Итак, Элис, я откланиваюсь с горячей надеждой в сердце, что, если вы еще не простили меня, то, возможно, по прочтении этого письма все-таки простите настолько, что пожелаете ознакомиться с моим изложением истории наших приключений. Если вы прочитаете ее, умоляю, напишите мне и дайте знать, что вы об этом думаете.
Искренне ваш,
Натаниел.
Кого-кого, а уж Элис я никак не ожидал увидеть. Она пришла после обеда в одно мартовское воскресенье, спустя две недели после того, как я отправил ей свое последнее письмо с изложением подробностей минувших событий. Я был один. Напевая мелодию, услышанную на представлении в театре, я рылся в грудах мебельных компонентов в поисках потерявшейся пилы. Приди она несколькими минутами раньше, она застала бы здесь Чиппендейла. Уволив меня, он запретил мне появляться в его мастерской и не разрешал забрать свой ящик с инструментами. Лишь когда я пригрозил, что обмолвлюсь его приятелю-судье о том, что в показаниях, которые он дал в доме мадам Тренти в день ее гибели, были неточности, он согласился вернуть мне инструменты.
Поначалу, когда я пришел и начал собирать свои вещи, Чиппендейл не отходил от меня ни на шаг, сердито следя за каждым моим движением. Но очень скоро его терпение иссякло. Я не выказывал перед ним страха, а у него были еще другие дела. И он оставил меня в покое, предупредив, что проверит ящики, как только они будут упакованы, и, если найдет в них то, что мне не принадлежит, немедленно призовет стражу и позаботится о том, чтобы меня отправили на каторгу за воровство.
Итак, держа в одной руке стамеску, в другой — двухфутовую рулетку, я сидел на корточках и, как болван, пялился на гору комплектующих — резные ножки из красного дерева, еловые изголовья, дубовые столешницы и облицовочные панели. Интересно, соберу ли я сам когда-нибудь такое богатство?
— Нечасто бывает, чтобы я пришла и застала вас насвистывающим какой-то мотив, да еще без красотки на коленях.
Я мгновенно узнал этот мелодичный голос. Она стояла в дверях с каким-то коричневым свертком в руках. Должно быть, на моем лице отразилось изумление, ибо я почувствовал, как покраснел до корней волос. И давно она тайком наблюдает за мной?
Я поднялся с беспечным видом и поклонился.
— Я не совсем понимаю вас. — Мне было досадно, что она все еще волнует меня, и в то же время я вздохнул с облегчением, увидев ее в добром здравии.
— А я боялась, что опоздаю. — Без всякого жеманства она протянула мне руку.
Забыв, что я весь в пыли, я с жадностью приник к ней. От моих губ на чистой лайковой перчатке остался черный отпечаток.
— Вы выздоровели? Куда вы боялись опоздать?
Мой первый вопрос она оставила без ответа, словно не придавала особого значения здоровью.
— Боялась, что не застану вас.
— Как вы догадались, где меня искать?
— Возчик Фезерби упомянул, что вы должны прийти сегодня. Только он не знал, в котором часу.
— В кои-то веки его болтливость сослужила мне добрую службу.
Загадочная, как всегда, она взирала на меня с невозмутимостью во взгляде.
— Я рада, что вы так считаете. Но он не сказал, куда вы перебираетесь, на что меняете все это. — Она обвела рукой захламленное помещение, словно подразумевая, что я покидаю дворец, а не пыльный чердак, где неприятно пахнет скипидаром, льняным маслом и вываренными костями животных.
— Фоули вызвался помочь мне, я принял его предложение и нашел помещение на улице святого Мартина. Завтра открываю…
— Собственную мастерскую?
— Да. Вообще-то, Чиппендейл здесь… если вы хотите поговорить с ним.
— Разве я не сказала, что пришла повидать вас? Последовало молчание. Я неловко переминался с ноги на ногу в древесной стружке, пытаясь угадать цель ее визита и решить, как мне вести себя. В последние дни заметно потеплело, и я жалел теперь, что не надел более легкий сюртук. Волосы взмокли, на лбу выступила испарина. Мне почудилось, я вижу неодобрение в ее взгляде, будто она ждала от меня каких-то особенных слов. Мгновением позже мне показалось, что я ошибся, что она заметила мое смущение и прониклась сочувствием ко мне, ибо попросила отвести ее туда, где мы могли бы поговорить.
Магазин на нижнем этаже не был заперт, и я повел ее через пустынный мощеный двор в безлюдный выставочный зал, убранный, как богатая гостиная. Элис проходила меж диванов, кресел, кушеток и комодов, скользя ладонью по камчатной обивке и резным позолоченным спинкам, лакированным и мраморным поверхностям.
