— Запах здесь какой-то… чудной.
Ник, на полпути из кухни, бросает взгляд через плечо.
— Наверное, Джеймс. Вы знаете, каковы эти вояки. Ручаюсь, он месяц не мылся.
Они заходят в гостиную.
Два звука раздаются почти одновременно — пронзительный визг Кэролайн и глухой стук. Руперт падает на пол, лишившись чувств.
А Ник остается на ногах, но понимает, что открывшееся ему зрелище будет преследовать его до конца дней.
— Джеймс Бакстон, — негромко произносит Ред в диктофон. — Белый, пол мужской. Возраст двадцать четыре года. Офицер Колдстримского гвардейского полка. Тело обнаружено около часа дня братом Николасом и двумя друзьями. Признаков взлома или насильственного вторжения в квартире не обнаружено.
Он подходит ближе к телу и подносит диктофон ко рту. Черный пластиковый футляр соприкасается с его губами, когда он говорит:
— Труп обезглавлен. Голова найдена примерно в двух футах от тела. Тело раздето до трусов, лежит на левом боку. Руки связаны за спиной.
Он делает паузу и добавляет невыносимые для него слова:
— Язык вырезан, в рот вставлена серебряная ложка.
Ред отводит глаза от того, что осталось от Джеймса Бакстона.
— Дальняя стена у камина забрызгана кровью. Лужа крови натекла на полу, вокруг тела.
Он выключает диктофон и медленно поворачивается вокруг себя, озирая комнату.
Славная комната, со вкусом обставленная и украшенная. Темно-розовые обои, гравюры с изображением сцен охоты и рыбалки, портьеры, присобранные в складки ремешками с кистями. Похоже на рекламный проспект «Либерти».
Ред подходит к полке журналов у телевизора и пробегает взглядом по корешкам: «Тэтлер», «Хэрперз энд куинн», «Филд», «Топ гиар», «Вот кар?» Круг интересов, типичный для молодого человека из семьи провинциальных британских землевладельцев. Светская хроника, охота на мелких животных да спортивные автомобили.
Он осматривает остальные помещения. Спальня Джеймса безупречно аккуратна, и постель не смята — в ней не спали. Осматривая фотоколлажи на стенах, Ред на большинстве из них видит лицо Джеймса. Вот он вытянулся в струнку в парадном полковом мундире, вот пьяно ухмыляется на званом обеде. Симпатичное лицо довольного жизнью человека.
Который лежит сейчас в соседней комнате. Обезглавленный. И без языка.
— Что с Кэролайн? — спрашивает Ник.
— Мы вызвали врача, чтобы успокоил ее по всем правилам медицины, — отвечает Ред. — Вы видели, в какой она была истерике.
— А Руперт?
— В шоке. С ним сейчас наш человек.
— Он лишился чувств, когда увидел тело, вы знаете?
— Да, я знаю.
Ник смотрит в окно на Ричмонд-роуд, где движение застопорилось в пробке и пелена выхлопных газов затягивает кирпичную стену полицейского участка Патни, находящегося чуть дальше.
Если не знать, что Ник и Джеймс братья, то с виду не скажешь. Они совсем не похожи друг на друга. У Джеймса крепкая челюсть и крючковатый нос. Скошенный подбородок Ника словно уходит в шею. Брат не похож на брата. Ник и Джеймс. Ред и Эрик.
Эту мысль Ред старается отогнать.
Он снимает колпачок с ручки.
— Готовы?
Ник поворачивает голову в сторону Реда и кивает.
— Когда вы встречались с Джеймсом в последний раз?
— Я думаю, недели две-три тому назад. Когда он в последний раз приезжал в Лондон.
— И вы договорились, что зайдете сегодня к нему домой?
— Да, на ленч. Я был в отлучке, выполнял заказ в Ньюмаркете и вернулся только сегодня утром.
— Что это за работа?
— Я консультант по вопросам безопасности. Мы проверяли там пару офисов в порядке антитеррористической профилактики.
— Вы знаете, как давно мог находиться Джеймс в квартире?
— Всего с прошлой ночи.
— То есть вам известно, в какое время он зашел?
— Ну, я звонил ему на мобильный примерно в половине одиннадцатого, и он был в пабе. Так что вернуться мог в любое время, но после этого.
— В каком пабе он находился?
— «Звезда и подвязка», так он сказал. Это у реки.
— Я знаю этот паб. С кем он был?
— С парой друзей. У меня есть их данные, если нужно.
— Будьте так любезны.
Ник достает из кармана записную книжку, листает, находит адресный раздел с длинным перечнем имен и телефонов. Он указывает на два. Ред их записывает.
— Вы не знаете, не пошли ли они куда-то еще после этого паба?
— Навряд ли. Не так поздно, во всяком случае.
— Они не направились в ночной клуб?
