— Нет. Никакого секонала.
— А как насчет пациентов доктора Куздорфф и доктора Потта? — спросил Бенедикт.
— Это относится и к ним. Ни одного такого пациента нет. Несколько лет назад мы прописывали секонал при нарушениях сна, но сейчас предпочтительным средством является флюразепам.
— У вас есть копии рецептов доктора Бустера?
— Тех, что он выписывает здесь, — да. Они должны быть в компьютере. Наша база данных позволяет извлекать информацию, исходя из имени пациента, номера страхового свидетельства, заболевания, даты посещения, даты записи на прием и выписанного рецепта.
— Могло так случиться, что доктор выписал рецепт вне своих приемных часов?
— На секонал? Это было бы странно. Ведь данное лекарство относится к медикаментам, применение которых находится под контролем, ко второй их категории. Я вообще не понимаю, с какой стати было его выписывать, будь то в приемные часы или нет.
— Но в принципе такое возможно?
— Конечно. Все, что в данном случае потребовалось бы доктору, — это бланк рецепта.
— А из аптек звонят вам сюда, чтобы получить подтверждение на выписанный рецепт?
— Иногда. Но если это вне приемных часов, они могут продать лекарство и без предварительного звонка. Из больничной аптеки никогда не звонят. Тамошние фармацевты знают всех наших врачей.
Я протянула свою визитную карточку.
— Благодарю вас, мисс Растич. Прошу вас позвонить, если вы вспомните что-либо, могущее помочь. Если вас не слишком затруднит, я хотела бы поговорить еще с некоторыми сотрудниками.
— Конечно, нет. Я доложу о вас.
Мы с Харбом провели еще час, беседуя с персоналом Бустера и его коллегами-врачами. Все они в один голос повторили то, что уже сообщила нам зеленоглазая медсестра. Никто не знал, зачем Бустеру понадобилось выписывать рецепт на секонал, и никто не знал того пациента, которому он мог понадобиться.
Но как бы то ни было, Бустер все-таки выписал этот рецепт, что подтверждалось Департаментом норм и правил штата Иллинойс и некто, назвавшийся Чарлзом Смитом, получил по нему лекарство и предположительно использовал его при похищении нашей Джейн Доу. Если никто из конторы Бустера не мог его вспомнить, быть может, вспомнит принимавший рецепт фармацевт?
Мы вышли из здания амбулатории и дошли до его уродливого собрата, где нас поджидала больничная аптека. Перед ней выстроилась очередь. Однако одной из немногих привилегий человека, имеющего полицейский значок, является возможность проходить без очереди. Что и говорить, это вызвало раздражение дюжины людей, впереди которых мы влезли, но невозможно угодить всем и всегда.
Фармацевт выглядел именно так, как и положено выглядеть аптекарю: лысеющий, средних лет, «истинный американец», «белая кость», в очках и белом халате. Звали его Стив, и он сообщил, что работает здесь уже три года.
— Вы были на службе десятого августа?
Он дважды сверился со своим графиком и сказал, что да, он действительно работал в тот день.
— Вы не помните, как в тот день отпустили по рецепту шестьдесят миллилитров жидкого секонала?
В его карих глазах зажегся огонек.
— Да. Да, помню! Этот заказ практически истощил наши запасы.
— Не могли бы вы описать, как выглядел тот человек?
Его лоб пошел морщинами.
— Это был мужчина — вот что я точно помню. Но как он выглядел? Нет, тут я пас. Через мои руки проходят сотни рецептов в день, а это было два месяца назад.
— Не было ли в его наружности чего-нибудь необычного? Может, очень высокий или, наоборот, приземистый? Старый или молодой? Цвет кожи, глаз? — спросил Харб.
— По-моему, он был белый. Ни молодой, ни старый. Но я не уверен.
— Не был ли он горбатым? — вмешалась я, вспомнив психологический профиль, выданный ФБР.
Бенедикт метнул в меня обалделый взгляд, но из уважения к званию не стал расспрашивать в присутствии штатского лица.
— Вы имеете в виду, как Квазимодо? — спросил Стив.
Я почувствовала себя дурой, но кивнула.
— Нет, я бы тогда запомнил.
— Приобрел ли он также и шприцы вместе с секоналом?
— Я не уверен. Позвольте мне проверить.
Он подошел к своему компьютеру и нажал несколько клавиш.
— Вот он, рецепт. — Стив указал на экран. — Выписан на имя Чарлза Смита. Больше этот человек нигде не значится в нашем компьютере. Об иглах тоже ничего нет. Единственное, что он приобрел у нас, — это секонал.
— У вас есть изначальный рецепт, тот, что написан от руки?
— Нет. Мы их выбрасываем в конце недели.
