Удар был до того сильный, что у Якоба на мгновение потемнело в глазах. Краем глаза он заметил, как Пфунднер потянулся за следующим штемпелем. Потом из своего укрытия выскочил Георг и бросился на мужчин.
«Я и в самом деле старею, – успел подумать Куизль, падая на пол. – Не справился с римлянином в жестяных доспехах и недоноском в маске…»
Георг между тем подскочил к Фрисхаммеру и толкнул его на стол. Арлекин схватился с римским легионером, несколько горшков с грохотом попадали на пол. Следующий штемпель ударил Куизля в лицо. Он почувствовал, как из носа потекла кровь.
С кровью проснулась злоба.
Якоб вскочил и с ревом бросился на Пфунднера. Тот схватился за третий штемпель, но запустить его не успел. Палач подскочил к казначею и ударил его в челюсть. Удар отбросил Пфунднера к стене, и от нее откололся кусок гипса. Куизль замахнулся для следующего удара, но перед глазами по-прежнему все плыло. Он покачнулся, и удар прошел мимо. Краем глаз он заметил, как Георг отбивается деревянным мечом от Фрисхаммера, который размахивал жестяным клинком.
Пфунднер воспользовался этим замешательством и схватил кочергу, прислоненную к деревянной кадке. Куизль уклонился, и кочерга, точно в руках неумелого цирюльника, царапнула его по бороде. Вне себя от злости, палач поднял тяжелую кадку и бросил в Пфунднера. Тот вскрикнул и попятился. Тем не менее казначею удалось отбежать к лестнице. Куизль погнался за ним; он почти настиг его, но поскользнулся на обледенелой ступени и растянулся в коридоре.
– Проклятье, стой, чертов ублюдок!
Куизль выругался и вскочил, но Пфунднер уже добрался до выхода. Он выбежал наружу и с грохотом захлопнул за собой дверцу. Послышался тихий щелчок. Палач толкнул дверь, но та не поддалась. Вероятно, казначей запер ее снаружи.
Якоб яростно забарабанил по дверце, и гипс начал понемногу крошиться. Палач походил на разгневанного великана, запертого под горой. Кровь текла у него из носа и по лбу, но он продолжал бить плечом в дверь. Может, он уже не столь проворен, но сила в нем прежняя…
Куизль трижды врезался плечом в гипсовую дверь.
На четвертый раз она не выдержала.
Дверь распахнулась, и Якоб вылетел наружу. Пфунднера нигде не было. Но луна светила достаточно ярко, и палач увидел следы, ведущие от грота. Казначей подволакивал правую ногу – похоже, ему все-таки досталось. Якоб вспомнил, что Пфунднер едва не превратил Магдалену в шлюху. Его охватила жгучая ненависть. Пусть только попадется ему в руки, повиснет на собственном достоинстве…
Но для начала он с ним поговорит.
Куизль двинулся по следу, как волк, почуявший кровь. Оставалось надеяться, что Георг справится с Фрисхаммером. Если они сейчас упустят казначея, то никогда уже не выяснят, знал ли он что-нибудь об убийствах!
Следы уводили в лес, тянулись вдоль низкой стены и резко сворачивали направо. Там высилась живая изгородь из самшита и переплетенных розовых кустов, укрытых хрустким снегом. Куизль двинулся вдоль изгороди, пока не увидел некое подобие входа. Следы были наскоро заметены веткой. За проходом в обе стороны тянулся второй ряд кустов. Якоб понял, почему Пфунднер побежал именно сюда.
Он стоял перед входом в лабиринт.
Хоть казначей и заметал за собой следы, их еще можно было разглядеть в снегу. Куизль повернул направо, подошел к следующему изгибу…
И остановился, глядя на чистый, нетронутый снег.
Он тихо выругался.
Хитрый ублюдок…
Палач попался на старую уловку, к которой и сам не раз прибегал в годы войны. Очевидно, Пфунднер какое-то время двигался в этом направлении, а потом вернулся по своим же следам. Куизль развернулся и вскоре подошел к тому месту, где, вероятно, и свернул казначей. В ограде был тесный лаз, и перед ним лежала горстка снега.
Снег упал с ветвей, когда Пфунднер пробирался через лаз.
Куизль пригнулся и протиснулся внутрь. По другую сторону, между рядами кустов, действительно тянулись следы. Якоб стиснул зубы и двинулся дальше. Насколько же велик этот лабиринт? Дворяне любили устраивать подобные лабиринты из живых изгородей. Некоторые из них были размером с целую деревню. Этот был совсем еще новым и дальше переходил в лес, что усложняло ориентирование.
