Лицо Энн немного смягчилось. Голос звучал не так резко.
— Не знаю, Джо, может быть, мы расстанемся не навсегда. Но некоторое время я должна побыть одна, подумать. Я буду у мамы.
Джо попытался заговорить, но она приложила палец к его губам.
— Нет. Ничего не говори. Мы оба слишком расстроены, и ничего хорошего не получится. А то, что вертится у меня на языке, произносить не хочется. Да и тебе не хотелось бы слышать эти слова. Так что оставь меня. Позволь мне привести свои мысли в порядок.
Он смотрел на нее, не в силах сдержать слез.
— Пожалуйста. — Энн прикусила нижнюю губу.
— Ладно, — прошептал он и поспешил из комнаты.
Он слушал, как она собирает вещи. Из ванной донесся стук ее каблуков. Она складывала в сумку косметику от Луи Вуиттона, которую Джо подарил ей на Рождество. Разве он мог тогда подумать, что Энн будет упаковывать ее, уходя из дома?..
Вскоре Энн вышла из спальни, сгибаясь под тяжестью двух чемоданов и сумки.
— Я вызвала такси. Должно быть, оно уже внизу.
Энн остановилась и посмотрела на Джо. Хоть он не сказал ни слова, в глазах его была мольба.
Она подошла к выходу, поставила один из чемоданов на пол и открыла дверь. Он смотрел на нее в оцепененье. Затем она подняла чемодан с пола и вышла. Мгновением позже дверь захлопнулась.
Джо подскочил к окну как раз вовремя. На кольцевую дорожку поворачивало такси. Водитель вышел и помог Энн погрузить чемоданы.
— Она уехала, — повторял Джо снова и снова, прерывающимся от слез голосом. — Она уехала... Она уехала... Она уехала...
Слова звучали монотонно, как молитва, а Джо кругами ходил по кухне. Он достал с полки большой разделочный нож и пошел с ним в спальню. Сел на кровать и приставил нож к животу.
— Она ушла, и я не хочу жить без нее.
Наступила темнота. Джо так и сидел на кровати с ножом, приставленным к животу. Глаза щипало. Горло саднило.
Джо положил нож на пол и подошел к окну.
Небо прояснилось. Над озером поднялась огромная луна, оранжевая, как листва осенью. Ее лучи отражались в темной вспененной воде.
Раздевшись, Джо направился в душ. Действовал он как автомат, не знающий, что и зачем он делает.
После душа Джо оделся во все темное: черные джинсы «Ливайс», темно-серый свитер, черные ботинки. Он помнил, что где-то была его черная кожаная куртка.
Куда Энн подевала ее?
Из-под двери пробивался теплый желтый свет.
Джо сидел в темной гостиной, не в силах открыть дверь. Сидел в кресле-качалке из гнутого дерева, где около трех часов назад сидела Энн. Тогда он вернулся от Пэт Янг...
Это накатывает тогда, когда я чувствую себя беззащитным, думал Джо. Но я не могу... Я непременно потеряю Энн, если сделаю это снова... и на сей раз меня могут поймать...
Мысли уходили и возвращались, словно двигались по кругу. Сейчас самое время совершить это — Энн отправилась к матери на неопределенный срок. У нее не будет никаких подозрений. Совершить еще одно, последнее убийство... Сделать то, что хочется. Устранить все препятствия. Отбросить всякую осторожность. Спеть свою лебединую песню. Удовлетвориться настолько, чтобы никогда больше этого не захотелось. И тогда можно будет вернуться к Энн выздоровевшим. Можно будет начать новую жизнь. Хорошо бы поехать вместе в Нью-Йорк, там всегда много работы... А воспоминания пусть останутся в прошлом и не тянут назад...
Джо посмотрел на дверь. Пэт Янг уже знает, кто ты и где живешь. Она сказала, что об этом знает еще кто-то. Повторить это — значит поставить себя под удар. Тебя могут поймать. Ты можешь оставить гораздо больше улик, чем есть на сегодняшний день. И если произойдет осечка, неужели ты думаешь, что Энн будет возиться с тобой, навещать тебя в тюрьме?
Но Энн не узнает. Как она сможет? И тебя не поймают. Ты слишком умный для этого, Джо. До сих пор ведь тебя еще не поймали... В самом деле, нет. И с каждым убийством ты становишься все опытнее. Кроме того, тебе это просто необходимо. Ты прекрасно знаешь, как хорошо тебе будет после этого.
