Конечно, никто не может знать, что творилось в его душе. Люди, которые полагают, что могут читать мысли других, переоценивают свои способности. Они излишне самоуверенны — настолько, что не боятся ошибиться.
Я подробно рассказала Курияме о наших отношениях с Уно-сан, начиная с самой первой встречи. Уно-сан, собственно, не был христианином, и общение с монахом Куриямой, возможно, ему приятно. Рассудив так, я попросила наставника навещать Уно-сан и дальше.
Когда я услышала от Куриямы, что Уно-сан впал в апатию, мое сердце сжалось от боли. Мне почему-то хотелось, чтобы он до последнего момента вел себя так, как привык вести, — сопротивлялся, изворачивался и лгал. Но буквально через день я подумала, что, возможно, ему больше подходит именно нынешнее состояние.
Разумеется, я могу высказать только свое предположение о причине этой метаморфозы. Вероятно, предстоящее приведение в исполнение смертного приговора настолько парализует воображение человека, что под влиянием инстинкта самосохранения он начинает гнать от себя неприятные для него ощущения и мысли. Может быть, дело в этом? Ведь известно, что, когда люди сходят с ума, реальность перестает для них существовать. Или, если чувства и мысли притупились, то человек может избегнуть безумия.
Возможно, Уно-сан просто, образно выражаясь, принял удобную для себя позу. Но позволяет ли сумасшествие избежать смертной казни?
Я хотела встретиться с Вами и поговорить о тяжелом, мучительном выборе, который мне предстояло сделать в течение двух дней после получения 26 июня последнего письма от Уно-сан. Он вверил мне решение своей судьбы. Меня до сих пор поражает, почему ему пришла в голову такая мысль. Уно-сан написал, что если я, единственный человек, скажу, что «любила» его, отвергнутого обществом, он не будет подавать апелляцию. Но ведь, можно сказать, что, приняв такое решение, я как бы встала на сторону общества. Разговоры о сохранении жизни «дьявола-душегуба» считаются постыдными: тратить средства на дополнительное судебное разбирательство, когда и так все ясно, неразумно. Вы видели в газетах письма читателей? Уж если у государства нашлись деньги на еще один суд над Фудзио Уно, то пусть оно лучше отдаст их престарелым.
Словом, не может быть и речи об отмене смертной казни. Что же это такое получается? Выходит, что отмену смертной казни можно обсуждать только абстрактно, когда нет человека, на которого все общество готово излить свою ненависть. Но стоит появиться какому-нибудь убийце, как средства массовой информации тут же без тени сомнения процитируют требование членов семей его жертв: «Мы настаиваем на смертной казни». Да, обнаружены страшные трупы, а «дьявол-душегуб» продолжает ухмыляться. Но если мы даже в этот жуткий, ужасный момент не можем провозгласить отмену смертной казни, то, значит, мы еще не готовы к ее отмене, поскольку помилованию обязательно сопутствует страдание. Если бы я постаралась убедить Уно-сан отказаться от подачи апелляции и ускорить окончание судебного процесса, мои действия, вероятно, не так уж противоречили бы «справедливости» и «здравому смыслу», на которых настаивает общество. В таком случае я бы не страдала от обоснованных или необоснованных претензий со стороны посторонних людей. Напротив, я бы буквально предотвратила использование драгоценных денег налогоплательщиков на проигрышный судебный процесс над Фудзио Уно!
Итак, помилование принесло бы страдание, а ценой любви станет смерть. Но и теперь, вероятно, найдутся люди, которые скажут мне: «Такому негодяю лучше умереть». У меня до сих пор не было причин убивать человека. Однако в этот раз в результате сделанного мной выбора умрет человек.
Мне пришлось обдумывать это решение целых два дня.
Даже сейчас во сне меня одолевают сомнения: какой ответ я должна была дать? В последнее время я часто вижу сны. А раньше почти не видела…
Конечно, я могла приукрасить свою историю. Но я чистосердечно признаюсь Вам, Кадзами-сэнсэй: между мной и Уно-сан никогда не было интимной связи. Как ни взгляни, на роль объекта сексуального вожделения я не гожусь. Правда, однажды, лишь однажды, я хотела было пойти ему навстречу и стать ближе.
В тот день я поддалась жалости и к этому человеку, и к самой себе. Я пыталась уйти от реальности и поэтому решила уступить желаниям Уно-сан, чтобы решительно связать наши судьбы. Но ему вряд ли понравилось такое настроение.
