Акитада со вздохом поднялся.
— Надо бы пойти и провести добавочный опрос. — Он был еще не совсем здоров и чуточку устал, но он обещал помощь Кобэ и дал слово Кодзиро. — Я должен еще раз поговорить с госпожой Вишневый Цвет и другими актерами. А еще неплохо было бы послать кого-нибудь в Кохата.
Кобэ угрюмо кивнул.
— Я сам туда поеду. В такой-то прекрасный новогодний денек месить дорожную грязь часами, чтобы пообщаться с местной пьянью… Я уж не говорю про этого полоумного…
Ночной воздух был напоен хвойным ароматом. Акитада с удовольствием вдыхал его, пока ехал на юг к реке. Над крышами стелился дымок — люди продолжали праздновать. То и дело откуда-нибудь доносились веселый смех, крики или выбегали компании подвыпивших гуляк. Кто-нибудь из этих пропойц наверняка упадет в мерзлую воду канала и быстренько протрезвеет, а кто-нибудь так и не найдет в себе сил выбраться оттуда и сгинет навеки в ледяной пучине.
Акитада передернулся от такой мысли и ускорил шаг. Он рассчитывал застать госпожу Вишневый Цвет и остальных еще бодрствующими. Звуки лютни и цитры, доносившиеся из веселого квартала, да толпы на улицах внушали надежду.
Из окон спортивного зала слышался смех. Старик привратник впустил его, показав, куда пройти. Должно быть, все лампы и фонари были собраны вокруг помоста госпожи Вишневый Цвет. Она восседала на своем троне в окружении актеров, акробатов и своей служанки. Тора с Гэнбой сидели на полу у ее ног.
Празднование шло полным ходом. Пол был уставлен посудой с угощениями и вином, лица раскраснелись. Завидев Акитаду, Тора с Гэнбой вскочили с виноватым видом.
— Нас пригласили на чарочку, — сказал Гэнба.
— Что-то случилось, хозяин? — спросил Тора.
— Нет, ничего не случилось, просто мы столкнулись с одной проблемой. Госпожа Нагаока выдает себя за собственную сестру.
За этими словами последовал звук упавшего предмета и тихий вскрик. Все удивленно обернулись на служанку, уронившую веер. Прикрыв рот ладошкой, она смотрела на Акитаду широко раскрытыми, перепуганными глазами.
— Юкио, — обратилась к ней хозяйка, — как-то ты странно себя ведешь с тех пор, как мы вернулись домой.
Что с тобой происходит?
Девушка подобрала с пола веер и снова спрятала за ним лицо.
— Нет-нет, ничего!
— Ерунда! Ты что-то знаешь. Теперь я припоминаю, как ты все расспрашивала меня про Дандзюро и его жену. А ну, выкладывай!
Девушка заплакала и хотела встать, но госпожа Вишневый Цвет схватила ее за руку.
— А ну-ка сядь, милочка! Я не потерплю больше от тебя неприятностей после всего, что я для тебя сделала. Ты и так уже натворила дел, дальше некуда. Только посмотри, что ты сделала с бедным Торой! Так-то ты платишь мне за мою доброту, неблагодарная девчонка? Я подобрала тебя голодную на улице и привела к себе. Я тебе мать заменила.
Юкио рухнула наземь, как соломенная кукла, и обхватила колени госпожи Вишневый Цвет.
— Простите меня! — рыдала она. — Клянусь богами земными и небесными, для вас я бы сделала все, что угодно!
Акитада насторожился. Опять эти странные слова про каких-то древних богов! Такие речевые обороты были неуместны в устах девушки из низкого сословия. И этот знакомый, весьма редкий жест… Она тоже, поднеся кулачок ко рту, закусила костяшки пальцев. Сердце его бешено заколотилось, и он спросил:
— Кто ты на самом деле?
Госпожа Вишневый Цвет нахмурилась.
— Юкио! Ты мне что-то недоговаривала? Юкио что-то промямлила в ответ.
— Что? Какое еще слово ты дала? Акитада подошел ближе.
— Ты — Югао?
Присутствующие зашептались. Госпожа Вишневый Цвет удивленно вскинула нарисованные брови.
Акитада бросился объяснять:
— Госпожа Вишневый Цвет, если она Югао и укрывает сестру Нобуко, то она должна дать показания в суде. Она наша единственная надежда, только с ее помощью мы можем отдать под суд убийц троих человек.
Госпожа Вишневый Цвет наклонилась и погладила рыдающую женщину по голове.
— Он прав, дитя мое, — сказала она.
— А ну отвечай на мои вопросы! — нетерпеливо воскликнул Акитада. — Если ты Югао, то твоя сестра участвовала в убийстве твоего собственного отца и ее мужа. Если мы не докажем, кто она такая, убийцы останутся на свободе, а мертвые так и не найдут успокоения.
Юкио вцепилась в госпожу Вишневый Цвет и захныкала. Госпожа Вишневый Цвет теперь выглядела какой-то постаревшей и осунувшейся.
