— Разумеется, сообщил! Первым делом я написал письмо епископу диоцеза. В ответ он упрекнул меня в том, что я не могу избавиться от влияния армейской дисциплины, что меня прельщает «суровый лагерный дух», и посоветовал мне проявлять больше «гибкости». Я переживал сложный период: моя карьера в Военно-воздушных силах претерпела определенные изменения. В подробности я вдаваться не хочу, ибо к делу это отношения не имеет. Достаточно сказать, что перспектива укрепить свою славу нетерпимого и упрямого меня не прельщала.
— Вы не обязаны оправдываться.
— Знаю. Но меня до сих пор гложет совесть. В том месте не лечили рассудок и душу. Лишь слегка «направляли» больного, дабы он причинял меньше хлопот. Происходило прямо противоположное тому, на что надеялся диоцез.
— Не понимаю… — вмешался Понтьеро.
— А я тем более, — поддержал его Бои.
— Это довольно сложно объяснить. Судите сами. Единственным дипломированным психиатром в штате центра был отец Конрой, в то время директор института. Остальные не имели специального медицинского образования помимо фельдшерского, в крайнем случае свидетельства об окончании технических курсов. И эти сотрудники позволяли себе ставить диагнозы из большой психиатрии!
— Бред, — нахмурилась Диканти.
— Полный! Лучшей рекомендацией для зачисления в штат института служило членство в ассоциации «Достоинство», которая выступает за рукоположение женщин и отмену целибата для священников. И хотя лично я не поддерживаю программу, выдвигаемую ассоциацией, — не мое дело давать им оценку, — но я имею право оценивать профессиональный уровень персонала в институте, а он был удручающе низок.
— Не могу взять в толк, к чему нам все это, — заметил Понтьеро, закуривая сигарету.
— Дайте мне еще пять минут, и вы поймете. Как я уже говорил, неразборчивый в приеме сотрудников отец Конрой, большой друг «Достоинства», руководил институтом Сент-Мэтью, понимая свои задачи более чем своеобразно. Допустим, приезжали честные священники, жертвы необоснованных обвинений (а такие были), и стараниями Конроя слагали с себя сан, в котором до тех пор видели смысл жизни. Многим другим он рекомендовал не бороться против своей природы, а жить полноценной жизнью. Он считал благополучным исходом, если какой-нибудь священнослужитель возвращался в мир и вступал в гомосексуальную связь.
— А в чем проблема? — спросила Диканти.
— Проблемы нет, если человек действительно стремится к такой жизни и готов к ней. Но потребности пациента менее всего интересовали доктора Конроя. Он сначала определял цель, а затем применял соответствующий курс лечения к человеку, даже не познакомившись с ним предварительно. Он играл бездумно душами и разумом мужчин и женщин, причем некоторые действительно страдали серьезными отклонениями. Себе же в качестве лекарства он прописывал отличный односолодовый виски. В неограниченном количестве.
— Боже Всемогущий! — воскликнул Понтьеро с негодованием.
— Поверьте, младший инспектор, Бога там не было. Но хуже всего другое. В течение семидесятых — восьмидесятых годов из-за легкомысленного подхода к отбору кандидатов в католические семинарии нашей страны поступило большое количество молодых людей, совершенно не способных стать пастырями душ. Они не только изрядно испортили репутацию католической церкви, но, самое скверное, причинили непоправимый вред многим мальчикам и юношам. При этом священники, обвиненные в сексуальных домогательствах, виновные в изнасилованиях, избежали тюрьмы. Их просто убирали с глаз долой, переводили из прихода в приход. Некоторые в итоге очутились в Сент-Мэтью[28]. И хорошо, если там их склонили сделать выбор в пользу мирской жизни. К несчастью, многие затем вернулись к отправлению своих обязанностей, в то время как им следовало сидеть за решеткой. Скажите, dottora Диканти, какова вероятность полной реабилитации серийного убийцы?
— Абсолютный ноль. Если он переступил черту, уже ничего нельзя сделать.
— Точно так же и с компульсивным педофилом. К сожалению, в психиатрии всегда есть место сомнениям, в отличие от вашей профессии. Вы знаете, что имеете дело с маньяком, которого необходимо обнаружить, а затем изолировать. Но намного труднее психотерапевту, который наблюдает педофила. Как безошибочно определить, пересек он невидимую грань или нет? В моей практике был лишь один эпизод, когда я не испытывал ни малейших колебаний. При том, что педофилии сопутствовало множество других отклонений.
— Позвольте, я угадаю: это Виктор Кароский. Наш убийца.
— Он самый.
