Я смотрел на экран телевизора и представлял себе мистера Кроули в Аризоне. Он постучал в дверь, этот человек открыл ему, и Кроули рассказал ему что-нибудь про сломавшуюся машину или потерянную карту. Попросил впустить, человек не возражал, а когда повернулся к гостю спиной, Кроули разодрал ему горло и взял… что? Полиция так и не нашла тело, а потому никто не узнал, что убийца забрал какую-то его часть.
Но почему тогда он прятал тела своих жертв, а первых трех убитых сейчас оставил на месте преступления? Что-то тут не так. По классификации ФБР, он вроде был собранным убийцей, а потом стал несобранным. А нападение на бродягу снова делало его собранным. Почему?
На экране появился агент ФБР за офисным столом. Интервью, видимо, было записано раньше.
«В „клейтонском“ деле анализы ДНК производятся в каждом случае, — сказал агент Форман, — и оказалось, что вещества, найденные рядом с тремя жертвами, имеют одинаковую ДНК, и хотя ФБР не может сказать, кому она принадлежит, мы определенно знаем, что одному и тому же человеку».
Одному и тому же человеку? Нет, в этом тоже было мало смысла. Если это вещество истекает из выброшенных органов, а каждый орган принадлежит другому телу, разве ДНК не должна в каждом случае быть другой? К сожалению, мне не хватало знаний, так что я не мог сделать никаких выводов самостоятельно, а поскольку я основывал мои теории на информации, которой не владел агент ФБР, то он и не мог предложить никакого объяснения.
«Эммет Т. Опеншоу, к сожалению, умер очень давно — тесты на ДНК тогда не проводились, — сказал агент Форман, — а вещество, найденное в его доме, не было сохранено в качестве улики. Говоря откровенно, мы не знаем, чем важны эти сведения и важны ли они вообще, но только убийца не хотел, чтобы они стали достоянием гласности. Если эта информация что-то вам говорит или если у вас есть какие-либо соображения на этот счет, прошу вас, обратитесь в полицию. Анонимность гарантирована. Спасибо».
На экране снова появилась девушка-репортер в прямом эфире, она слегка кивнула и посмотрела в камеру.
«С вами Кэрри Уолш на канале „Файв лайв ньюс“. Снова передаю вам слово, Сара».
Какие-либо соображения? Даже самые нелепые?
Было очевидно, что демон представляет собой нечто большее, чем совокупность своих составных частей. Он мог превращать собственные руки (одна из которых всего два месяца назад принадлежала фермеру) в лапы с дьявольскими когтями. Ему были необходимы части тел обычных людей — это не вызывало сомнений, — но, когда он трансплантировал их, они приживались. Подлаживались под его свойства, приобретали его силу и, судя по всему, его ДНК.
Но если так, почему эта ДНК распознавалась как человеческая? И вообще, разве у демонов есть ДНК?
Нелепыми были мои соображения или нет, я не мог не пойти в полицию. У меня была альтернатива — попытаться остановить демона своими силами, но я даже не знал, с чего начать. Пристрелить его? Заколоть? Раны на нем, скорее всего, заживали очень быстро, и я сомневался, что от подобных попыток будет какая-то польза. И потом, я знал, что не должен так поступать. Я слишком давно защищал себя от мыслей о насилии, а потому не имел права прибегать к нему сейчас. Монстр за стеной насторожился и зарычал, он проснулся и хотел вырваться на свободу. Я не осмеливался его выпускать — кто знает, на что он способен.
И тогда единственная моя проблема опять же сводилась к тому, чтобы убедить полицию в правоте моих слов. Мне нужно было иметь что-нибудь более убедительное, чем мое слово, — какое-нибудь свидетельство. Если они войдут в дом мистера Кроули, то, возможно, ничего там не найдут. Он теперь проявляет крайнюю осторожность и тщательно заметает следы. Если я хочу, чтобы они мне поверили, они должны увидеть то же, что видел я. Должны схватить его на месте преступления, спасти его жертвы и своими глазами увидеть эти когти.
А сделать это я мог, только изучая его, следя за ним. Чтобы вызвать полицию, когда он сделает очередной ход. Я должен был стать тенью мистера Кроули.
Самым трудным был первый шаг: выйти за дверь, пересечь улицу и подойти к крыльцу мистера Кроули. Я помедлил, прежде чем постучать в дверь. Если он видел меня на озере (если подозревал, что мне известна его тайна), он мог тут же меня убить. Я постучал. Температура стояла ниже нуля,[18] но я вытащил руки из карманов и, если потребуют обстоятельства, приготовился бежать.
Дверь открыла миссис Кроули. Неужели она тоже была демоном?
— Привет, Джон. Как твои дела?
— Спасибо, миссис Кроули, в полном порядке. Как вы поживаете?
