— Думаю, это будет только справедливо, — отреагировал Сэмпсон. — Наверняка у этих ребяток в их скромной бревенчатой хижине тоже есть пара-тройка таких военных игрушек.
— Вот и я так рассудил. И именно этот аргумент использовал в разговоре с Бернсом. Да еще тот факт, что они выследили меня до моего собственного дома. У Бернса у самого трое детей. Он проявил полное понимание.
Сэмпсон бросил на меня взгляд:
— Я думал, ты не был уверен, что в Вашингтоне стреляли именно они, — прошептал он.
— А я и не был. И сейчас не уверен. Но надо же было что-то сказать Бернсу. Я ведь не уверен и в обратном.
Сэмпсон хихикнул и покачал головой:
— Тебя голыми руками не возьмешь.
Оставаясь как можно ближе к земле, я принялся наводить один конец микрофона на хижину. Сейчас мы находились от нее всего в пятидесяти ярдах. Я вертел микрофоном, пока голоса не сделались так отчетливы, словно говорящие находились на расстоянии всего нескольких футов.
Я узнал голос Старки.
— Я решил, что неплохо бы устроить сегодня небольшую вечеринку, советник. Завтра мы едем в горы охотиться на оленей. Вы с нами?
— Мне сегодня же необходимо вернуться, — ответил Марк Шерман. — Боюсь, для меня охота исключается.
Наступило короткое молчание, затем последовал взрыв смеха. В нем участвовали трое из четверых мужчин.
Тут в разговор вступил Браунли Харрис:
— Прекрасно, Шерман. Забирайте ваши замазанные кровью деньги и сматывайтесь. Почему бы нет? Слыхали такой анекдот? Дьявол встречается со своим адвокатом.
— Я его слышал, — сказал Шерман.
— Забавно, Марк. Ладно, все равно расскажу. Дьявол же, он хитер как черт, сами знаете. Я хочу сказать: вам, советник, это отлично известно. И вот дьявол говорит молодому юристу: «Я готов немедленно, прямо сейчас, сделать тебя старшим партнером. Сегодня же». Этот паршивец спрашивает: «Что я должен сделать?» Дьявол говорит: «Хочу получить твою бессмертную душу». Ладно, заметано. «А также бессмертные души всех твоих близких». Тот застывает, обдумывая услышанное, а сам довольно свирепо поедает дьявола глазами. Потом говорит: «Не пойму, а в чем подвох?»
В хижине раздался новый взрыв хриплого смеха. Даже Шерман к нему присоединился.
— Это действительно смешно, даже в четвертый раз. У вас действительно с собой оставшаяся часть моих денег? — спросил он, когда смех стих.
— Ну разумеется. Нам заплатили, и вы тоже должны сполна получить свою долю. Мы соблюдаем условия сделки, мистер Шерман. Можете нам доверять. Мы люди чести.
Неожиданно я услышал громкий шум слева от того места, где, согнувшись, сидели мы с Сэмпсоном. Оба мы проворно обернулись. Это еще что? По грунтовой дороге быстро приближалась красная спортивная машина. Слишком быстро.
— Кого еще черти принесли? — прошептал Сэмпсон. — Очередные киллеры? Может, те снайперы из Вашингтона?
— Кто бы ни были, они подъезжают.
Мы наблюдали, как красный автомобиль подскакивает на ухабистой лесной дороге. Он подкатил к «субурбану» и, визжа тормозами, остановился позади.
Дверь хижины открылась. Старки, а за ним и Харрис вывалились на крыльцо.
Одновременно распахнулись и дверцы спортивной машины. Оба действия произошли с танцевальной синхронностью, точно специально срежиссированные.
Из машины выпорхнули две темноволосые женщины. Азиатки, очень хорошенькие. На обеих были крохотные топики и короткие шорты. А также поражающие воображение туфли на чудовищно высоких каблуках. Водитель вытащил бутылку в серебряной обертке, улыбнулся и помахал Старки.
— Чао мунг да ден вой ам куа чунг той! — крикнул Старки с крыльца.
— Вьетнамки, — пояснил Сэмпсон. — Старки сказал что-то вроде: «Добро пожаловать на наш выпивон».
Мы уже больше двух часов сидели в засаде перед грубой бревенчатой хижиной и теперь увидели, как солнце скрывается за горами. Сильно похолодало, тело у меня изрядно затекло, и сказывалась усталость после долгого сидения за баранкой. В лесу начал свистеть и даже временами завывать ветер. Было ощущение, что он дует прямо сквозь меня.
— Все равно мы их возьмем, — хриплым шепотом произнес Сэмпсон. Думаю, он хотел меня приободрить. — Сегодня или немного позже. Они делают ошибки, Алекс.
Я не мог с этим не согласиться:
— Да, это так. Они не боги. Я даже не уверен, что они сами владеют всей картиной целиком. Они только ее часть.
