Фаулер строго посмотрел на нее:
— Dottora, если когда-либо вам понадобится скрыться от этих… этих людей, пожалуйста, не убегайте в Неаполь. У них там слишком хорошие связи.
— Я сказала бы, что у них повсюду хорошие связи.
— К сожалению, вы абсолютно правы. Боюсь, последствия того, что мы перешли дорогу Vigilanza, окажутся весьма плачевными и для вас, и для меня.
— Мы обратимся к Бои. Он нас поддержит.
Фаулер помолчал мгновение.
— Возможно. Однако в настоящую минуту самое главное для нас — это вывезти из Рима синьорину Отеро.
На лице Андреа застыла гримаса боли: рана на лбу горела огнем, хотя кровоточила теперь намного меньше благодаря усилиям Фаулера. И ей решительно не понравился диалог, которому она молча внимала. Десять минут назад, увидев, как Данте исчез за карнизом, она ощутила прилив невыразимого облегчения. Она кинулась со всех ног к Фаулеру и повисла у него на шее, подвергая обоих риску свалиться с крыши вслед за Данте. Фаулер вкратце объяснил ей, что в структуре Ватикана существует серьезная организация, которой невыгодно, чтобы это грязное дело выплыло на свет Божий, и потому ее жизнь оказалась под угрозой. Священник ни словом не упомянул о достойном сожаления поступке — краже конвертов, что на фоне всего остального выглядело сущей мелочью. Но теперь Фаулер навязывал свои правила игры, и вот это журналистку не устраивало. Она была обязана священнику и женщине-инспектору спасением, но не собиралась позволять им манипулировать собой.
— Я не намерена никуда ехать, синьоры. Я аккредитованная журналистка, и моя газета рассчитывает получить от меня серию репортажей о конклаве. И я хочу, чтобы узнали о том, что я раскрыла заговор на самом высоком уровне, нацеленный скрыть смерть нескольких кардиналов и офицера итальянской полиции от рук маньяка. «Глобо» даст на первых полосах информацию об этом, и все статьи будут подписаны моим именем.
Священник терпеливо ее выслушал и сурово ответил:
— Синьорина Отеро, я восхищен вашим мужеством. Вы отважнее, чем многие солдаты, которых я знавал. Но в этой игре одна только храбрость вам не поможет.
Журналистка поправила повязку на лбу и упрямо поджала губы:
— Они не посмеют ничего мне сделать, когда я напечатаю материал.
— Может, да, а может, и нет. Но я тоже не приветствую публикацию репортажа, синьорина. Она несвоевременна.
Андреа оторопело уставилась на него:
— Что вы сказали?
— Проще говоря, отдайте мне диск, — закончил Фаулер.
Андреа встала, покачиваясь и крепко прижимая диск к груди. Она была глубоко возмущена:
— Не думала, что вы тоже из тех фанатиков, кто готов убить ради сохранения тайны. Я немедленно ухожу.
Фаулер толкнул ее, заставив плюхнуться на стул.
— Лично я считаю путеводными слова Евангелия: «Истина сделает вас свободными»[84]. И будь моя воля, я не стал бы вас останавливать. Вы могли бы лететь стрелой и рассказывать всем и вся, что священник, виновный в изнасиловании мальчиков, сошел с ума, рыщет по городу и режет кардиналов. Может, тогда церковь осознала бы, полностью и до конца, что священники — прежде всего люди, обыкновенные люди. Но речь ведь не только о вас или обо мне. Я не хочу, чтобы о преступлениях узнали потому, что именно этого добивается Кароский. Через некоторое время, когда он сообразит, что его прием не сработал, он сделает следующий шаг. Тогда у нас появится шанс его взять. А поймав его, мы спасем жизнь другим людям.
И Андреа сломалась. Ее доконали усталость и боль. Она чувствовала себя опустошенной, обессиленной. И к этому примешивалось странное ощущение, которое трудно передать словами: нечто среднее между осознанием собственной уязвимости и жалостью к себе. Оно обычно появляется, когда человек вдруг понимает, что сам он — ничтожно малая песчинка в бескрайней Вселенной. Молча протянув диск Фаулеру, она обхватила голову руками и разрыдалась:
— Меня уволят.
Священник сжалился над ней:
— Нет, не уволят. Это я возьму на себя.