Я услышал скрип половиц в доме — мистер Кроули медленно переходил из одной комнаты в другую. Знала ли она, кто он такой?
— Спасибо, дорогой, все хорошо. Что тебя привело к нам в такой холодный вечер?
Миссис Кроули была невысокой старушкой — самая типичная старая дама, каких я только видел. Она носила очки, и тут я подумал, что мистер Кроули очков не носит, — неужели каждый раз, когда его старые глаза начинают сдавать, он заменяет их на новые?
— Вчера вечером шел снег, — сказал я. — Хочу почистить у вас дорожки.
— В День благодарения?
— Да, — ответил я. — Я, в общем-то, ничем не занят.
Миссис Кроули лукаво улыбнулась.
— Ну, я-то знаю, почему ты здесь, — сказала она. — Хочешь горячего шоколада?
Я улыбнулся той выверенной, заученной улыбкой, которая должна была выдать во мне двенадцатилетнего мальчишку, пойманного в невинную ловушку. Я всю ночь тренировал эту улыбку. Миссис Кроули давала мне шоколад каждый раз, когда я расчищал у них дорожки, но в дом пригласила впервые. Я оказался внутри, потому что мне это было нужно — чтобы увидеть, здоров или болен мистер Кроули. И вообще в каком он состоянии. В конце концов ему все равно придется убивать, и если я собираюсь навести полицию на его след, то должен точно знать, когда мистер Кроули снова выйдет на охоту.
— Я сейчас поставлю его подогреваться, — сказала миссис Кроули. — Лопата в сарае.
Она закрыла дверь, а я пошел вокруг дома. Снег тихонько поскрипывал у меня под ногами. Начало было положено.
Несколько минут спустя на крыльцо вышел мистер Кроули, всем своим видом он излучал здоровье. Высокий, он шел не сутулясь и ни разу не кашлянул. Его новые органы хорошо ему служили. Мистер Кроули подошел к перилам и уставился на меня. Я старался делать вид, что не замечаю его, но слишком нервничал и не мог повернуться к нему спиной. Поэтому я выпрямился и поднял глаза.
— Добрый вечер, — сказал я.
— Добрый вечер, Джон, — ответил он таким веселым тоном, какого раньше я у него не слышал.
Подозревал он меня или нет — этого я сказать не мог.
— Как провели День благодарения — хорошо? — спросил я.
— Отлично. Просто отлично. Кей готовит великолепную индейку. Лучшую в штате, скажу я тебе.
Он не наблюдал за мной, а осматривал окрестности: снег, деревья, дома — всё. Я бы сказал, вид у него был совершенно счастливый, и, видимо, на это имелись основания. У него были новенькие легкие, он в буквальном смысле заключил новый договор с жизнью.
«Сколько это может продолжаться?» — спрашивал я себя.
Он не собирался меня убивать. Похоже, он и не подозревал, что я знаю его тайну. Убедившись, что мне ничто не грозит, я продолжил работать лопатой.
В течение следующих двух недель я вечерами расчищал дорожки на его участке, а по ночам молился, чтобы снег шел и дальше. Каждые два-три дня я находил повод увидеть семейство Кроули, разгребая последствия очередного снегопада, или колол дрова, или помогал донести покупки из магазина. Мистер Кроули был неизменно мил, он болтал, шутил и целовал жену. Казался образцом здоровья, но как-то раз, разгружая принесенный пакет, я заметил слабительное.
— Это все его желудок, — сказала миссис Кроули с шаловливой улыбкой. — Мы, старики, уже не можем есть, как прежде: органы отказывают один за другим.
— А по виду кажется, что он вполне здоров.
— Небольшая проблема с пищеварением. Ничего серьезного.
Если только мистер Кроули не положил глаз на вашу пищеварительную систему.
За миссис Кроули я не опасался: с одной стороны, ее органы, которые функционировали вот уже семьдесят пять лет, вряд ли интересовали мистера Кроули, а с другой — он так любил ее: каждый раз целовал, входя в комнату. Но даже если она всего лишь служила ему прикрытием, он вряд ли на нее покусится.
Девятого сентября, в субботу, поздно вечером мистер Кроули выскользнул из дому и снял с машины регистрационные номера. Я, полностью одетый, видел это из своего окна и, как только он убрал номера и отъехал от дому, тихонько сбежал вниз, выскочил на улицу через боковую дверь и сел на велосипед. Холодный ветер дул, завывая, с такой силой, что я чувствовал его на своем лице сквозь шарф. К тому же мне, чтобы не упасть на заледенелой дороге, приходилось ехать медленно. Я снял отражатели с велосипеда, что делало меня почти невидимым в темноте, но быть сбитым я не боялся: дороги оказались практически пустыми.
