— Мистер Парсонс! Мистер Парсонс! — окликнул его Спрингфилд.
Парсонс пристроил вилы у стены и направился к заборчику. Он был в сандалиях и белых носках, перепачканных грязью. Красное лицо его лоснилось от пота. «Атеросклероз», — подумал Спрингфилд.
— Да?
— Не могли бы вы уделить нам одну минуту, мистер Парсонс? Мы очень рассчитываем на вашу помощь, — обратился к нему Спрингфилд.
— Вы из компании электросетей?
Нет, я из управления полиции. Моя фамилия Спрингфилд.
Вот оно что. Насчет убийства, значит. Я уже говорил следователю, что в тот день мы с женой были в Мэконе.
— Знаю, знаю, мистер Парсонс. Мы хотим поговорить о вашем счетчике. Скажите только…
— Если это наш контролер наплел вам обо мне, то имейте в виду, что он сам…
— Нет, нет, мистер Парсонс, речь вовсе не об этом. Просто на прошлой неделе вы заметили, как незнакомый человек проверяет показания вашего счетчика.
— Ничего такого я не замечал.
— Подумайте как следует. Насколько нам известно, это вы сказали Льюису, что кто-то работает на его участке.
— Мало ли что я говорил? Давно нужно было присмотреться, как он работает. Я-то слежу за ним и напишу все как есть в Комиссию по работе коммунальной службы.
— Разумеется, сэр, я не сомневаюсь, что ваша информация окажется для них полезной. Так что за человека вы видели возле своего счетчика?
— Я не могу утверждать, что это был незнакомый человек. Это был служащий электросетей.
— Почему вы так думаете?
— Он был похож на контролера.
— Как он был одет?
— Как все: кепка, коричневый комбинезон.
— Вы разглядели его лицо?
— Нет. Я как раз выглянул в окно кухни и увидел его. Хотел перекинуться с ним парой слов, но пока надевал халат, он ушел.
— Он подъехал на машине?
— Машины поблизости я не видел. А в чем дело? Чего вы добиваетесь?
— Мы ведем проверку всех без исключения лиц, появлявшихся в этом районе на прошлой неделе. Это очень важно, мистер Парсонс, постарайтесь вспомнить получше.
— Вы еще никого не поймали?
— Пока нет.
— Вчера я наблюдал за нашей улицей, и вот результат: ни одной полицейской машины за четверть часа. То, что случилось с Лидсами, просто какой-то кошмар. Моя жена была потрясена. Интересно, кто теперь захочет купить их дом? Я видел, тут уже какие-то черномазые крутились, вроде как приценивались. А ведь мне приходилось не раз беседовать с Лидсом по поводу поведения его детей, хотя вообще-то они были неплохие ребята. А еще я советовал ему, как привести в порядок лужайку, но он и пальцем не пошевелил. Между прочим, Министерство сельского хозяйства рассылает землевладельцам ценнейшие материалы по борьбе с сорняками. Кончилось тем, что я просто стал подкладывать эти брошюры ему в почтовый ящик. Откровенно говоря, когда он косил свою лужайку, мы просто задыхались от запаха дикого лука.
— Мистер Парсонс, скажите, пожалуйста, точнее, когда именно вы видели этого человека в переулке? — спросил Спрингфилд.
— Не помню. Надо подумать.
— Ну, хотя бы в какое время суток? Утром, днем, вечером?
— Как называется время суток, я без ваших подсказок знаю. Ближе к вечеру, наверно.
Спрингфилд почесал затылок.
— Извините, мистер Парсонс, но мне все-таки необходимо уточнить время. Не могли бы мы пройти к вам на кухню, чтобы вы могли нам показать, откуда вы увидели этого контролера?
— Сначала вы оба предъявите ваши документы.
В доме стояла гробовая тишина. Воздух и тот казался каким-то свинцовым. Стерильная чистота, казарменный порядок, за который, словно за соломинку, цепляется пожилая пара, ощущая, как безвозвратно уходит жизнь.
Грэхем пожалел, что не остался во дворе. Он мог бы не глядя сказать, как сложено в ящиках буфета начищенное столовое серебро.
«Хватить хандрить! Давай раскручивать старую развалину».
Прямо над кухонной раковиной было окно, из которого хорошо просматривался весь двор.
— Вот отсюда я его заметил. Вас это устроит? — съязвил Парсонс. — Отсюда все видно. Хотя говорить я с ним не говорил, и как он выглядит, не помню. Если это все, то с вашего позволения, я займусь своими делами. Я очень занят.
Грэхем произнес первую за все это время фразу:
— Вы сказали, что пошли одеваться, а когда открыли дверь на улицу, его уже не было. Значит, вы не были одеты?
— Ну да.
— И это среди дня? Может быть, вы чувствовали себя неважно, мистер Парсонс?