Легкая улыбка играла в уголках губ Джо.
Действительно, хорошо... это бесподобно... Помнишь Мэгги? Помнишь других? Помнишь, что ты испытывал? Ничто не сравнится с этим, даже любовь Энн. Ты вспомни, как прибывали силы после этого. Помни об этом. Помни о молодой плоти тех девушек, об их теплой крови, помни то ощущение, когда она вливается тебе в рот...
Пенис Джо начал твердеть и рваться вверх, тараня брюки.
Он встал.
Подошел к двери и открыл ее.
Да, да, так будет лучше...
Лифт, распахнув двери, услужливо ждал его в конце коридора.
Тэмми Стоун замерзла. Три недели назад она сбежала из дома, но теперь сомневалась в правильности своего поступка. Конечно, отчим пытался приставать к ней, но зато дома у нее была теплая постель. Дома она ела три раза в день, выбирая то, что ей нравилось. И, наконец, в Лафайетте, штат Индиана, когда дела ее заходили в тупик, она могла обратиться к Шелли Перкинс.
Тэмми сжалась в комок на одной из скамеек парка. Это, должно быть, парк Линкольна — ведь она проходила мимо вывески линкольнского зоопарка.
Ее шерстяное пальто оказалось неподходящим для чикагских ветров, пронизывающих ее насквозь. Тэмми подумала, хорошо бы встать и подвигаться, чтобы согреться. Но она безумно устала.
Все складывалось совсем не так, как она себе представляла, когда однажды ночью ушла из дома, дождавшись, когда мать с отчимом лягут спать. Она надеялась, что в Чикаго тут же найдет себе работу фотомодели. Хотя ей было всего четырнадцать, все говорили, что она выглядит старше. Многие считали, что она очень похожа на Брук Шилдз. Перед Тэмми стояла одна задача: найти в Чикаго подходящее агентство.
Но побродив вдоль кольцевой дороги и обойдя соседний Северный округ, она убедилась, что в тех агентствах, куда она обращалась, на нее никто даже не взглянет, пока она не принесет пробных фотоснимков. А у нее не было даже моментальных фотографий. Элегантные секретарши сразу выпроваживали ее, стоило ей появиться на пороге.
Исчерпав все адреса, перечисленные на желтых листочках, Тэмми сдалась. Нет, в Индиану она не вернется — ее бросало в дрожь при одном только воспоминании об отчиме, склонявшемся ночью над ее постелью. Но как же трудно раздобыть еду, чтобы заглушить постоянные приступы голода и избавиться от резей в желудке, временами таких острых, что Тэмми была готова накинуться даже на объедки в «Макдоналдсе»! С тех пор как она купила билет на автобус до Чикаго — в один конец, — она похудела на пятнадцать фунтов и весила сейчас девяносто восемь фунтов, дойдя почти до истощения. Тэмми поняла, что не сможет найти работу фотомодели ни в Чикаго, ни где-либо еще. Она вспомнила номер телефона, который однажды показали по телевизору, пообещав помочь тем, кто лишился крова. Позвонила, но ответом ей было молчание.
— И что же такая прелестная леди делает в ночную пору на улице?
Тэмми вздрогнула, услышав за спиной мужской голос. Она выпрямилась и оглянулась. Мужчине, стоявшему позади нее, было около тридцати. Несмотря на испуг, Тэмми заметила, что у него приятное лицо, темные вьющиеся волосы, усы и атлетическая фигура.
— Ничего, — ответила она и повернулась к нему спиной.
Он обошел скамейку и сел рядом с ней.
От него исходил приятный запах, как от мыла «Дайел». Пожалуй, не стоит грубить ему.
Он заговорил снова.
— Надеюсь, я не испугал тебя. Я не собираюсь тебя обижать.
Тэмми улыбнулась:
— Да я и не испугалась. Мне просто хотелось побыть одной. — Она чуть помедлила и затем солгала: — У меня неприятности с моим парнем.
Мужчина тоже улыбнулся:
— О... ну, не стоит расстраиваться. Хочешь рассказать об этом?
— Да нет. — Тэмми рассмеялась. Может быть, она уговорит этого парня купить ей что-нибудь поесть.
