Ред лезет в карман, открывает пачку «Мальборо», вынимает сигарету. Это старая, глубоко укоренившаяся привычка — не выкладывать сигареты на стол, а держать пачку в кармане. Откуда она пошла, ему теперь не вспомнить. Недоброхоты шушукаются, будто причиной всему элементарное нежелание делиться с кем-нибудь своим куревом, но они не правы. Тем паче что в последнее время и курящих-то почти не осталось. Люди покупаются на дурацкие страшилки медиков, но уж его-то не проведешь. Ред присутствовал при множестве вскрытий и прекрасно знает, что, если ты живешь в Лондоне, легкие у тебя будут черными вне всякой зависимости от того, куришь ты или нет.
Он щелкает зажигалкой. Столбик огня слишком высок, и ему, перед тем как прикурить, приходится отрегулировать подачу газа.
Десять минут уходят на размышления, но выбор сделать не удается. При этом единственный фактор, который вовсе не принимается им во внимание, — это их нынешняя нагрузка. Тот, кого он выберет, будет немедленно освобожден от всех других дел. Это расследование станет их жизнью до тех пор, пока они не поймают подонка, который забавы ради вырезает людям языки.
Остается одно — бросить монетку.
Ред нашаривает в кармане брюк и достает монетку в пятьдесят пенсов. Монеты достоинством в фунт, может, и потяжелее, но не такие широкие и не так хорошо летят, как пятидесятипенсовики.
Снова возвращаемся к алфавитному порядку. Причард — лицевая сторона, аверс. Уоррен — оборотная, реверс.
Монетка взлетает и переворачивается в воздухе.
Он ловит ее в ладонь правой руки, прихлопывает вниз на тыльную сторону левой и убирает правую.
Реверс.
Обливаясь потом, Джез Клифтон закрепляет свой велосипед цепью на парковочной площадке возле Скотланд-Ярда. С утра теплынь, а он вовсю крутил педали аж из Айлингтона.
Постукивая по бетону крепкими подошвами кроссовок, он направляется прямиком к душевым в цокольном этаже. В раздевалках никого нет, не считая двух детективов из отдела порнографии, собравшихся поиграть в сквош. На оранжевую кутку Джеза и шорты «Юнион Джек лайкра» оба взирают в насмешливом ужасе.
— Ни хрена себе, Клифтон, — говорит один. — Тебя следует арестовать за это. За появление в непристойном виде.
Его коллега смеется. Джез улыбается и показывает ему средний палец.
Он стягивает с себя велосипедную амуницию и заходит в душевую кабинку. Хотя Джез все еще потеет, он пускает такую горячую воду, какую только может терпеть. Для него душ, что летом, что зимой, должен быть с паром, он просто не может понять людей, которые проводят последние тридцать секунд под морозящими струйками воды. Как-то раз он сподобился попробовать, и с него хватило. Ощущение было такое, будто яйца втянулись из мошонки в живот и обратно больше не вернутся. Джез усиленно отмывает налипшие на потное тело городскую копоть и грязь. Летом, стоит вспотеть, ты постоянно чувствуешь себя грязным, хотя он где-то читал, что на самом деле теплый воздух поднимает смог выше, так что зимой загрязнение сильнее. Может, и так, но ему милее гнать на велосипеде через Лондон по свежему январскому холодку, чем по июльскому пеклу.
Подставляя голову под струю, он щиплет живот, проверяя толщину жировой складки. До начала летнего сезона триатлона осталось всего несколько недель, и Джезу, намеревающемуся принять участие в пяти состязаниях, хочется быть в хорошей форме. С интенсивным самолюбованием атлета он усиленно напрягает мышцы и восхищается тем, что видит. Неплохо. Совсем неплохо.
Пять минут истекли. Джез выключает душ, обсушивается и, зевая, натягивает одну из висящих в его шкафчике рубашек. Вчера он отдежурил смену с четырех вечера до полуночи, а потому сегодня, хоть и прибыл в офис к половине двенадцатого, до сих пор ощущает сонливость.
Полностью одевшись, он заходит в лифт и едет на четвертый этаж. Уже шагая по коридору к кабинету, Джез слышит телефонный звонок. Судя по трели — внутренний. Внутренний. Подождут. Как правило, все, кто звонит по внутреннему телефону, не получив ответа, вешают трубку после пяти-шести гудков. Но на сей раз телефон продолжает надрываться и когда Джез уже входит в свой кабинет. Он берет трубку без малейшего воодушевления.
— Клифтон.
— Джез, это Ред.
— Привет. Как дела?
— Можешь выбирать между «хреново» и «хуже некуда». Что предпочтешь?
