Пост ГАИ он миновал уже давно, отклонившись от пути. Надо было следовать дальше. А дальше был Дом Культуры. Здесь на платной основе обучались музыке, балету и прочей мути. Детей сдавали в этот питомник в детстве, а потом смотрели, как растут эти растения. Всё как всегда происходило совершенно без их воли на то.
По дороге он встретил пацана, катающегося на велике. Ломик в колёсах выбил его из седла. Пролетев пять метров, он стукнулся головой о дерево. Какая нелепая смерть. Номер двести шестьдесят четыре.
«Был у нас один такой – утонул в выгребной яме. Позорище.»
Под тенью входного козырька стоял, вероятно, папаша ребёнка, который сейчас был на занятиях.
– Пошли, выйдем.
– Что? – сквозь респиратор было сложно разобрать что-то более или менее чётко.
Легион вдруг резко отвернулся, сгорбился и стал подрагивать, как если бы плакал. Этот трюк всегда срабатывал при встрече в тёмном переулке с группой гопников. Их вводит в ступор вид плачущего взрослого самца.
Когда тот папаша взял его по-дружески за плечо, чтобы успокоить, его пальцы оторвались от руки. Как во сне он видел быстро движущуюся фигуру, которая резала его на части. Полетели пальцы, руки, куски одежды. Номер двести шестьдесят пять.
Вот ведь обрадуется малыш или малышка, когда сможет увидеть своего любимого папочку мёртвым. Зато теперь родитель точно не переживёт своих детей.
Тело он свалил за борт в канаву.
«Я же не изверг какой-нибудь. Не надо пугать зря детей. Пусть живут, пока могут жить. Если им суждено умереть, я им помогу в этом деле.»
–= 19:00, 5 часов назад =-
Он любил это время года, любил дождливую погоду. Листва была ещё молодая, лето ещё не набрало полную силу, но уже пыталось что-то хитрое сделать.
Здесь между домами обычно ходил народ. Бежала толстая низенькая женщина с сумками в руках, пытаясь сбежать от падающей на неё воды. Он галантно отступил вправо, чуть пригнувшись, нанёс удар ей в челюсть.
От неожиданности она отбрыкнулась назад, выпустила из рук сумки и упала. Добил он её с двух ударов ногой в темя. Номер двести шестьдесят шесть.
«Главная беда человечества: большинство людей мыслят стандартно. Они – конформисты. Ну и в большинстве случаев это даёт свои плоды, только вот в нестандартном чём-то их логика летит к чертям, вариантов не остаётся.»
Он снял респиратор. Неподалёку он заметил какое-то движение. Это произошло через минуту после сцены с женщиной, скорее всего, то был просто человек.
– Эй! Тут человеку плохо! – прокричал он. Прошла минута, и человек в пальто неуверенно подошёл сзади.
У него в руках уже давно было лезвие, он только выжидал момент. Когда тот подошёл справа сзади, он резко повернулся через левую руку и всадил ему нож в спину, потом вытащил и снова всадил. Номер двести шестьдесят семь.
В кустах кто-то занервничал и зашуршал. Размытые фигуры бросились врассыпную, а он побежал далее по дороге.
Их было двое. Примерно того же возраста, что и тот в плаще. Они ждали жертву, но вдруг их соратник сам стал жертвой.
Они не бежали даже, они проскочили метров по десять каждый и укрылись за ракушками и прочими преградами. Первого настигла пуля из кустов, они просто дёрнулись, и он отвалился. Номер двести шестьдесят восемь.
Второй слышал выстрел и видел, откуда летела пуля. Он сделал ошибку: он побежал от опасности. Опасность тоже заметила его. Он побежал, пуля пробуравила его в бедро правой ноги, он повалился. Печёнкой он ощущал приближение сзади убийцы, он перевернулся и стал отмахиваться. Рука нарвалась на нож, тот же острый вошёл немного в живот и разорвал до промежности. Он видел, как под расходящейся кожей появлялись кишки.
Номер двести шестьдесят девять.
Холод всё крепчал. Было уже по-зимнему холодно, дождевые капли превращались в грозное режущее оружие, создаваемое непогодой. Всё было одновременно и против и за обычных людей.
Прямо по курсу вскоре попался спортивный комплекс. Футбольное поле, теннисные корты, поле для минифутбола и так далее. На стенах были рекламные плакаты.
«Реклама захватывает мир. Демократия изжила себя в том виде, который она приняла сейчас. Каждый может внушать всем всё, что захочет. Можно навязывать, убеждать, зомбировать, и всё это в рамках закона происходит.»
По внешнему кольцу вокруг футбольного поля вяло бегали два человека в намокших спортивных костюмах. Легион стоял на дороге спиной к ним, смотрел ввысь.
