– Привет, малыш. Хочешь, я расскажу тебе сказку? – он приставил обрез к стеклу и выстрелил. Дробинки изрешетили шею и плечи лысого. Номер двести тридцать четыре.
«Странная вещь – такие маленькие, но такие бесконечно смертоносные.»
В багажнике у них лежало пять гранат и десятилитровая канистра бензина. Порывшись на трупах, он обнаружил и дешёвый Крикет. Нет, ну а что поделать, если у нас есть только Крикет и Зиппо, а все остальные безымянные?
Через пару минут он имел неприятную встречу в переулке. Отец двух детей, видимо испугавшийся стрельбы, бросился на него с какой-то веткой. Встречный удар в душу и левой в почку. Тут же хватаем упавшую канистру и бьём по голове. Несильно, только чтобы вырубить.
Дети стояли рядом у стенки, они не верили, что их папа потерпел поражение. Учитесь, такова реальность жизни. Оба – мальчики лет пяти.
Первого он нанизал на нож, как на шампур, поднял в воздух и грохнул об землю. Номер двести тридцать пять.
А второй должен жить, как должен жить и его папаня. Они оба должны увидеть смерть друг друга.
«Пропагандисты любят кричать, что всё плохо, что СМИ скрывает от нас реальность. Только они врут, большинство их высказываний не подкреплены фактами, да и к тому же все мы живём в реальности, её нельзя скрыть.»
Подвесив связанного мальчика вверх ногами на дерево, он связал его отца. Немного бензинчику на обоих: здесь их закрывали от дождя стены и мощные деревья. От резкого запаха бензина отец проснулся.
Он видел только связанного сына, а также уже мёртвого, лежащего правее. Он даже не слышал, как чиркала зажигалка, он не видел, как начал гореть он сам и его сын. Он жара глазные яблоки лопнули, кожа обугливалась, они жарились заживо. Номер двести тридцать шесть и двести тридцать семь.
А ведь там в глубине был детский сад, совмещённый со школой.
Однако ж, хотелось есть. Он подошёл к догоревшему ребёнку, срезал его с дерева, снял кожу и приступил к пожиранию мяса. Мясо было мягкое и сочное, как раз как он любил. У детей всегда мягкое мясо. При этом не надо было запивать – вся влага была в мясе. Он ел аккуратно, стараясь не испачкаться.
Странные какие-то люди. И с чего это они собирались его убить? Фанатики. Кто-то остановился на месте разборок. Шестёрка красная. Он увидел это издалека и вернулся. Из шестёрки вышел мужик с видом слесаря второго разряда, а с той стороны дороги бежал паренёк в шлёпанцах и с зонтом.
Спокойно, будто делал это всю жизнь, Легион спустился к ним.
– Это...
Парень не договорил, когда ему вбивали ломик в грудь насквозь. Номер двести тридцать восемь.
Водитель шестёрки в панике бросился бежать по дороге. Легион стоял на месте, тщательно прицеливаясь ножом. С пятнадцати метров он воткнул ему нож в задницу. А он ведь пытался даже тогда спастись, вырывал нож, орал каким-то басом. Рядом остановился грузовик, оттуда выскочил водитель.
– Это моя добыча! – Легион достал из задницы лежащего нож и прирезал его, воткнув нож справа от позвоночника около плеча, проведя затем линию жизни от плеча до задницы. Номер двести тридцать девять.
«Я не хочу сказать, что это было жестоко. Это было, как всегда бывает. Я оказался сильнее, он – слабее.»
Тут он провёл невероятную комбинацию: вращением на левой ноге он сделал подсечку, провернулся и нанёс апперкот падающему водиле. Не получилось. Водила набросился на него, сорвал респиратор. Легион дотянулся до его шеи, впился зубами и вырвал кусок кожи с мясом. Кровь брызнула фонтаном. Водила отвалился. Номер двести сорок.
«Первый, приём, я – Легион. Ответь первый. Свои жизни уже отдали больше двухсот твоих детей. Мог бы уже и спуститься. Или всё же ты лишь вымысел? Конец связи.»
Он сел в грузовик. Там дальше по курсу была палатка спиртных напитков, всё время открытая. Туда частенько наведывались дети с соседних дворов за бухлом, и им продавали.
Он снёс её вместе с продавщицей, протащил впереди себя метров десять, и расплющил о стенку дома. Номер двести сорок один.
Убить всех.
Он пристёгивался всегда. Это было его правило, благодаря которому он сейчас выжил в этом ударе, а она – нет. По стенке он проскочил под арку и медленно пошёл в сторону от места ЧП. Скоро повалят жители туда.
Стоп! А это мысль. Ждать пришлось недолго. Он просто вышел на дорогу и стал ждать жертв.
