Два дня назад меня вызвали к Сесилу. Он принял меня в своем доме на Стрэнде, в укромном саду с высокой зеленой оградой. День после обеда выдался знойным и душным, хотя солнце почти все время пряталось за облаками.
— Конец света, — сказал Сесил. — Все об этом только и говорят.
— Все, кроме ночного неба, — уверил его я. — О конце света звезды не говорят ничего.
— И второе пришествие. Королева не принимает слухи близко к сердцу, и все же она взволнована.
— И про явление нового Христа звезды тоже молчат.
— При чем тут Христос? — Первый королевский министр вручил мне памфлет. — Доставлено из Парижа.
Текст был на французском. Сесил предложил мне присесть к столу, чтобы прочесть листовку. Сначала я хотел рассмеяться, но выражение лица Сесила остановило меня.
АНГЛИЯ ОЖИДАЕТ ПРИШЕСТВИЯ САТАНЫ
В памфлете говорилось о том, что английские маги провозгласили Лондон, теперь самый быстрорастущий город мира, Новым Иерусалимом.
Лондон с его стремительным ростом действительно напоминал средоточие зла: убийства, грабежи, бордели и все известные человеку болезни наводнили его промозглые и задымленные улицы. Падение города началось с ниспровержения Римской церкви, резни священников, разграбления божьих святынь и занятия трона мерзким порождением союза женоубийцы и ведьмы.
Ничего удивительного, продолжал памфлетист, в том, что Лондон с надеждой ожидает скорого рождения темного мессии, чье появление на свет будет сохраняться в тайне до той поры, пока дитя не повзрослеет.
Пришествие воплощенного Сатаны. И если Лондон — сатанинский Иерусалим, то черным Вифлеемом, где родится ребенок, должен стать Гластонбери. Слава колыбели английского христианства гремела, пока его аббатство, основанное святым Иосифом, дядей Христа, не было разодрано на куски и улицы города не наполнились толпами ведьм и колдунов, сменивших монахов и пилигримов.
Как рождение первенца короля-узурпатора, первого из династии Тюдоров, было подготовлено в Винчестере, притязая на двор великого Артура, так и этот ребенок должен был родиться в городе смерти древнего короля. Родиться у Елизаветы, королевы-колдуньи.
Далее в памфлете сообщалось, что пресловутый доктор Ди недавно вернулся из Гластонбери, где встречался с местными ведьмами и подготавливал роды младенца. И будто бы чародей путешествовал в Гластонбери вместе с… отцом?.. ребенка…
Я бросил листок на стол.
— Это далеко не первый памфлет, в котором намекают на то, что королева уже зачала от Дадли, — сказал Сесил.
Автор памфлета называл Дадли «известным волшебником, которого с детских лет обучал темным искусствам зловредный Ди».
— У нас имеются веские основания полагать, что подобная кампания готовится против Лондона, — продолжал Сесил. — Пока вы находились в отъезде, Уолсингем провел обыск в доме известного своей неблагонадежностью законника Феррерса. У него изъяли печатный станок. Копии памфлетов с якобы вашими астрологическими прогнозами. Обычный финал вздорных сплетен. Разумеется, Феррерс отрицает связь с Францией. Даже Уолсингем считает его очередным религиозным фанатиком.
— Мне приходилось иметь дело с этим человеком, — ответил я.
— Помню.
— Наверное, он просто не может смириться с тем, что ему не удалось отправить меня на костер.
Но, несомненно, за этим скрывалось нечто большее, чем старая ненависть.
Взяв со стола французский памфлет, Сесил смял бумагу в комок.
— Пока что мы не слишком обеспокоены этим, однако, думаю, не повредит, если вы скажете королеве, что небеса не предвещают нам ничего дурного. Я договорюсь о вашей встрече.
— Как она? — поинтересовался я.
— Неплохо, — ответил Сесил. — Вполне неплохо.
Несмотря на полный письменный отчет о наших приключениях в Гластонбери, Сесил ни разу не упомянул ни о костях Артура, ни о попытке заразить королеву овечьей чумой. Елизавета, по крайней мере, могла узнать всю историю от Дадли, но мне хотелось обсудить наше путешествие с Сесилом. Я желал выяснить, каким образом во дворец попадали предсказания Нострадамуса и кто ожидал реакции королевы на эти пророчества. Однако Сесил не дал мне повода завести разговор.