Куизль только теперь обратил внимание, что одет слишком легко для подобных вылазок. Казначей, в своем дурацком костюме, наверное, чувствовал то же самое. Кроме того, Пфунднер был ранен, в следах стали попадаться капли крови. Возможно, ему досталось в драке, а может, он поцарапался о шипы, когда пробирался сквозь кусты. Но у Якоба тоже текла кровь, хоть и не так обильно. В голове, по крайней мере, прояснилось.
Куизль начал понемногу замерзать. Он понимал, что не сможет вечно таскаться по этому лабиринту. А позже ему придется выбираться обратно. Палач задумчиво потянул длинную нитку, свисавшую с его палаческого костюма.
Нитка…
Ему вспомнилась греческая легенда, которую он вычитал еще в детстве из старой потрепанной книги, купленной отцом. Какой-то герой преследовал в лабиринте чудовище и, чтобы не заблудиться, использовал нитку.
Оставалось только надеяться, что лабиринт не такой большой. Иначе Якоб рисковал остаться голым.
Он вытянул нитку у подола и привязал ее к одной из веток, после чего двинулся дальше по следу.
Следов крови становилось все больше. Кроме того, Пфунднеру было тяжело идти, он заметно подволакивал ногу и несколько раз даже упал. Долго у него бегать не получится. Время от времени за изгородью можно было услышать пыхтение и шорох. Казначей был уже близко. Иногда следы обрывались в тупиках. Тогда Пфунднер продирался сквозь кусты, и на ветвях оставались обрывки его костюма.
Когда Куизль миновал очередную развилку, луна неожиданно скрылась за тучами и стало совершенно темно. К тому же подул холодный ветер и снег белым облаком засыпал проходы. Следы стали практически неразличимы. Палач выругался вполголоса. Нельзя, чтобы казначей сейчас ускользнул от него!
– Пфунднер! – прокричал Якоб сквозь ветер. – Если вы рядом, послушайте меня! Я ничего вам не сделаю!
Некоторое время стояла тишина. Но потом где-то поблизости послышался хрипловатый смех.
– Если у вас ко мне предложение, то выкладывайте! – отозвался казначей. – Только не думайте, что я приму его. Я даже не знаю, кто вы такой!
«Я – твой палач», – хотел сказать Куизль, но передумал.
– Неважно, кто я такой. Главное, чтоб вы знали: мне нет дела до ваших дел в гроте, подделываете вы монеты или собираетесь выкрасть трон курфюрстины.
– Вот как? – В голосе Пфунднера появилась неуверенность. – Тогда зачем же вы меня преследуете?
– Какое отношение вы имеете к убитым девушкам?
Казначей немного помолчал, а потом громко рассмеялся.
– Так вы поэтому и гонитесь за мной? Потому что считаете меня убийцей, про которого толкуют все кому не лень?
Куизль действительно не имел ни малейшего понятия, кто мог стоять за этими убийствами и какие цели он преследовал. Поначалу Якоб подозревал мастера Ганса, потом Конрада Неера или кого-то из палачей… Но все его подозрения оказались ошибочны. За свою жизнь Куизль раскрыл немало злодеяний, но в этот раз он был в тупике.
И вот он морозит зад посреди заснеженного лабиринта!
– Мне кажется, вам что-то известно, – продолжал Якоб, чувствуя, как холод забирается под мантию. – Девушка, найденная в Мельничном ручье, Анни, она прислуживала вам. Ее подруги, Эльфи и Ева, тоже были проститутками у богатых патрициев. Они тоже мертвы! Умирают только проститутки или юные девушки, не так ли? И всех их казнили. Что вам известно? За этим стоит ван Уффеле?
– Клянусь вам, я не знаю! – прокричал сквозь ветер Пфунднер. Казалось, он стоит теперь совсем рядом, за изгородью. – Зачем вообще вам это знать? Вы что, из городской стражи? Может, вас подослал Лойбль?
Куизль не ответил и вместо этого снова спросил:
– Почему умерла Анни? Скажите, и я обещаю, что оставлю вас в покое.
– Черт, кому есть дело до этих девок? – закричал Пфунднер. – Это же никчемные шлюхи. Никому нет до них дела! Они стекаются в Мюнхен, как птицы по весне, и некоторые не доживают и до зимы. Но кого это волнует?