Через три часа посол Соединенных Штатов в Италии созвонился с директором «Глобо». Он принес извинения в связи с тем, что его служебная машина сбила специального корреспондента газеты в Риме. По версии посла, инцидент произошел накануне днем, когда машина ехала на полной скорости из аэропорта. К счастью, водитель затормозил вовремя, избежав трагедии, и молодая женщина не получила травм, не считая легкого ушиба головы. Журналистка упорно доказывала, что ей необходимо работать, но врачи посольства, осмотревшие пострадавшую, настоятельно рекомендовали ей пару недель отдохнуть. И предоставили ей возможность вылететь в Мадрид за счет посольства. Учитывая, что таким образом ей был причинен профессиональный ущерб, его, разумеется, готовы компенсировать. Некая персона, в момент аварии находившаяся в машине, выказала заинтересованность в судьбе журналистки и расположена дать ей интервью. В газету перезвонят в течение двух недель, чтобы уточнить детали.
Шеф «Глобо» повесил трубку, пребывая в глубочайшей растерянности. Он не мог взять в толк, каким образом эта строптивая и неуправляемая девица ухитрилась выбить для газеты право на интервью, получить которое сложнее сложного, практически невозможно! Он отнес удачу за счет фантастического везения голубоглазой пройдохи. И его буквально корчило от зависти — так ему хотелось оказаться на ее месте!
Он всегда мечтал побывать в Овальном кабинете[85].
Штаб-квартира ОИНП
Виа Ламармора, 3
Суббота, 9 апреля 2005 г., 13.25Паола вошла в кабинет Бои без стука, и ей совсем не понравилось то, что она там увидела. Вернее, кого она увидела. Напротив директора восседал Чирин, выбравший именно этот момент, чтобы встать и покинуть кабинет, даже не взглянув на криминолога. Диканти попыталась остановить его в дверях:
— Послушайте, Чирин…
Генеральный инспектор проигнорировал ее и удалился.
— Диканти, сядьте, — велел Бои, не поднимаясь из-за стола.
— Но, директор, я хочу поставить вас в известность о преступном поведении одного из подчиненных этого человека…
— Довольно, ispettora. Генеральный инспектор уже уведомил меня надлежащим образом о событиях в гостинице «Рафаэль».
Паола помрачнела. Как только они с Фаулером отправили испанку на такси в Болонью, она тотчас поспешила в управление ОИНП, чтобы доложить обстоятельства дела Бои. Ситуация сложилась, конечно, непростая, однако Паола верила в справедливость шефа. Он должен был одобрить их действия по спасению журналистки. Диканти специально пришла одна, чтобы спокойно поговорить с ним, и меньше всего ожидала, что шеф не захочет даже выслушать ее версию.
— Тогда, должно быть, он уже рассказал, как Данте напал на беззащитную женщину.
— Он рассказал, что возникло прискорбное недопонимание, которое разрешилось ко всеобщему удовлетворению. Суперинтендант Данте пытался успокоить потенциального свидетеля, которого подвели нервы, а вы вдвоем на него напали. И в настоящий момент Данте находится в больнице.
— Но это бред! На самом деле произошло…
— Чирин меня информировал также, что лимит доверия к нам исчерпан, — продолжал Бои, грозно повышая голос. — Генеральный инспектор неприятно удивлен и непримиримой позицией, которой вы придерживаетесь в данном деле, и агрессивностью по отношению к суперинтенданту Данте. К тому же вы постоянно демонстрируете пренебрежение к суверенитету соседнего с нами государства. И все эти выводы, к слову сказать, полностью совпадают с моими собственными наблюдениями. Вы возвращаетесь к обычной работе, а Фаулер вернется в Вашингтон. Отныне охраной кардиналов занимается только Corpo di Vigilanza. Что касается нас, мы немедленно передаем Ватикану диск, посланный нам Кароским, и второй, отобранный у испанской журналистки, и забываем о его существовании.
— А как насчет Понтьеро? У меня до сих пор стоит перед глазами твое искаженное лицо на вскрытии. Надо понимать, ты ломал комедию? Кто воздаст по заслугам за его смерть?
— Сие уже не в нашей компетенции.
Криминолог почувствовала такое глубокое разочарование и отвращение, что ей стало плохо физически. Она не узнавала человека, сидевшего напротив, искала и не находила в себе ни слабой тени пылкого влечения, какое она прежде к нему испытывала. Она с грустью спросила себя, уж не в этом ли отчасти кроется причина, из-за которой он легко и жестоко лишил ее поддержки. Она отвергла его прошлой ночью, и вот печальный итог.
— Это из-за меня, Карло?
— Прошу прощения?
— Из-за вчерашнего? Не думала, что ты способен на такое.
— Ispettora, прошу вас, не преувеличивайте значимость собственной персоны. В настоящем деле я заинтересован лишь в эффективном сотрудничестве с Ватиканом, и, судя по всему, именно эту задачу вы выполнить не в состоянии.