Мальчишки Ковдрея нагнали Дадли у Мендипских холмов, вернули его назад, и я благодарил Бога за это. Дважды я просыпался в холодном поту, видя во сне, как Дадли ставит перед королевой ящик с отравленными костями. И однажды мне приснилось, будто Нел Борроу осталась висеть на веревке, мои руки вконец обессилели; я поднимаю глаза и вижу выпученные белки ее глаз и язык, свесившийся изо рта.
Большой Джейми Хокс отправился в свою прежнюю могилу у церкви Святого Бениния. Ящик с костями завалили грудой камней, дабы никто больше не потревожил ядовитые останки.
— Видите, — улыбнулся Сесил, — пока вас не было, мы сберегли в целости и сохранности вашу матушку и ее служанку.
— Правда?
С возвращением Катерины Медоуз и отсутствием видимой угрозы со стороны ее отца-пуританина я не просил об их защите.
— Им жилось даже спокойнее, чем с вами, — добавил Сесил. — Молодец этот Уолсингем. — Сесил на мгновение задумался. — Похоже, Джон, они в большей безопасности, пока вас нет рядом…
— Сэр Вильям, сдается, у вас для меня снова есть какоето дело?
— Для королевы, — поправил Сесил.
Его дом я покинул в гневе. Поклялся, что поутру обдумаю план возвращения в Гластонбери, чтобы изучить во всех деталях земной зодиак. Сад звезд на земле. Могло ли быть теперь что-нибудь более важное, чем ключ к этой загадке?
И я хотел снова увидеть Нел. Не проходило и часа, чтобы я не думал о ней.
Месяц назад я получил письмо от Монгера. Он сообщал мне, что лазарет у церкви Святого Бениния отошел к Нел, и она с успехом лечит людей, продолжая выращивать травы с помощью кузнеца и Джоан Тирр.
Кажется, она была счастлива. Я же пытался найти хотя бы малое утешение в предсказании Джоан о моих будущих браках. Вплоть до вчерашнего вечера, когда в Мортлейке объявилась Бланш, привезя с собой письмо Дадли и рассказ об ужасном скандале, в котором оказался замешан мой друг.
Думаю, я упоминал о том, что его хворая жена, Эйми, проживала в деревне.
Это так. Однако в ее сельской жизни не было ничего поэтического. Даже спустя десять лет брака Дадли снова и снова откладывал ее переезд в большой дом, и несчастная супруга моего друга скиталась по знакомым и родственникам, гостя то у одних, то у других.
В то время как сам Дадли жил в Виндзоре с королевой, Эйми обнаружили мертвой. Она лежала с переломанной шеей у подножья лестницы в одном из поместий Оксфордшира. Дадли утверждает, что его супруга плохо чувствовала себя в последнее время. Однако он никогда не рассказывал мне о слухах, будто его жену травят ядом. Поговаривали даже о том, что один из докторов отказался лечить ее, опасаясь за свою жизнь.
Странно, но лестница, с которой, как полагают, упала Эмми, довольно невысока. Однако Дадли заявил в письме, будто бы от неизвестной болезни в груди кости жены сделались тонкими и хрупкими.
Да поможет мне Бог, Джон, но я к этому непричастен. Клянусь, она была больна. Клянусь, я любил ее и всегда буду…
Тем временем королева Елизавета понемногу избавлялась от преследовавших ее ночных кошмаров.
— Что происходит теперь во дворце? — спросил я у кузины Бланш, когда мы остались наедине.
— Велела придворным соблюдать траур, хотя сама с трудом скрывает радость. Думает, они поженятся. Я сомневаюсь.
Должно начаться расследование происшествия. И не беда, что в это будет вовлечен Дадли… Разве что в Европе никто не станет сомневаться в его причастности к смерти супруги.
И едва ли следственной комиссии станет известно что-нибудь об истории, которую я слышал от матери. Она же узнала об этом от матушки Фальдо, которой рассказывала ее родственница, чья сестра прислуживает одной из младших королевских фрейлин.
Суть истории в том, что некоторое время назад королева якобы сообщила испанскому посланнику, будто Дадли скоро будет свободен и сможет жениться на ней, поскольку его супруга смертельно больна.
Дело рук Нострадамуса?
Поскольку предвидение королевы могло иметь иное объяснение, я впервые с облегчением посчитал это очередным плодом погружения Мишеля в туман постижения.
Странно думать об этом, но ведь при иных обстоятельствах мы могли бы вместе трудиться над разгадкой тайны Круглого стола Артура. Подобные вопросы вне религии и государственных дел. Теперь я был просто обязан собрать все манускрипты Леланда, насколько я мог себе это позволить.
Однажды, если наука продвинется далеко вперед, возможно, я буду иметь все необходимое, чтобы побеседовать с аббатом Уайтингом.