— «Хуже некуда»! Это всяко лучше, чем то, на что я сейчас смотрю.
Джез без интереса ворошит наваленную на столе писанину. Внутренние служебные записки, инструкции, прочая дребедень. Очередной зевок.
— Спорим на десять фунтов, что не лучше?
— По рукам.
— Тогда чеши ко мне в кабинет. Прямо сейчас.
— Уже иду.
Кейт Бошам изнывает от скуки. Судя по всему, как и большинство делегатов на этой конференции.
В который раз за утро она смотрит на часы. Одиннадцать двадцать. До ленча не меньше часа, а скорее всего, больше. Чтобы позабавиться, она наклоняет циферблат своих часов, пока в нем не начинают отражаться очертания ее головы. Она так и не привыкла к своей новой короткой стрижке. Волосы длиной до плеч, которые она носила раньше, обрамляли лицо и смягчали его черты. А теперь уши торчат, не говоря уж о том, что выглядит она лет на пять старше. Правда, Дэвид, ее парень, утверждает, будто новая стрижка ей идет. У нее такой уверенности нет.
От нечего делать Кейт начинает рисовать в блокноте шарж на человека, сидящего впереди нее, чуть наискосок. Срисовав видимый ей полупрофиль, она с удовольствием пририсовывает рот, открытый в широченном зевке.
Вообще-то принято считать, что лучшие докладчики выступают на конференциях как раз с утра. Так, во всяком случае, строились все конференции, на которых ей доводилось бывать прежде. Лучшие выступления до перерыва, пока слушатели еще не утратили интереса. С перерыва, самой собой разумеется, возвращаются не все, а многие из возвратившихся клюют носом, с чем докладчикам приходится мириться. А как иначе, должен же ленч улечься в желудке?
Но если это один из лучших докладчиков, которые у них есть, что же думать о худших? Выступающий повествует о психометрическом тестировании тихим, монотонным голосом, причем со столь сильным голландским акцентом, что его трудно понять. При этом он даже не пытается привлечь внимание аудитории: не жестикулирует, не меняет темп речи, не выделяет самые важные места. Бубнит, и все.
Зал большой, а толку мало.
Кейт просматривает программу и находит имя докладчика. Ролф ван Хеерден. Представляет Европейский Союз. Этакому зануде в самый раз представлять Европейский Союз на олимпиаде по скукотище и бороться за место во всемирной команде по нудятине, чтобы утереть нос марсианам на чемпионате Солнечной системы в следующем году.
В офисе у Кейт осталась масса дел, а здесь она вот-вот испустит дух от тоски.
Неожиданно какая-то особа из оргкомитета, молодая мымра в очках и в зеленом пиджаке на два размера больше нужного, торопливо входит в зал и направляется к сцене. Кейт наблюдает за ней с тайной надеждой, что ее послали убить Ролфа ван Хеердена и оказать всем неоценимую услугу.
Женщина поднимается по ступенькам на сцену. Ван Хеерден, явно раздраженный, смолкает на середине фразы. Женщина шепчет что-то ему на ухо. Он отвечает тихо и резко. Она шепчет что-то еще. Он сердито пожимает плечами и делает шаг назад. Маленькая мимическая шарада.
Женщина наклоняется вперед и говорит в микрофон:
— Прошу детектива-инспектора Кейт Бошам подойти к столу оргкомитета конференции перед входом в зал. Срочный телефонный звонок.
Кейт настолько ошарашена, что не сразу соображает, о ком речь. Лишь через секунду или две она в удивлении встает и бочком направляется к выходу, протискиваясь мимо спинок стульев и людей. Некоторые смотрят на нее с любопытством, задаваясь вопросом, что может быть такого уж срочного, из-за чего докладчика прерывают посреди выступления.
Впрочем, она и сама теряется на сей счет в догадках. Уж не случилось ли что с матерью — она в последнее время все чаще хворает. Только не это!
Женщина в зеленом пиджаке перехватывает Кейт у выхода из зала.
— Вам сюда.
Она направляет Кейт к столу оргкомитета и указывает на телефон с лежащей рядом трубкой. Кейт с замиранием сердца берет трубку.
— Кейт Бошам слушает.
— Кейт, это Ред.
— Привет.
— Ты можешь вернуться в офис?
— Прямо сейчас?
— Да, сию минуту. Это не терпит отлагательств.
— Ладно. Буду через две минуты.
Конференц-зал, в котором она находится, как раз напротив Вестминстерского аббатства. До Скотланд-Ярда рукой подать.
Положив трубку, Кейт ухмыляется. Ей не придется еще сорок пять минут сидеть и слушать бубнеж Ролфа ван Хеердена. Может быть, в конце концов, Бог есть.