— То, что я делаю у себя дома, вас не касается. Могу хоть в кимоно ходить, если захочу. А вот почему вы вместо того, чтобы ловить преступника, торчите здесь, еще вопрос. Может, потому, что в доме не такое пекло, как на улице?
— Как я понял, вы не работаете, мистер Парсонс, и, думаю, для вас не имеет особого значения, как и когда вы одеваетесь дома. Бывает, вы по целым дням не одеваетесь, правильно?
На висках у Парсонса набухли жилы.
— Если я сейчас и не работаю, так это вовсе не значит, что я целыми днями бездельничаю и хожу неряхой. Просто мне стало жарко, и я зашел домой принять душ. В тот день я вкалывал, будь здоров. Занимался мульчированием и к полудню уже закончил свою дневную норму, а это, уверяю вас, куда побольше, чем вы оба сделаете за сегодняшний день.
— Простите, чем вы занимались?
— Мульчированием.
— И когда вы это делали?
— В пятницу. Как раз в прошлую пятницу утром мне привезли большую машину навоза, и к обеду я его уже весь разбросал. Можете поинтересоваться в Центре садоводства, сколько навоза они присылали.
— Итак, вам стало жарко, вы пришли домой и приняли душ. Что вы делали на кухне?
— Готовил себе чай со льдом.
— Достали из морозильника лед? Но холодильник-то у вас стоит вон там, далеко от окна.
Парсонс перевел растерянный и смущенный взгляд с окна на холодильник. Глаза его казались пустыми, как у рыбы, пролежавшей весь день на рыночном прилавке. Внезапно он просиял и подошел к шкафчику возле раковины.
— Здесь я стоял, когда увидел его. Доставал сахар. Вот так. Больше мне нечего добавить. Теперь, если вы закончили шпионить…
— Думаю, он видел Хойта Льюиса, — с отсутствующим видом заметил Грэхем.
— Скорее всего, — поддержал его Спрингфилд.
На глазах Парсонса навернулись слезы.
— Нет! Говорю вам: это мог быть кто угодно, только не Льюис.
— А откуда вы знаете? Может, это был он, а вам черт знает что примерещилось.
— Льюис черный, как негр. Волосы у него вечно сальные и с проседью, а баки, как у дятла.
Парсонс говорил с надрывом — вот-вот перейдет на крик. Он тараторил с такой скоростью, что его становилось все трудней понимать.
— Нет, нет и еще раз нет! Я уверен на сто процентов, это не Льюис. Тот человек был незагорелый, и волосы у него светлые. Когда он наклонился, чтобы записать показания счетчика, я заметил полоску волос под шляпой. У него такая аккуратная стрижка.
Спрингфилд спокойно выслушал эту возмущенную тираду и постарался, чтобы в его голосе все еще звучали нотки сомнения:
— А лицо не помните?
— Не помню. Может, он с усами.
— Как у Льюиса?
— У Льюиса нет усов.
— Да?
А счетчик был по его росту или ему приходилось смотреть вверх?
— Мне кажется, счетчик был на уровне его лица.
— Вы узнали бы его?
— Сомневаюсь.
— Сколько ему лет?
— Не старый, это уж точно.
— А вы не заметили, собака Лидсов не крутилась поблизости от него?
— Нет.
— Знаете, мистер Парсонс, признаюсь, я был не прав, — заявил Спрингфилд. — Вы нам действительно очень помогли. Если вы не возражаете, мы пришлем к вам своего художника. Он просто посидит у вас тут на кухне, посмотрит, а вы расскажете ему все, что помните об этом человеке. Конечно, это был не Льюис.
— Не хватало еще, чтобы моя фамилия попала в газеты.
— Об этом не беспокойтесь.
Парсонс проводил их к выходу.
На прощанье Спрингфилд сказал:
— Та огромная работа, которую вы проделали на своем участке, мистер Парсонс, выше всяких похвал. Полагаю, вы заслужили приз на конкурсе садоводов.
Парсонс промолчал. Его красное лицо сохраняло напряженное выражение, глаза слезились. Он стоял на пороге в шортах и сандалиях, не сводя с полицейских тяжелого взгляда. Когда они скрылись из виду, он схватился за вилы и яростно вонзил их в землю, не обращая внимания на сломанные цветы.
Спрингфилд включил радиосвязь. Ему доложили, что, как выяснилось, ни одна из городских служб не посылала своих людей к дому Лидсов накануне убийства. Спрингфилд пересказал словесный портрет, сделанный Парсонсом, и распорядился прислать художника.
— Скажите ему, пусть сначала набросает вид из окна, чтобы свидетель расслабился, а потом переходит к портрету.
Плавно вписывая свой длинный «форд» в поток утреннего транспорта, начальник полицейского управления пояснил Грэхему:
