Но факт, что для объяснения своих взаимоотношений с Габриэлем Дэвисом он позволил ей счесть себя голубым, наводил на глубокие размышления.
— Если я не репортер, то это у нас первое свидание? — продолжала она. Липаски снова хмыкнул. Кажется, на этот раз чуть иронично. — Меня еще никогда не кормил ужином полицейский. Нет, как-то раз Марковски сделал мне в микроволновке буритто,[12] но это, можно сказать, не считается.
Липаски извлек из буфета две сверкающие светло-голубые тарелки и оценивающе окинул взглядом ряды бокалов. Наконец выбрал два матово-голубых, на высокой ножке, в тон тарелкам. Она заметила, что он отказался от самых простых стаканов и дешевых бокалов, и вопросительно подняла бровь. Далее на свет появилось благородное серебро.
Она встала, чтобы принять у него бокалы и тарелки. Он позволил ей это без комментариев. Она накрыла на стол и принялась изучать бутылку уже откупоренного красного вина. Неплохое вино для обычного холостяцкого ужина. Если только он не собирался принимать гостей или не извлек из своих запасов специально для нее.
Черт возьми, это действительно начинает напоминать первое свидание!
Алекс знала, что пить ей нельзя. Наполнив бокал, она вдохнула густой, богатый букет. По сравнению с этим диет-сода была просто затхлым противным пойлом.
Она отнесла бокал на кухню и предложила его Липаски, который строгал лук. Не говоря ни слова, он слегка пригубил вино.
— Мне нельзя пить вино, — сказала она. Он вопросительно уставился на нее. — Я алкоголик.
— Ох, — нахмурился Липаски. — Прошу прощения. Я забыл.
— Не стоит извиняться, я впервые за пять лет встретила человека, который об этом забыл. Скажите, а как давно вы здесь живете?
— Шестнадцать лет. Мы купили эту квартиру с женой, ее не стало в восемьдесят третьем. — Липаски сосредоточенно проводил очередную пробу. Потом плеснул в кастрюльку немного вина и тут же бросил на нее виноватый взгляд. Алекс пожала плечами. — Слишком велика, мне не нужна такая, но все никак нет времени переехать. Все думаю, что продам и сниму небольшую квартирку, но никак не получается. А вы замужем, Хоббс?
— Нет, — ответила она и вспомнила про Ролли. — Были отношения с одним женатым человеком. Ничего более тесного не возникало.
Липаски, похоже, не был ни шокирован, ни удивлен. Гораздо больше его занимало таинство сотворения соуса для спагетти.
— Он оставил вас? — негромко поинтересовался он через какое-то время. Алекс мигнула и отвернулась. — Вы его выгнали?
— Он умер. — Короткая фраза упала как камень. Липаски быстро взглянул на нее — и взгляд его был совсем другим, не тем, что прежде. Теперь она поняла, почему Габриэль Дэвис звонит ему и так от него зависит. Даже неловко, что она заговорила о Ролли. — Погиб в автомобильной катастрофе несколько дней назад. Не исключено, что убийство.
Липаски не произнес полагающихся слов сочувствия, что показалось странным. Он продолжал помешивать соус и прихлебывать вино.
— На самом деле я не любила его. Честное слово.
Он кивнул.
— Он пользовался мной, понимаете? Даже не собирался говорить жене, даже не делал вид, что готов бросить ее ради меня. Жена наняла сыщика. Тот сделал фотографии. Думаю, через некоторое время копам станет это известно. Как вы думаете, могут они решить, что у меня были достаточные основания для убийства?
Липаски пожал плечами. Он добавил немного базилика и закрыл кастрюльку сияющей медной крышкой. Алекс, наблюдавшей за его действиями, внезапно стало так горько, словно ей только что сообщили о гибели Ролли, словно и не прошло уже несколько дней.
— Нет, — произнес Липаски. — Нет, я так не думаю. Позвоните вашему другу Марковски. Расскажите ему про фотографии. Если бы у них были серьезные основания вас подозревать, вас бы уже вызвали для дачи показаний. Вы думали, это дело рук Габриэля, да?
Она только кивнула. Подступили слезы, пришлось закинуть голову, загнать их обратно, не дать покатиться по щекам. Глупость. Глупость. Очередная глупость.
— Габриэль не любит вас, Алекс. Точно так же, как вы не любили этого вашего женатого мужчину. О ревности не может быть и речи. — Липаски обернулся, прислонясь плечом к шкафу, и посмотрел на нее в упор. Потом, не отводя взгляда, выпил еще глоток вина и спросил: — Вы чувствуете себя виноватой в его гибели?
— Ролли? — Алекс покачала головой. Слезинка тут же сорвалась и покатилась по щеке. Она отерла ее дрожащим пальцем. — Нет. Я этого не делала. Я ничем не могла помочь. Нет, это не моя вина.
