— Ты имеешь в виду тот день, когда солгал? — Она посмотрела на тикающую посудомоечную машину и оглянулась на запертую дверь.
Фред достал из кармана «беретту», которую забрал у охранника. Снял с предохранителя.
— Я хочу поговорить с тобой, мама.
— Он не заряжен.
Фред улыбнулся и выстрелил в пол. Миссис Бринкли побледнела.
— Положи руки на стол, мама. Положи. Ты же хочешь получить назад те фотографии?
Преодолев слабое сопротивление, он положил на стол ее правую руку, приставил к рукаву пневматический молоток и спустил курок.
Чвяк!
С другой стороны.
Чвяк! Чвяк!
— Видишь? А ты что подумала? Что я сделаю тебе больно, мама? Я же не сумасшедший, ты знаешь.
Пришпилив к столу правый рукав, он проделал то же самое с левым. Каждый раз, когда сын нажимал на кнопку, мать вздрагивала и мигала.
Диск на панели посудомоечной машины сдвинулся на одно деление — прошла минута.
Тик-тик-тик.
— Верни мне фотографии, Фред. Это все, что у меня осталось…
Он наклонился к ее уху и зашептал громко, как артист в микрофон:
— Да, мама, я сказал неправду на суде. Потому что хотел сделать тебе больно. Хотел, чтобы ты поняла, как больно было мне.
— У меня нет времени выслушивать тебя, — сказала Елена Бринкли, пытаясь освободить руки. Ткань натянулась, но выдержала.
— У тебя есть время. Сегодня у тебя есть время на меня. Видишь? — Еще два гвоздя впились в стол.
Чвяк! Чвяк!
— А правда в том, что я хотел сделать ей гадость. И виновата в этом ты, мама. Ты превратила Лили в маленькую грязную куколку. Ты поощряла ее носить короткие юбочки и туфельки на шпильках и красить ногти. В двенадцать лет! О чем ты только думала? Что сделаешь из нее куколку-шлюшку и никто не захочет ее трахнуть?
Зазвенел телефон. Елена Бринкли с тоской посмотрела на него. Фред поднялся со стула и вырвал шнур из розетки. Потом взял с полки стойку с ножами и поставил на стол.
— Забудь про телефон. Тебе сегодня никто не нужен. Сегодня я — самый важный для тебя человек.
— Что ты собираешься делать, Альфред?
— А как ты думаешь? — Он взял самый длинный нож. — Думаешь, отрежу тебе язык? За кого ты меня принимаешь, мама? Я же не псих.
Он рассмеялся ей в лицо, увидев ужас в вытаращенных глазах.
— Дело в том, мама, что я видел Лили с тем парнем, Питером Баллантайном. Тем, что работал на пристани.
— Ничего такого она не делала.
Бринкли провел лезвием по точильному камню и удовлетворенно кивнул — звук получился острый. Вжик.
— Тебе нужно уходить. Полиция уже ищет…
— Я еще не закончил. И ты дослушаешь меня до конца. Впервые за всю свою мерзкую, презренную…
В голове у него заговорил он:
«Убей ее. Убей ее».
Фред отложил нож. Вытер пот со лба рукавом рубашки доктора Картера. Вытер ладони о брюки доктора Картера. Снова взял нож.
— Как я уже говорил, мама, Лили дразнила меня. Разгуливала полуголая. А потом отсосала у этого Баллантайна. Забудь про фотографии и слушай меня! В тот день мы с Лили отошли от берега и стали на якорь, чтобы никто нас не видел. И она сняла топ.
Лгун. Трус. Сваливаешь вину на нее.
— И я потянулся к ней. Дотронулся до ее сисек, а она посмотрела на меня так, как смотришь сейчас ты. Как будто я — дерьмо собачье.
— Я не хочу это слышать.
— Придется послушать. — Бринкли осторожно провел наточенным лезвием по дряблой шее. — Она стояла передо мной в одних трусиках и говорила, что я псих, урод. А потом сказала: «Я все расскажу мамочке».
Это были ее последние слова. «Я все расскажу мамочке».
Когда она отвернулась, я толкнул ее в спину и…
Закончить ему не дал звон разбитого стекла, за которым последовал оглушающий взрыв и яркая, слепящая вспышка.
Фреду Бринкли показалось, что мир разлетелся на кусочки.
Приникнув к маленькому окошку в кухне, я с ужасом увидела, как Бринкли подносит нож к шее своей матери.
Мы все были готовы стрелять, но женщина в комнате закрывала от нас психопата-убийцу. Взломать дверь? Потребуется несколько секунд, и Бринкли вполне хватит этого времени, чтобы убить ее.