Бои откашлялся, прежде чем взять слово — свойственная ему привычка, действовавшая на нервы.
— Отец Фаулер, не сочтите за труд объяснить, почему вы твердо уверены, что именно он зарезал Робайру и Портини?
— Да, непременно. Кароский поступил в клинику в августе тысяча девятьсот девяносто четвертого года. До того его неоднократно переводили из одного прихода в другой, поскольку его начальство раз за разом закрывало глаза на проблему. В каждом приходе, где он служил, на него поступали жалобы: его обвиняли в более или менее тяжких прегрешениях, хотя об убийствах речь не шла. Судя по собранным данным, он подверг насилию в общей сложности восемьдесят девять мальчиков, но на самом деле жертв, возможно, больше.
— Мать твою!..
— Это ваши слова, Понтьеро. Видите ли, проблема Кароского коренится в его детстве. Он родился в Катовицах, на юге Польши, в тысяча девятьсот шестьдесят первом году и там…
— Минуточку, святой отец. Стало быть, сейчас ему сорок четыре?
— Все верно, dottora. Его рост — сто семьдесят восемь сантиметров, весит он примерно восемьдесят пять килограммов. Он плотного телосложения, и его тесты на интеллект показывают коэффициент от ста десяти до ста двадцати пяти баллов, в зависимости от момента, когда они проводились. Всего в институте он выполнил их семь. Они его развлекали.
— Высокий уровень!
— Dottora, вы психиатр, тогда как я изучал психологию и как студент не хватал звезд с неба. В острой форме психозы Кароского проявились достаточно поздно, так что я вовремя не спохватился и не прочитал нужной специальной литературы, поэтому скажите мне: серийные убийцы действительно чрезвычайно умны?
Паола позволила себе легкую ироническую улыбку и посмотрела на Понтьеро. Тот в ответ усмехнулся:
— Думаю, младший инспектор удовлетворит ваше любопытство.
— Ispettora всегда говорит: Лектора в природе не существует, а Джоди Фостер следовало бы сниматься в исторических драмах.
Все засмеялись, не столько оценив остроумие шутки, сколько обрадовавшись поводу разрядить напряжение.
— Спасибо, Понтьеро. Святой отец, тип суперпсихопата — миф, созданный кинематографом и романами Томаса Харриса. В реальной жизни подобные персонажи не встречаются. Были и есть рецидивирующие убийцы как с высоким интеллектуальным коэффициентом, так и с низким. Основное различие между ними заключается в том, что преступники с высоким умственным потенциалом действуют дольше, поскольку более осторожны. На академическом уровне за ними единодушно признается исключительная способность убивать.
— А на бытовом уровне, dottora?
— А на бытовом уровне, отче, я признаю, что некоторые из этих выродков хитрее дьявола. Они не умные, а хитрые. Есть и такие — их меньшинство, — кто обладает высоким интеллектуальным коэффициентом, а также врожденным даром, направленным на осуществление своей гнусной цели. И они мастерски умеют маскироваться. До настоящего времени только в одном случае, одном-единственном случае, все три характеристики относились к преступнику, являвшемуся прекрасно образованным человеком. Я говорю о Теде Банди.
— Его дело прогремело на всю страну. Он задушил и садистски изнасиловал домкратом около тридцати молодых женщин.
— Тридцать шесть, святой отец. И это только те жертвы, о которых известно, — поправила Паола, отчетливо помнившая подробности дела серийного убийцы Банди. Его изучение входило в программу учебного курса в Квонтико.
Фаулер печально кивнул.
— Как я сказал, dottora, Виктор Кароский появился на свет в Катовицах, в городке, по иронии судьбы расположенном всего в нескольких километрах от местечка, где родился понтифик Кароль Войтыла. В тысяча девятьсот шестьдесят девятом году семья Кароского в полном составе, включая отца, мать и двух братьев, перебралась в Соединенные Штаты. Отцу удалось найти работу на заводе «Дженерал моторс» в Детройте. По отзывам, он был добросовестным тружеником, хотя излишне вспыльчивым. В тысяча девятьсот семьдесят втором году произошла реорганизация производства в связи с нефтяным кризисом, и Кароский-старший одним из первых оказался на улице. К тому времени он уже получил американское гражданство, поэтому спокойно осел в тесной квартирке, где жила семья, пропивая компенсацию и пособие по безработице. К бутылке он прикладывался основательно, весьма основательно, и беспробудному пьянству сопутствовала стремительная деградация личности. Он начал принуждать к половому акту Виктора и его младшего брата. Старший в четырнадцать лет сбежал из дома и больше там не показывался.