— Иногда это не имеет значения, Алекс. Я тоже не посылал свою жену в соседний магазин в десять вечера. Я не ходил туда, не наводил пистолет, не вышибал ей мозги. Иногда это не имеет значения, — мягко повторил он и отставил бокал в сторону. Алекс стояла в оцепенении. Молчание нарастало и становилось тяжелым. Липаски, разряжая ситуацию, обернулся к плите. — Любите хлеб с чесноком?
— Конечно.
Сбоку на серванте она заметила фотографию симпатичной женщины в серебряной рамке. Ничего особенного, даже при хорошем освещении и умелом макияже. Детских фотографий она не обнаружила.
Сколько же ночей он провел, размышляя об этом в одиночестве? Смерть всегда бессмысленна. Конечно, не для таких, как Габриэль Дэвис. Она пыталась представить, как переживал Липаски. Понять, делал ли он это молча, сохранил ли он ее вещи и доставал ли иногда, чтобы прикоснуться к ним, как она вдыхала запах Ролли, оставшийся в наволочке.
На плите булькала и всхлипывала кастрюлька с соусом. Липаски снял ее с огня и переставил на подставку. Загремела другая кастрюля, для спагетти.
Алекс налила себе бокал вина. Осторожно попробовала. Горьковато-сладкий вкус блаженно распространился во рту. Маленький глоток оказался еще лучше. Она подержала напиток в рту, стараясь ощутить весь букет, потом проглотила. По телу разлилось приятное тепло.
— Кажется, вы что-то говорили про алкоголиков?
— Именно так и поступают все алкоголики.
Когда спагетти дошли до нужной кондиции, Алекс была уже готова. Вино ударило в голову быстрее, чем она предполагала. Вялые пальцы уже плохо слушались, когда она собралась в очередной раз наполнить себе бокал.
Липаски перехватил бутылку и отставил ее на край буфета. Она повторила попытку, но он не убрал руку.
— Вы кто мне, мать, что ли? — проговорила Алекс, и фраза показалась ей такой же приятной, как хорошее вино.
Серые глаза вновь стали сонными, отстраненными.
— Ваш надзиратель. Вам хватит.
— Вы явно забыли, как надо ухаживать за дамой, Липаски.
Вместо ответа он поставил перед ней тарелку спагетти — дымящуюся смесь бледной лапши и красного соуса. Пахло восхитительно, но она не могла есть. Тем временем Липаски принес вторую тарелку, а бутылку поставил на свой край стола. Так, чтобы она не дотянулась. Его бокал все еще был наполовину полон.
Он пренебрег обычной застольной беседой и молча принялся за еду. Алекс, сделав над собой усилие, тоже попробовала и не смогла остановиться, пока тарелка не опустела. Она вспомнила, что уже несколько дней почти ничего не ела. Липаски поглядывал на нее с легкой улыбкой.
Ломоть хлеба с чесноком был толстым, хрустящим и чуть горьковатым. Она запила его остатками вина.
Липаски поглощал еду неспешно. Она сидела, положив подбородок на руки, наблюдая за ним и думая о том, что и Габриэль Дэвис когда-то вот так же сидел напротив и смотрел на него. С Липаски Дэвис должен был быть другим. Не таким отчужденным. Наверное, Габриэль так же копировал жесты Липаски, его сонный взгляд…
Как хорошо было бы познакомиться с ним в восемьдесят пятом году, познакомиться по-настоящему, а не накинуться ради одного интервью. Пять лет высосали все тепло и оставили одну оболочку.
— Десерта не будет, — объявил Липаски, допивая вино. Похоже, что ужин в ее присутствии не вызывал у него никакого дискомфорта. Да и с чего бы? Ведь он общался с Габриэлем Дэвисом.
— Ладно, — согласилась Алекс, поймав себя на том, что давно уже смотрит не на него, а на бутылку. — А теперь можно мне еще вина?
— Нет. — Липаски наполнил свой бокал, явно чтобы ее подразнить. В бутылке осталось примерно на один бокал, как раз чтобы ей хватило окончательно.
Он сделал долгий, вкусный глоток.
— Гадина, — пробормотала она и подхватила свою тарелку, оставив бокал на столе. Смывая остатки кроваво-красного соуса, она вдруг заметила у плеча его руку с полным бокалом вина.
Она приняла бокал, удивленно подняв брови. Лицо Липаски не выражало ничего особенного.
— Пособничество и подстрекательство? — щегольнула она юридическим термином, тихонько покачивая бокал. Темно-красная жидкость закружилась кровавым водоворотом.
— Мне жаль, что ваш друг погиб, — проговорил Липаски.
Она целую минуту обдумывала эту фразу, потом поднесла бокал к губам и слизнула каплю, уцепившуюся за ободок, моментально ощутив восхитительный вкус.