Страх за несчастную женщину полз по спине, как огонь по фитилю. Хотелось кричать от бессилия, но вместо этого я повернулась к Рэю Куэвасу, командиру группы спецназа. Он снова покачал головой — нет. Ситуация могла стать критической в любой момент независимо от наших действий, так что когда Рэй попросил разрешения использовать светошумовую гранату, я дала ему зеленый свет.
Мы натянули маски и очки. Рэй разбил стекло прикладом и выстрелил. Граната ударилась о стену, отскочила и взорвалась. Яркий, слепящий свет полоснул по глазам, от взрыва заложило уши.
Спецназовцы в одну секунду вышибли дверь, и мы ворвались в задымленную комнату — только бы успеть схватить Бринкли раньше, чем он опомнится и схватит пистолет.
Он лежал на полу, лицом вниз, раскинув ноги. Я прижала Бринкли коленом и завела ему руки за спину. Подонок очнулся, когда я защелкивала наручники, и попытался высвободиться. Ему это почти удалось — и откуда только силы взялись. Он даже сумел дотянуться до валявшегося под столом пистолета.
— Держи руки так, чтобы я их видел! — заорал Конклин, срывая маску.
Точки лазерных прицелов сошлись на голове Бринкли, но он уже держал пистолет двумя руками, приготовившись к стрельбе лежа — сказывалась военная подготовка. Дуло «беретты» смотрело на Конклина. А Рич целился в него.
Медлить было некогда.
Я врезала дулом «глока» в первый позвонок мерзавца с такой силой, чтобы он это почувствовал, и прокричала через маску:
— Не шевелись! Дернешься — и ты покойник!
Ричи саданул ублюдка ногой по запястью, и пистолет покатился по полу.
Пока шесть человек держали Бринкли на мушке, я защелкнула «браслеты». И сразу стало легче. Мы взяли его. Взяли живым.
Бринкли тихонько рассмеялся.
Я стащила маску и поморщилась, вдохнув пахнущего фосфором воздуха. Интересно, что это его так рассмешило?
— Он собирался убить меня! — крикнула, обращаясь к Джейкоби, хозяйка дома. — Вы что, не можете посадить его под замок?
— Что случилось? — Бринкли посмотрел на меня через плечо.
— Помнишь меня?
— О да. Вы же мой друг, Линдси Боксер.
— Вот и хорошо. Вы арестованы за побег. Добавим сюда отягощающие обстоятельства. И может быть, покушение на убийство.
За спиной у меня лейтенант попросил мать этого чудовища сидеть спокойно, пока он освободит ее.
— Вы имеете право молчать, — сказала я.
Елена освободилась сама, разорвав в клочья рукава халата, и шагнула к сыну:
— Ненавижу. Жаль, что они тебя не пристрелили. — Она влепила ему пощечину.
— Ух ты. Вот это сюрприз. — Бринкли хитро подмигнул мне.
— Все, что вы скажете, может быть и будет использовано против вас, — продолжала я.
— Вы что, свихнулись? — заорал Бринкли, не обращая ни малейшего внимания на то, что в комнате полно полицейских, каждый из которых с удовольствием сделал бы из него отбивную. — Все, что вы можете, это вернуть меня в Атаскадеро. А на обвинения мне наплевать.
— Заткнись, придурок, — бросила я. — И скажи спасибо, что тебя увозят отсюда не в пластиковом мешке.
— Нет, это ты заткнись! — завопил Бринкли, брызжа слюной. Глаза его вспыхнули дьявольским пламенем. — Я ни в чем не виновен. И вы все это знаете. Меня признали невменяемым.
И тут в уши ударил пронзительный вопль Елены Бринкли:
— Не-е-е-ет!
Реле сработало — в посудомоечную машину пошла вода.
Я ничего не знала о несчастном в выходном костюме, лежавшем на столе перед Синди, и только предполагала, что его смерть может иметь отношение к трагедии на «Дель-Норте». Синди разрезала и стянула кожу с головы покойника, как носок с ноги, потом вскрыла череп и вынула мозг.
Потом показала мне то, что осталось от пули.
— Похоже, милая, сначала она прошла через что-то твердое, — объяснила Синди. — Может быть, что-то деревянное. Но хотя препятствие и ослабило силу удара, ее хватило на то, чтобы убить этого парня.
Я позвонила Джейкоби.
— Ты знаешь, что делать, Боксер, — сказал он. — Изложи ему свою версию, но только в упрошенном варианте, без деталей.
И он соединил меня с шефом.
Я рассказала Траччио, что и как произошло. Умерший этим утром тридцатидвухлетний мужчина, Вей Фонг, был рабочим-строителем. В течение нескольких месяцев он находился в вегетативном состоянии в палате больницы Лагуна-Хонды с неоперабельной раной головы. Пуля попала в него в тот день, когда Альфред Бринкли устроил бойню на пароме «Дель-Норте».