Нам было слышно, что происходит в хижине — каждое слово. Марк Шерман, по-видимому, решил остаться на вечеринку. Изнутри доносились звуки рок-музыки. Надрывалась Дженис Джоплин, и одна из азиаток ей подпевала. Это было похоже на плохое караоке, но никто не жаловался. Потом зазвучала группа «Дорз». Воспоминание о Вьетнаме, полагаю. «This is the end…» — неслось оттуда.
Время от времени кто-нибудь подходил к окну. Обе азиатки сняли свои топы. Та, что повыше, вышла наружу подышать. Она постояла на крыльце, выкурила косячок, выпуская густые клубы дыма.
Вышел Харрис и присоединился к ней. Стоя на крыльце, они несколько минут поболтали по-английски.
— Я знавал твою маму-сан, — хихикая, сказал Харрис.
— Шутишь? — засмеялась девушка и выпустила струйку дыма. — Конечно, шутишь. Я поняла. Это шутка. — На вид ей было лет двадцать, может, чуть больше. Груди у нее были большие и чересчур круглые, искусственно наращенные. Она слегка покачивалась на своих высоких каблуках.
— Да нет, я ее знал. Я знался с ней во Вьетнаме. Я делал это с ней, а теперь буду делать с тобой. Улавливаешь иронию?
Девушка снова засмеялась:
— Вижу, что ты под кайфом.
— Ну, и это тоже, моя смазливая глупышка. Фокус в том, что ты, может, моя дочь.
Я перестал прислушиваться к их разговору и уставился в очертание двускатной крыши хижины на фоне неба. Домик был похож на какой-нибудь милый домашний коттедж, где семья проводит отпуск. Мы уже услышали, что их троица пользуется этим убежищем несколько лет. Они уже поболтали о совершенных в этих лесах убийствах, но было неясно, кого именно убили и почему. А также где зарыты тела.
Джим Моррисон все еще пел песню «The End». Телевизор тоже работал, передавали футбольный матч. Команда университета штата Джорджия играла против команды города Оберна. Уоррен Гриффин громко и вызывающе болел за Оберн. Марк Шерман, судя по всему, держал сторону Джорджии, и Гриффин осыпал его насмешками и оскорблениями.
Мы с Сэмпсоном продолжали лежать в канавке на безопасном расстоянии. Сделалось еще холоднее, и ветер раскачивал кроны громадных елей и берез.
— Похоже, Старки не участвует в этом веселье, — в конце концов произнес Сэмпсон. — Ты заметил? Чем он там занимается?
— Старки любит быть начеку, за всем присматривать. Он осторожный тип, вожак. Я хочу подползти поближе. Мы уже довольно долго не видим и не слышим другой девушки. Это мне не нравится.
Как раз в этот момент мы услышали восклицание Марка Шермана:
— Господи, не режьте ее! Осторожнее! Эй, парень! Опусти нож!
— Какого дьявола? Почему это мне ее не резать? — во всю глотку заорал Харрис. — На кой ляд она тебе сдалась? А ну давай тогда сам ее режь. Попробуй, тебе понравится! Ну же, прирежь ее, советник! Замарай и свои ручки для разнообразия!
— Я предупреждаю вас, Харрис. Положите свой проклятый нож.
— Ты меня предупреждаешь? Это забавно! Вот тебе, держи свой нож! Получай!
Судейский громко застонал. У меня не было никаких сомнений, что его пырнули.
Девушки подняли визг.
Шерман продолжал стонать, корчась от мучительной боли. В хижине воцарился хаос.
— Кокадау! — вдруг заголосил по-вьетнамски Харрис.
Это было похоже на вопль сумасшедшего.
— «Кокадау» означает «убивать», — перевел мне Сэмпсон.
В мгновение ока мы с Сэмпсоном вскочили и во весь опор понеслись к хижине. Мы достигли передней двери одновременно. Он ворвался первым с пистолетом в руках.
— Стоять! Полиция! — заревел он, перекрывая ревущую рок-музыку и телевизор. — Руки вверх! Быстро!
Я был как раз позади Сэмпсона, когда Старки выхватил свой «МР5». Одновременно с другого конца комнаты Гриффин принялся палить из пистолета. Обе девушки-вьетнамки, пронзительно визжа, бросились к задней двери. У них было достаточно уличного опыта и здравого смысла, чтобы спешно ретироваться. У той, что пониже, я заметил на щеке глубокий порез. По лицу ее текла кровь.
Марк Шерман неподвижно лежал на полу. Стена за телом законника была забрызгана кровью. Он был мертв.
Здоровенный пистолет-автомат вновь взорвался огнем, наполняя комнату дымом и грохотом. В ушах у меня звенело.
— Уходим! — крикнул Старки остальным.
— Ди ди мау! — дурным голосом заорал Харрис и захохотал.