Их было четыре штуки. Вышли какие-то из подъезда, стали осматривать место события. Он стоял от них недалеко, но они его не видели. Он ждал их минуту, но так и не дождался. В толпу полетела граната. Раздался дикий грохот, тела салютом разлетелись в стороны на несколько кусков. Номера с двести сорок второго по двести сорок пятый.
«У меня нет слов. Это просто надо видеть. Надо видеть, как кончаются внезапно их жизни. Они не успевают подготовиться, а тут вдруг такая жопа приходит.»
Это как приманка. Стена дома угрожающе дрогнула, но устояла. Дом старый. Перекрытия деревянные. С того же места он прицельно кинул ещё одну гранату.
Дом не выдержал таких нагрузок, это было просто не по нему. Он зашатался и начал проваливаться. Число жертв не считается, это было слишком легко.
«А что бы они делали, если бы вот сейчас этого не случилось? Они бы существовали, как животные, стремясь к размножению.»
Семь пятьсот за пачку и я возьму вашу жизнь в аренду!
«Увы, сколько бы не говорили о том, что читатели вдумчивы, что посетители инета тоже вдумчивы, это не так. Они не видят очевидных посланий, не чувствуют идей. Сколько бы они не говорили, что любят оригинальность, они её всё равно боятся и отвергают. Новое им не понять, они лишь могут предложить, как изменить это новое, чтобы оно стало стандартным.»
Надо было идти дальше. Его не знали в лицо, никто не знал. Теперь уж точно не было ни одного, кто бы видел его лицо.
Магазины были закрыты, он повернул направо через кассу приёма мобильных платежей. Две приятного вида девушки стояли за кассами.
«Я ненавижу американцев и их культуру, которая как чума идёт по миру. Эти резиновые искусственные улыбки, это ложь, это стукачество и обезжиренные яблоки. Так нельзя жить, так можно только быть.»
Невероятным усилием он оторвал кассовый аппарат от стола и огрел им девушку по голове. Аппарат весит не меньше десятки, проломил череп, как кувалда скорлупу. Номер двести сорок шесть.
Вторая бросилась бежать. Через подсобку он преследовал её. Из подсобки есть всего два выхода: парадный и чёрный, куда складывают товары. И чёрный был закрыт. Тут был охранник.
Легион впечатал и обоих в стену, протаранив их, как паровоз ребёнка на путях.
Только сейчас началось действие еды и свежей крови. Он чувствовал, что внутри переваривается свежайшее мясо и кровь. Без особых заморочек он свернул ей голову. Номер двести сорок семь.
Нанёс охраннику кастетом удар в рёбра, тот загнулся в три погибели. Это была победа, и в первую очередь – победа над системой. Гравитация не всегда наверняка побеждает. Просто иногда у неё отпуск случается, как у всех людей. Охраннику было нанесено семь ножевых ранений в туловище. Он умрёт от потери крови. Номер двести сорок восемь.
Он следовал дальше под тенью деревьев. Почему-то только сейчас он понял, что совершенно неожиданно начало темнеть, как это бывает к вечеру в зимнее время. Но сейчас не была зима, сейчас было тёплое время года. Погода всё это время будто подыгрывала ему – сначала дождь, который и не думал прекращаться, постоянные облака и порывистый ветер, а теперь снова наступает закат.
Скоро нужно было поворачивать направо у бюста Ленина. Такой здоровый бюст, здесь часто катались на скейтах, а также был загс.
Пустая площадь зияла своим обнищанием в этот день. Внутри у загса было тепло, очень тепло. Белые стены, несколько кондиционеров. Он спокойно вошёл внутрь и пошёл по длинным коридорам.
«Один из главных органов слежения – с самого рождения они следят за ключевыми моментами в жизни каждого. Разве что задницу не подтирают.»
Навстречу шла улыбчивая женщина в бардовом платье, в очках и с высокой причёской.
– Что вам угодно?
Человек прохрипел что-то неразумное из-под респиратора, схватил её за горло. Она хрипела и хваталась за воздух руками, видно было, что у неё начинаются глюки. Номер двести сорок девять.
Странная особенность человеческого организма: вместо того, чтобы в минуту опасности мобилизироваться, он начинает прощаться с жизнью, обезболивать и продуцировать глюки. Это нужно помнить всегда, чтобы использовать это на противнике.
Над окошком кассы в конце коридора повисло лицо убитой женщины. Без тела.
– Бедный Йорик! Я знал его, Горацио.
Голова вкатилась через дырку в кассу на колени к кассирше. Она потеряла сознание. Он подошёл к ней сзади, прижал к себе за голову, прижал нож лезвием к её горлу и резко резанул. Голову прижал вниз, чтобы не умирала слишком быстро. А так она будто уснула.