— Как вы определяете, настоящий рецепт или поддельный?
— Я полагаю, что сфальсифицировать рецепт возможно, но кто, кроме самого врача, может знать, сколько именно миллиграммов тетрациклина требуется для борьбы с респираторной инфекцией? Что же касается медикаментов, относящихся к классам «В» и «С», — тех, которые потом можно загнать на улице, — по поводу их мы звоним врачу, чтобы уточнить.
— Насчет того лекарства вы звонили?
— Нет. Я помню, что подумывал это сделать, но было уже восемь часов, и приемная доктора Бустера закрылась. Кроме того, я узнал подпись доктора Бустера. Хотя выписанное количество меня насторожило, все вроде бы казалось подлинным.
Я шмыгнула носом, ломая голову над этой загадочной ситуацией.
— Простудились? — спросил Стив.
— Непреднамеренно.
— Я бы рекомендовал антигистаминовые препараты. Они отпускаются без рецепта. Воздерживайтесь от назальных спреев. Они вызывают привыкание.
— Буду иметь в виду. — Я протянула ему свою карточку. — Если вас не затруднит, мне бы хотелось, чтобы вы зашли к нам после работы и встретились с полицейским художником. Посмотрим, нельзя ли получить изображение этого человека.
— Я правда его не помню.
— Наш художник очень хорош в своем деле. Он умеет помочь людям вспомнить. Это крайне важно, Стив, поверьте. Этот Чарлз Смит зверски убил двух человек. Что бы вы нам ни предоставили — все равно это больше того, чем мы располагаем на сегодняшний день.
Фармацевт кивнул, обещая заскочить. Мы с Харбом покинули аптеку, сопровождаемые язвительными взглядами людей, которых обскакали в очереди. В частности, одна пожилая женщина облила меня таким презрением, что от него молоко могло свернуться. Я хотела было одарить ее тем же самым, но сочла, что это будет мелко и банально. Так что больницу мы покинули без приключений.
— Что там насчет конфет? — спросила я Бенедикта, когда мы вновь забрались в мою машину. — Как там с передачей их больным детям?
— Я подумал, что сладкое вредно для зубов. Да и вообще оно детям вредно. Не та это пища, чтобы кормить ею больных детей.
— Как отважно с твоей стороны в одиночку тащить на себе бремя этого вреда!
— Хочешь одну?
— Давай. Если ты в состоянии с ней расстаться.
— Только одну. Я забочусь о твоем здоровье, Джек.
Он протянул мне батончик, и я выехала со стоянки. Держа одну руку на рулевом колесе, я зубами разорвала обертку и уже собралась было сунуть конфету в рот, как Харб вдруг пронзительно вскрикнул и захрипел.
Сначала я подумала, что его рвет.
Но это была не рвота.
Изо рта у него выливалась кровь.
Харбу наложили во рту одиннадцать швов. Укол новокаина снял боль, но наблюдать, как кривая игла входит и выходит из его корчащегося языка, само по себе было пыткой. Я могла бы подождать за дверью хирургического кабинета, но мне хотелось самолично видеть, что сделал с моим другом какой-то больной ублюдок.
— Тпатыбо, — благодарно кивнул врачу Бенедикт, после того как последний узелок был завязан.
Я впилась глазами в смертоносный шоколадный батончик, лежащий на металлическом лотке возле кровати Харба. Сквозь слой карамели торчало лезвие ножа «Х-Аcto», поблескивая в свете флуоресцентных ламп.
— Еще одна просьба, док. Я знаю, не положено вас об этом просить, но в полицейском участке у меня нет доступа к рентгеновскому аппарату.
Я изложила свою просьбу, и он согласился, отослав пока меня и Харба в комнату ожидания. Пока Бенедикт заполнял необходимые бланки и формы, я постаралась припомнить всех врагов, которыми обзавелась за всю свою жизнь.
Их оказалось больше, чем мне бы навскидку пришло в голову. Всякий, кого мне довелось арестовывать с той поры, когда я еще была патрульным, и до нынешнего времени, вполне мог затаить неприязнь. Были люди, с которыми я не сошлась характерами и в своей частной жизни. Но я не могла реально представить никого — даже убийц, которых засадила в тюрьму и которые клялись, что сбегут и убьют меня, — кто бы оставил мне такой жуткий подарок.
Это могла быть просто несчастная случайность. Какой-нибудь случайный псих, которого я в жизни никогда не видела, решил выразить свою ненависть к копам, разбрасывая смертоносные гостинцы на автопарковке перед полицейским участком. Но звонок в наш районный участок развеял эту гипотезу. Вроде бы никто, кроме меня, не получал таких конфет. Я была вынуждена взглянуть в глаза шокирующей правде: гостинец предназначался именно мне.