В своем письме Уно-сан требовал от меня только одного-единственного ответа. Он положился на меня, на мой выбор — что я выберу: жизнь или любовь? Я не думала, что Уно-сан способен мыслить так ясно, однако, читая его письмо, я словно слышала горестный вопль о том, что для него превыше всего любовь.
Напиши я ему: «Я не люблю Вас, поэтому подавайте апелляцию», он, цепляясь за последнюю надежду, все равно увидел бы и в таком ответе проявление моей любви.
Однако любовь, которую я ему подарила, ужасна. Я подарила эму любовь в обмен на его смерть. Но я любила его не ради его смерти. И не потому, что хотела успокоить человека, приговоренного к смертной казни.
Я с самого начала так относилась к нему. Глубокая печаль постоянно терзала меня из-за странной судьбы этого человека. Для чего он пришел в этот мир? Ведь невозможно представить себе, что человек может родиться на свет с одним лишь предназначением — убивать других.
Однако я сказала ему, что именно поэтому Бог любит его. Я помнила эти слова Господа. Если бы я не знала о них, мне жилось бы комфортней.
«Не здоровые имеют нужду во враче, но больные, пойдите, научитесь, что значит: милости хочу, а не жертвы? Ибо Я пришел призвать те праведников, но грешников к покаянию».
Кадзами-сэнсэй, честно говоря, зная теперешнее положение Уно-сан, я испытываю печаль и в то же время облегчение. Сказать, из-за чего? Возможно, из-за того, что сочла бы противоестественным, если бы он достиг духовного просветления. Хотя такие чудесные случаи гоже бывают. Однако я чувствую сердцем, что, столкнувшись с суровой реальностью жизни и смерти, Уно-сан окончательно сник. Получив от меня то письмо, он тут же простился с жизнью. Поэтому-то больше не стал мне писать и так обрадовался, увидев мой призрак.
Меня преследует мысль, что мне не осталось ничего, кроме слез. Мир так жесток. Сейчас я чувствую себя неплохо… Однако, если мне станет совсем тяжело, разрешите мне снова обратиться к Вам за поддержкой.
Юкико Хата.
17 сентября
Госпожа Нагиса Кадзами!
Спасибо, что вчера принесли мне рыбу. Вероятно, кто-то подарил Вам много великолепной рыбы, и Вы сочли возможным поделиться ею со мной. Я сразу вспомнила ее прекрасный вкус, об этом я и мечтать не могла. В наших местах много рыбы, очень вкусной. Спинорог и парапристипома никогда мне не надоедают.
Вы беспокоились, не слишком ли много принесли, но я пожадничала умышленно. Мне хотелось поделиться со своими соседями; к тому же ко мне внезапно приехала младшая сестра. Она, видимо, сильно устала, потому что все лето работала без отдыха; вернувшись домой как «муж», которому я всегда приготовлю обед, она почувствовала себя лучше. Второй причиной ее возвращения стало то обстоятельство, что дело Уно-сан завершилось должным образом.
Кажется, сестра успокоилась, узнав об утверждении смертного приговора для Уно-сан. Мне кажется, ее сильно беспокоила вероятность того, что, выйдя из тюрьмы, пусть в невероятно далеком будущем, он снова будет приходить в мой дом. Решение о смертном приговоре Уно-сан подарило спокойствие достаточно многим людям. Иногда это кажется просто невероятным. Один человек умирает, а окружающие люди испытывают облегчение… Но это не такой уж редкий случай. Если умирает хороший человек, то окружавшие его люди испытывают исключительно печаль. Если же умирает плохой человек, такая смерть приносит спокойствие. Кто может представить себе трюк судьбы, когда смерть дарит окружающим спокойствие?! Уно-сан осчастливит всех своей смертью. Но только не меня.
Вчера вечером, наслаждаясь вкусом рыбы, я мечтала о том, чтобы и Уно-сан смог ее отведать. Естественно, убивая людей, он потерял возможность наслаждаться вкусной едой; тем не менее сейчас, что бы я ни делала, мои мысли устремляются к этому человеку. Не могу не сожалеть о нем. Почему у людей такая судьба — расставаться? Я не совершала убийства. Убить так, как это делал он, я просто не могла. Однако я отдала его смерти силой убеждения. Наши поступки похожи.
Вчера я прямо не сказала, а сейчас позволю это себе. Я была чрезвычайно рада, что Вы пришли ко мне всей семьей. Ваш сын, кажется, очень подрос с тех пор, когда я видела его в последний раз.
Наверное, из-за Вашей занятости вам редко удается выбраться куда-нибудь всей семьей, вчера вы все казались мне удивительно умиротворенными. Вы выглядели как счастливое семейство на какой-нибудь картине.
