решительность.
И теперь-то можно было заняться Турином.
Взятие Турина, столицы Сардинского королевства, имело большое политическое и моральное значение.
И, наконец, в Турине помещались громадный арсенал и разные склады.
И 12 мая Суворов двинулся к Турину. Он направил колонны так, чтобы союзные войска со всех сторон окружали город.
В старой двухместной карете сидели вчетвером: Александр Васильевич с племянником Андреем Горчаковым - сзади, а против них на коротенькой скамеечке - Егор Борисович Фукс и войсковой атаман, армии полковник Андриян Карпович Денисов.
Дядя и племянник - нешироки, им на кожаных подушках не тесно, но Фукс и Андриян Карпович умещались на скамеечке с трудом: статский советник хоть невелик, да весь заплыл жиром, а Денисов широк в кости.
Егор Борисович придерживал руками свой живот. При каждом толчке старой кареты Фукс трясся весь, начиная со щек. Он все сползал с неудобной скамеечки и бесцеремонно напирал на крепкое казачье плечо. Денисов сидел совсем на отлете. Одной ногой он упирался в подножку кареты, чтобы только кое-как удержаться на месте.
Было душно. Итальянское солнце жгло, как в Петровки, хотя стоял всего только май. Денисов в своем длинном суконном кафтане давно взопрел, а тут еще жаркое Фуксово плечо - от него некуда и податься.
Денисов с завистью поглядывал на казаков конвоя, которые ехали за каретой. С ними в поводу шли кони фельдмаршала, Горчакова и гнедой денисовский Ветер. С такой охотой он вскочил бы в седло, да нельзя: Александр Васильевич сам пригласил в карету "Карповича", как ласково называл Суворов полковника Денисова.
Ехали молча. Сначала, пока обгоняли свои и австрийские полки, шедшие к Турину, говорили о войсках. Потом Александр Васильевич рассказывал о том, как он на днях ездил осматривать поле знаменитого сражения у Павии, где когда-то, более 250 лет назад, был разбит французский король Франциск I. И, наконец, тихий ангел пролетел: все замолчали.
Александр Васильевич, задумавшись, смотрел куда-то вдаль. Андрюша Горчаков что-то тихонько насвистывал, Фукс сопел, а Денисов гладил свою широченную бороду, вытирал ладонью пот, который тек по шее.
Войска остались позади, верстах в пяти. Фельдмаршальская карета с восемью казаками конвоя ехала по большой дороге к Турину одна. Правда, где-то у самого Турина должен был уже быть маркиз Шателер с венгерскими гусарами и шестью пушками.
Денисов поглядывал на казаков: смотрят ли они вперед, не прозевали бы неприятельский разъезд.
– Стой, Ванюшка! - крикнул Суворов казаку, который правил лошадьми. Карета остановилась.
– Надо размяться. Засиделись!
Денисов с удовольствием выпрыгнул из тесной и душной кареты.
Все, кроме статского советника Фукса, сели на конь. Суворов поскакал вперед, Денисов, Горчаков и казаки конвоя не отставали от него.
Проскакав версты три, подъехали к небольшому городку.
Городок жил обычной мирной жизнью, совсем не думая о войне. Полуголые грязные мальчишки играли на площади. У мраморного фонтана горбоносые итальянки, полоскавшие белье, яростно переругивались. Возле них, заложив за спину руки, стоял полицейский. Он лениво покрикивал на них:
– Andante! Adagio! (Спокойно. Тихо).
Было странно слышать эти слова в применении к такой немузыкальной истории.
Сапожник, расположившийся прямо на улице, стучал молотком и пел высоким чистым тенором какую-то песню. Вторя ему, где-то пронзительно и нудно ревел осел.
Увидев бородатых казаков, сапожник перестал петь, а мальчишки, забыв игру, закричали:
– Сон мошковит! Сон мошковит! (Московит! Московит!)
В окнах домов - тут и там - показались головы. Итальянцы глядели на всадников с удивлением, но дружелюбно: жители всюду встречали союзников как избавителей.
Фельдмаршал что-то спросил по-итальянски. Денисов уловил слово "франчези" и понял: Александр Васильевич спрашивает, есть ли в городе французы?
– Non, non! (Нет, нет!) - живо, наперебой ответило несколько голосов.
– Войска, поди, уже стали на роздых. Пора и нам! - сказал Александр Васильевич, глядя на солнце.
Суворов подъехал к одному дому. За его каменной оградой зеленел сад. Со стены свешивались зубчатые листья винограда, в прорези ворот виднелась глянцевитая темно-зеленая листва оливковых деревьев и буроватая зелень орешника.
Суворов спрыгнул с коня и, окруженный ребятишками, пошел в дом. Ребятишки, осмелев, уже что-то лопотали - конечно, выпрашивали у синьора денег.
Через минуту из дома послышался оживленный говор: фельдмаршал говорил с кем-то по-итальянски, договаривался о постое.
…Вечерело, когда, отдохнув в городке, Суворов с провожатыми отправился дальше.
– Ваше сиятельство, проводника бы взять, - поглаживая широченную бороду, осторожно начал Денисов.
– Обойдемся, Карпович, и без него. Тут дорога одна большак. Да и недалеко уж - какая-либо миля… Доедем!-хлопнул по плечу войскового атамана фельдмаршал.
Поехали дальше. Ночь была светлая и теплая. Суворов ехал так уверенно и спокойно, будто на прогулку по знакомой, много раз изъезженной дороге. Глядел по сторонам, что-то думал, насвистывал.
Денисов ехал, стараясь зорко смотреть вперед. Но здесь не в степи, гляди не гляди - не поможет: засаду легко сделать на каждом шагу. Вон у самой дороги рощица, вон опять потянулась куда-то в сторону от дороги каменная ограда, а там снова какие-то постройки, фонтан, кусты… Долго ли до беды.
– Андрей Иванович, - тихо сказал князю Горчакову Денисов, - как бы нам эдак своего фельдмаршала французам в лапы не отдать? Ведь едем-то мы передом, да и как-никак дело ночное. Надобно его сиятельство остановить, сказать, что так ехать опасно.
– Попробуй, скажи ему, что опасно, - усмехнулся Горчаков.- Я говорить не стану!
Денисов проехал несколько саженей в раздумье.
Слава тебе господи, и он знал Александра Васильевича не первый день! Под Измаилом впервые познакомился.