— Бедное дитя!.. — бормотала она, постукивая плачущую девушку по спине. — Бедное дитя! Но ты не горюй! Мой дом всегда будет твоим, что бы там ни случилось. Ты будешь моей дочкой. У меня ведь никогда не было дочки. А сейчас сядь-ка, распрямись и вытри слезы. Ты находишься среди друзей, и тебе нечего стыдиться. Ты просто выполняла свой дочерний долг. Хотя этот злодей такого не заслужил.
Все присутствующие замерли, затаили дыхание. Юкио положила на пол веер и обратила к Акитаде свое изуродованное лицо. Шевеля искромсанными губами, она сказала:
— Да, вы открыли правду. Я — Югао. Уж не знаю, как вы догадались. Даже родная сестра не узнала меня.
Акитада улыбнулся, чтобы приободрить ее.
— Я угадал по одному изящному жесту и по вашей речи. Вы обе употребляете такое выражение, как «боги небесные и земные», в то время как большинство людей просто припомнили бы Будду.
— Наш отец запрещал нам обращаться к буддийским богам. Когда Нобуко появилась здесь с актерами Уэмона, я очень обрадовалась, увидев ее. Я решила, что теперь мы заживем вместе, но я была не нужна ей, и она уже была замужем за Дандзюро. А Дандзюро… в него я когда-то была влюблена, но теперь, в таком виде, я не хотела, чтобы он меня узнал. Я попросила Нобуко не выдавать моей тайны, а она взамен потребовала, чтобы я не выдавала ее. Тогда-то я просто думала, что она имеет в виду свое бегство от мужа. Так мы и поклялись друг другу душой нашей матери. — Она замолчала, спрятала лицо в рукав и снова заплакала. Госпожа Вишневый Цвет ласково обняла ее за плечи.
Акитада перевел дух и медленно опустился на пол. Выходит, тут была отнюдь не одна тайна. Как это там сказано в монастырском свитке? Двоякая правда. Дело раскрыто, но ценой каких человеческих потерь!
— Я понимаю, Югао, — мягко сказал он. — Давать показания против родной сестры трудно даже в обычных обстоятельствах, но ты все-таки должна сделать это. Видишь ли, одно дело твой долг перед покойным отцом, но ведь надо подумать и о живых. Брат Нагаоки Кодзиро хороший человек, а его несправедливо обвинили в убийстве девушки по имени Охиса. От этих подозрений его могла бы избавить только твоя честность. Считай это твоим подношением всем жертвам, живым и мертвым, неким долгом, который ты должна заплатить во искупление преступлений твоей сестры.
Вцепившись в руку госпожи Вишневый Цвет, Югао-Юкио кивала. Она сидела очень грациозно, ее прекрасные формы, изящная шея и блестящие волосы смотрелись чудовищным контрастом с изуродованным лицом.
— Ты поведаешь нам свою историю? Она снова закивала.
— Мой отец любил приглашать в усадьбу актеров, а когда мы подросли, ему доставляло удовольствие, если мы наряжались в костюмы и участвовали в представлениях. Занятие это нас забавляло, и актерам мы нравились, так как обе были миленькие. — Она покраснела. — Я тогда была хороша собой. Дандзюро предпочел мою красоту красоте сестры. Он предложил мне, а не сестре, стать его женой и уехать с ним. Отец пришел в ярость, когда я сказала ему. Он велел Дандзюро и остальным убираться вон. Я тогда плакала целые дни напролет. А потом Дандзюро прислал мне письмо, и я убежала к нему. — Она вздрогнула и плотнее запахнула на себе кимоно. — Только вышло все не так, как я ожидала. Дандзюро и не подумал жениться на мне, а через некоторое время начал менять женщин одну за другой. Я потеряла покой и стала плохо играть, и в один прекрасный день Уэмон выгнал меня. Дандзюро велел мне убираться домой. Но я не могла этого сделать, потому что отец объявил меня умершей. Я стала скитаться по городу в поисках работы и поняла, что мне осталось одно — торговать своим телом. С тех пор моей единственной заботой было раздобыть пищу. Так я жила, пока не напоролась на маньяка.
Гнетущая тишина установилась в зале. Потом госпожа Вишневый Цвет решительно сказала:
— По-моему, твой отец слишком скверно обошелся с тобой всего лишь из-за маленькой ошибки, а потом этот ублюдок Дандзюро причинил тебе зло. А сестра! Люди добрые, родная сестра, вместо того чтобы раскрыть тебе навстречу объятия, говорит, что ты ей не нужна! Да что же это за семейка!
Акитада только беспомощно смотрел. Сам ад не шел ни в какое сравнение с мучениями этой жизни. Акитада просто терялся перед лицом таких страданий — потери семьи, любимого, красоты и надежды на счастье.
Зато Тора, лишенный всякой сентиментальности, смотрел на ситуацию с практической точки зрения.