— И что вы намерены изготавливать в своей новой мастерской? — наконец заговорила она — совсем не о том, что я ожидал услышать. — Будете пытаться создать что-нибудь столь же великолепное? — Она уже обошла всю комнату и, положив сверток на стол, теперь разглядывала огромный секретер, который Чиппендейл сделал для мадам Тренти.
После смерти мадам Тренти готовый секретер — восхитительный образец искуснейшей работы мастеровых Чиппендейла — поместили в магазине. Я посмотрел на секретер и перевел взгляд на Элис. На фоне его громады она казалась более хрупкой и миниатюрной, чем была на самом деле. По непонятной причине его вычурность сейчас бесила меня больше обычного.
Я так и не уяснил для себя, зачем Чиппендейл приходил к мадам Тренти в то утро, когда ее задушили, и почему он собирался отдать ей свое самое эффектное творение, когда было совершенно очевидно, что она не в состоянии заплатить за него. Я по-прежнему считал, что она имела некую тайную власть над ним, хотя на чем зиждилось ее влияние — этого я постичь не мог.
Как бы то ни было, в последние недели я перестал ломать голову над отношениями мадам Тренти и Чиппендейла; ни он, ни она меня больше не волновали. Выяснив, как погиб Партридж, я теперь хотел одного — вычеркнуть из памяти весь тот грустный эпизод и вернуться к прежнему, нормальному существованию.
— Не знаю, дорасту ли я когда-либо до столь грандиозных высот, но ведь и простые вещи могут доставлять не меньшее удовлетворение и неплохо кормить. Вы не согласны? — сказал я.
Элис задумчиво смотрела на секретер, а потом вдруг с вызовом улыбнулась мне.
— Вижу, вы не утратили вкуса к спорам.
— А вам все так же недостает такта, — парировал я.
— Не ожидала, что вы окажетесь столь бесчувственным. Я проигнорировал игривость в ее голосе.
— Чем я заслужил столь жестокое обвинение? — сварливым тоном полюбопытствовал я.
— Судя по выражению вашего лица, либо я, либо секретер вызываем у вас огромное недовольство.
Не давая себе труда задуматься над ее словами, я мгновенно клюнул на приманку.
— Элис, вы никогда не вызывали у меня недовольства. Что касается секретера, не скрою: глядя на него, я сразу представляю Чиппендейла, и меня это ужасно раздражает. Как вам известно, я его недолюбливаю, и на это у меня есть все основания. — Я помолчал, открыто встречая ее взгляд, и, набравшись смелости, продолжал: — Что же касается моих чувств к вам, в последние недели мы с вами не общались исключительно по вашей инициативе, а не по моей. Я посылал вам письма, послал свой рассказ о том, что произошло. Поскольку вы сыграли столь значительную роль во всех этих событиях, я был уверен, что вам будет любопытно узнать их исход, даже если вы и сердитесь на меня за то, что пострадали по моей вине. Но вы не потрудились ответить. Так что это я должен упрекать вас в равнодушии.
Ее реакция на мою вспышку была очень странной.
— Я пришла лично вернуть вам ваш рассказ, — сказала она, чуть покраснев. — Он в этом свертке. И я никогда не сердилась на вас. Вовсе нет. Нужно быть законченной дурой, чтобы не понять, сколь близка я была к смерти и что вы спасли меня. Я благодарю вас от всего сердца. — Мне показалось, в ее взгляде отразилось более теплое чувство, чем обычное дружелюбие. Потом, словно мотылек, отвлекаемый от мерцания свечи ярким светом люстры, она опустилась в кресло и, устремив взгляд на секретер, заговорила о другом:
— Удивительно, не правда ли, что обычное дерево можно преобразить вот в такую исключительную вещь? Просто уму непостижимо, что способен сотворить с бревнами и досками, которые я поставляю, настоящий мастер, обладающий неординарным воображением.
Я был сбит с толку, но решил подыграть ей и посмотреть, к чему это приведет.
— Без бревен и досок, которые вы поставляете, мы были бы так же беспомощны, как художник без палитры.
Она вяло улыбнулась в ответ на мою лесть, словно надеялась услышать нечто совсем другое.
— Вы когда-нибудь задумывались, Натаниел, свидетелем каких тайн может стать этот предмет мебели за время своего существования? Как долго он прослужит? Станут ли потомки ваших клиентов ценить его так же, как и их отцы? Или он выйдет из моды и будет стоять в каком-нибудь позабытом углу, как диковинное напоминание о нашем суетном веке?