— Нет. Джеймс не был любителем ночных клубов. Единственное место, куда они могли бы направиться, — это карри-хаус[4].
— А после этого разошлись бы каждый своим путем?
— Да.
Ред вслух производит подсчет:
— Итак… Паб закрывается в одиннадцать, двадцать минут отпускается посетителям, чтобы допить. Набросим час на карри-хаус, несколько минут на возвращение пешком обратно в квартиру… Он вряд ли вернулся бы домой намного позже часа, самое позднее — в начале второго.
Это наполовину утверждение, наполовину вопрос.
— Пожалуй.
— Впрочем, это можно выяснить у тех людей, с которыми он провел вечер. — Ред делает паузу. — Ник, вопросы, которые я сейчас задам, могут показаться вам немного странными. Пожалуйста, поверьте мне, на самом деле они действительно относятся к делу, могут быть жизненно важными и помочь нам в поимке того, кто убил вашего брата.
— Конечно.
— Кто проживал в этой квартире?
— Мы с Джеймсом.
— А кто ее владелец?
— Мы, совместно.
— Вы взяли совместный кредит?
— Нет, мы купили ее сразу, за наличные.
— На какие средства?
— На деньги из трастового фонда.
— Ваши родители богаты?
— Это зависит от того, кого вы считаете богатым.
Ник не вступает в конфронтацию, просто стремится к ясности, и Ред это понимает.
— Тогда так — можно сказать, что, по представлениям большинства людей, ваши родители богаты?
— Пожалуй, да.
— Чем занимается ваш отец?
— Он банкир.
— Успешный?
— Он партнер крупной компании в Сити. По-моему, дела у него идут неплохо.
— Он миллионер?
— Ну, ему принадлежат акции. Когда они вырастают в цене, то могут стоить… Тогда, наверное, да.
— М-м… хм.
Серебряная ложка. Серебряная ложка в это вписывается, как и в случае с Филиппом. Но не с Джеймсом Каннингэмом.
Ред барабанит пальцами, мысленно возвращаясь к тому, что видел в квартире Бакстонов.
Тело Джеймса, раздетое до трусов.
Голова Джеймса, начисто отрезанная.
Фотографии Джеймса на стене, молодого, дружелюбного и полного надежд.
Что-то в них есть, в этих снимках.
Фотографии подобраны в коллажи, заключены в рамки, под стекло. Вроде обычные подборки, на каких люди запечатлевают себя и своих друзей.
Но эти снимки… Что-то в них не то.
Ред почти ухватил ответ. Он сближается с ним, как в свое время сблизился с образом Джеймса Каннингэма в ночной рубашке.
Люди на фотографиях.
Понял!
На фотографиях запечатлены почти исключительно мужчины. Снимков на стенах комнаты около сотни, но женщин на них почти нет. Ред внимательно смотрит на Ника. Он хочет увидеть реакцию на то, что собирается сказать.
— Ник?
— Да?
— Джеймс был гомосексуалистом?
— Нет. Нет, конечно нет.
— Ни в какой мере?
— Какая тут может быть «мера»? Либо вы «голубой», либо нет. Разве что вы бисексуал и удваиваете свои шансы провести субботнюю ночь не в одиночку.
— Я имею в виду, имел ли он когда-либо гомосексуальный опыт?
— Нет.
— Вы уверены?
— Да.
— Совершенно уверены?
— Да.
Наполовину крик. И определенно ложь.
— Ник, вы лжете. Я знаю, что вы лжете.
— Я не лгу.
— Лжете. Знаете, почему я догадался? Потому что вы не задали мне самый очевидный вопрос.
— Какой?
— Почему. Почему я решил, будто Джеймс был гомосексуалистом. Если нет никаких причин считать его таковым, то с вашей стороны было бы резонно спросить, с чего вообще взбрела мне в голову подобная чушь.
— А я говорю, что мой брат был человеком правильной ориентации.
— Тогда почему на всех фотографиях на стенах сплошь мужчины?
— Не знаю. У него было много друзей.
— Друзей мужского пола?
— Да.
— А как насчет подружек?
— Вы имеете в виду девушек, с которыми он дружил, или любовниц?
— И тех и других.
Ник сглатывает, глазами умоляя Реда оставить эту нежелательную тему.
«Это не такое уж табу, — думает Ред. — Никто ведь не подозревает твоего брата в педофилии, каннибализме или в чем-то в этом роде».
— Ник, мне необходимо знать правду. Вы не предаете память о Джеймсе. Если мы хотим поймать человека, который его убил, вы обязаны рассказать мне все, что вам известно, независимо от того, считаете это важным или нет. Есть многое, чего вы не знаете обо всем этом деле, и есть очень многое, чего я не могу вам рассказать. Но пожалуйста, доверьтесь мне.
