- Кстати, а как его зовут?
- Полковник Марецкий, Павел Григорьевич.
- Угу... - Слуцкий записал имя в блокнот.
- Выбрав момент, я обратил на себя внимание полковника, находясь поблизости от капитана.
- Как именно?
- Опрокинул на поднос бокал. Брызги попали на мундир капитана. Полковник обернулся на звук и увидел, как я помогаю тому очистить рукав. Всё прошло гладко, я извинился перед поляком, тот тоже что-то сказал мне в ответ.
- Неплохо придумано.
- А на следующий день я подошёл к Марецкому. Передал ему привет от старых друзей и предложил поужинать вместе. Полковник удивился и спросил - что это за друзья? Тогда я назвал ему фамилию Сомова.
- И что же?
- Он вторично удивился и сказал, что не знает такого господина. А знакомых генералов никогда в жизни не имел. От ужина отказался. Так что этот блин вышел комом...
- Печально... теперь к нему не подойдёшь...
- Я принёс свои извинения и покинул место встречи. Однако же наблюдение за ним мы не прекратили. В тот день он свернул с обычного маршрута и зашел на почту. Дал телеграмму.
- Кому?
- Увы... этого не удалось установить.
- Жаль. Надо думать, он сигнал тревоги дал.
- Мы тоже так и подумали. Наблюдение усилили, но прошел месяц - ничего. Уже хотели его снять, как вдруг Марецкий исчез из нашего поля зрения! Правда, ненадолго, всего на три часа. Я полагаю, что встреча всё-таки состоялась. Не знаю, какие инструкции там получил полковник, но вот дальнейшие события заставили напрячься уже нас!
- А именно?
- Через неделю капитан Адам Кравец разбился на своём автомобиле. Пьяный был, вот и зазевался...
- Сочувствую его руководству и семье.
- Один момент - он был язвенником и в о о б щ е не пил. Ничего, крепче молока.
- Даже так?
- Да. А его начальник, полковник Ежи Энглищ, получил множество соболезнований. В том числе - и из Великобритании.
- Надо думать, погибший капитан был известной личностью.
- Угу. Был. Только вот одна из телеграмм была отослана д о этого несчастного случая. Кравец разбился в четверг утром, а телеграмму отправили в среду вечером. Любопытна также и подпись на ней.
- И кто ж был столь осведомленный отправитель?
- Он подписался именем Харон...
- Проводник в царство мертвых, если верить грекам?
- При определённых условиях, он мог оттуда и вывести...
- Хм! Так вы, Олег Иванович, полагаете, что это тот самый Проводник?
- Это наиболее логическое объяснение всего происшедшего. Ничего, более подходящего, я найти не могу.
- Полтора месяца... Он получает сигнал, проверяет Марецкого. Встречается с ним и, выяснив личность предполагаемого вербовщика, делает толстый намёк полякам. М-м-да... А ваше наблюдение, как полагаете, Олег Иванович, он заметить мог?
- Не знаю. Во всяком случае, никто из нас ничего подозрительного не видел.
- А Марецкий где?
Собеседник комиссара потупился. Покатал в руках карандаш.
- Сегодня утром я получил сообщение... он выехал.
- Куда?
- На лечение. В Карловы Вары.
- И ваши сотрудники его потеряли в дороге...
- Он сел на поезд... мои люди не могли предположить такого развития событий и не были к этому готовы. Отдано распоряжение товарищам в Чехословакии, им сообщили номер поезда.
- На котором, скорее всего, Марецкого уже не будет. Что уж говорить-то - переиграли вас! По всем статьям, да-с! Это мастер работал, Олег Иванович! Что планируете предпринять?
- Мы можем дать сигнал от имени Яровцева...
- Угу. И Проводник снова сработает самым неожиданным образом. Как вы полагаете, ваши люди успеют предотвратить их контакт? Учтите, что уж ему-то подполковник поверит безоговорочно. У вас есть гарантии того, что Проводник и его не выведет из нашего поля зрения аналогичным способом? Просто отдаст приказ - и Яровцев его выполнит.
- Но ведь он теперь работает с нами!
- А с Проводником подполковника связывает почти двадцатилетнее сотрудничество. Что перевесит? Он же ему обязан практически всем! Да и где гарантии, что Харон не отдаст приказ уже и от нашего имени?
Слуцкий побарабанил пальцами по столу.
- Нет, Олег Иванович, такую операцию я вам запрещаю! Мало того, что мы можем потерять Яровцева, так кто знает, к каким действиям мы подтолкнём Проводника? Он может почувствовать угрозу людям, которых он опекает. И как тогда он поступит? Молчите? Не знаете? И я не знаю...
Комиссар откинулся в кресле и задумчиво посмотрел в окно. Его собеседник молча сидел напротив, не решаясь прервать размышления начальника.
- Значит, так! - хлопнул ладонью по столу Слуцкий. - Генерала этого найдите. Людей его. Все архивы поднять и хорошенько перетряхнуть. Искать любое упоминание об этой операции. Не могла же она производиться на страх и риск одного человека? Да и средства там, судя по всему, немалые задействованы. Они тоже не из воздуха взялись, так ведь? Далее. Проводник явно работает не один, вопрос - с кем? Где его организация? Кто в неё входит, как финансируются? Под какой крышей действуют? Установить адрес в Харбине, взять под наблюдение. У вас какие-то соображения по этому вопросу есть?
- Есть, Абрам Аронович. Яровцев упомянул, что Проводник несколько раз выводил в Россию агентов разведки. Стало быть, они могут что-то о нём рассказать. Считаю целесообразным поискать и здесь. Не факт, что все они принадлежали к ведомству Сомова.
- Разумно, - кивнул комиссар. - Действуйте, Олег Иванович! О результатах доложите лично. Через... - он заглянул в настольный календарь, - месяца вам хватит?
- Хватит для того, чтобы правильно расставить все силы и определить направления работы, Абрам Аронович.
- Значит, через месяц. Всё, товарищ майор! Жду вас с докладом.
Бросив поводья сопровождавшему красноармейцу, Кожин легко вбежал по ступеням штаба. Ответив на приветствие дежурного, он поднялся на второй этаж. У него было приподнятое настроение. Откровенно говоря, поводы для некоторого носозадирания имелись, и весьма серьезные. Всего полгода прошло с того момента, как он прибыл на заставу. Оглядываясь назад, лейтенант сам удивлялся тому, каким же, в сущности, нелепым образом он должен был выглядеть тогда в глазах окружающих. Сегодня ему самому казались смешными некоторые собственные высказывания. Окунувшись с головой в повседневные заботы своего немаленького хозяйства, он быстро растерял неуместный здесь юношеский максимализм и уверенность в собственной непогрешимости. Самым же лучшим уроком для него явилось произошедшее, через месяц после его прибытия на заставу, столкновение с контрабандистами. На этот раз группа попалась немаленькая, только носильщиков было человек пятнадцать. Да десяток вооруженных бандитов шли в сопровождении. Попытавшись взять руководство боем в свои руки, Кожин почти моментально расстрелял весь свой наличный боезапас, потерял где-то фуражку, охрип и сидел, прижавшись к дереву, сжимая в руке наган с одним-единственным патроном. Тем не менее, несмотря на то, что он перестал отдавать команды (а может быть, именно поэтому), бой отчего-то не прекратился, а разворачивался своим чередом. Ловким и умелым маневром пограничники обошли контрабандистов и отрезали им обратный путь к границе. После чего частым винтовочным огнем прижали бандитов к земле. Смекнув, что дело плохо, носильщики, побросав груз, начали разбегаться во все стороны. И трое из них, ломившиеся напропалую по бурелому, выскочили прямо на лейтенанта. Отступать было невозможно, стрелять нечем - патронов не было. Один патрон - не в счёт. Вскочив на ноги, Кожин выхватил из ножен шашку. И, потрясая ей, заорал носильщикам что-то невразумительное. Надо думать, вид всклокоченного пограничника, размахивавшего наганом и обнаженной шашкой, представлялся достаточно грозным и внушительным. Во всяком случае, носильщики тут же попадали на колени и потянули руки вверх.
Точку в бою поставило подкрепление, подоспевшее со стороны заставы. Десяток бойцов с ручным пулеметом разом заставили притихнуть уцелевших к тому времени бандюков. Трое самых неугомонных получили свою порцию свинца и затихли навеки. Остальные начали бросать оружие и сдаваться. В этот момент и появился на поляне командир заставы, подгоняющий перед собой троих перепуганных контрабандистов. Внешне все вышло очень даже пристойно. Во всяком случае, командование отреагировало на этот бой самым положительным образом. Всему личному составу во главе с командиром объявили благодарность в приказе.
И один только Кожин знал, чего стоил ему этот бой. Первым же побуждением лейтенанта, когда он вернулся на заставу, стало желание написать рапорт о переводе. И лишь заглянувший к командиру старшина быстро смекнул, что же происходит на самом деле. Он ничего не сказал командиру, но через пару часов деликатно постучал ему в дверь.