Они пробежали мимо него. Было такое чувство, что они вообще не понимают, что делают, настолько отрешёнными были их лица. Наркоманы, наверное. Даже когда один из них упал от удара ломом по голове, второй только лишь остановился и стал тупо смотреть на него. Номер двести семьдесят. Типа он прилёг поспать. Устал человек, что поделать.
«Ежедневно нам показывают всё, что нам не нужно. Прокладки, дезодоранты, машины. И вы это смотрите, вас заставляют и вы подчиняетесь.»
Легион подошёл к нему. Этот даже не будет сопротивляться, когда ему будут отрезать пальцы и вливать в горло кипящий свинец. Ошибка человечества, которую нужно держать и вести всё время за собой. Никто не вспомнит о нём, никто не подтвердит убийства. Он взял его за руку и ввёл воздух в вену.
«Как сказал один мой знакомый: лог смерти в студию!»
Сдохнет. Номер двести семьдесят один.
«Надо убивать, убивать и убивать!»
Странного вид ящерица застыла во впадине стены, вроде как уснула от прохлады.
Далее, уже за футбольным полем, ближе к кортам, стояла страшного вида Газель, жертва отечественного автопрома. Или Болгарского. Внутри было штук восемь детей школьного возраста, один водитель. Не было начальника. Значит он где-то рядом.
Немного пьяной походкой он подошёл к машине, которая была заведена, значит, ждут начальника.
– Здравствуйте, – сказал он бурчащим голосом, – мне нужна библиотека.
И всё-таки смешная психология – к ним идёт совершенно незнакомый человек в плаще, очках и респираторе, а они даже не дёргаются.
Договорив, он сделал неуловимое движение рукой, побежал и прицельно кинул в кабину гранату. Почему-то взрыва не последовало, а вместо этого авто сорвалось с места задом, резко развернулось на месте, повалилось на бок и взорвалось. Короткая пробежка по лезвию бритвы, причём безрезультатная.
Номера с двести семьдесят второго по двести восьмидесятый.
Это всё мелочи, но из мелочей складывается нечто огромное и прекрасное. Стоит ли думать, что он обошёл половину города, впереди, а точнее чуть далее за поворотом была магистраль, нужно было только выйти, и вскоре он вышел бы на цель всего путешествия. Хотя, получалось, что он не успевает туда.
Когда они со всей семьёй жили на даче, у него всегда были зашторены окна. Получался такой приятный постоянный полумрак и чувство защищённости от внешних воздействий. И пусть, что тратилось электричество на освещение.
Начальник экскурсии бежал к нему в сопровождении охранника в чёрной униформе и с нашивкой на рукаве. Легион бросился бежать. Охранник за ним.
«А вот это уже интересней – они всё же готовы к драке.»
Охранник завернул за угол, боковым зрением увидел опасность: на него махнули чем-то. Он рефлекторно пригнулся, но это была уловка. Легион и не думал бить его в голову руками, он знал, что тот попробует увернуться. Он нарочито показательно размахнулся, но всю силу вложил в удар коленом. Охранник отлетел в дерево.
А вот теперь дискотека! Вот теперь он раскрошил ему челюсть на крошки, а мозг со второго удара на мясо.
Номер двести восемьдесят один.
Они, оказывается, носят оружие. Он снял с трупа пистолет и какую-то кость. На обратном пути он задумается о смысле жизни и прочей мифической лабуде, а потом бросит эту кость в рыдающего начальника, как бумеранг. А потом будет бить его колесом по голове, оставляя длинные продиры на коже до костей. Так появится номер двести восемьдесят два.
«Этот странный круговорот веществ начинает меня сильно утомлять. Один вид стал доминировать на планете, при этом считая, что только так сможет добиться процветания и гармонии.»
Что-то где-то громко гудело, отвлекая от основных мыслей по завоеванию мира. Он не понимал, что это. Впрочем, ему это было до балды – он присел на мягкий труп и стал отдыхать немного. Красивая картина открывалась: трупы, огонь и дождь с ветром.
То гудел дом. Такой пятиэтажный дом бело-синей раскраски гудел, как Берлин во время бомбёжек в ВОВ. Орала сирена, настойчивый повторяющийся звук с амплитудой в двадцать секунд. Сначала тишина, потом разгон, выход на максимум, работа, и спад до тишины.
Никого не было, зато была незапертая дверь в подвал. Надпись на двери гласила, что ключи в доме напротив.
Внутри сидели неблагородного вида люди в синих униформах. Всегда странно наблюдать за такими кадрами.
«Почему мы жалеем упавших? Откуда это? Они пали, они на дне. Там могли бы быть и вы. Но и там можно срубать деньги, не производя ничего и не оказывая услуг. Тебе подадут.»
