— Вот здесь он залез. Почему же, черт возьми, его никто не видел?
— Да потому что нормальные люди спят в четыре утра.
Кэрол обернулась. На лужайке под старым деревом собрались несколько человек.
— Чтобы добраться до этого окна, нужно попотеть немало! А чего он не подставил лестницу?
— Ты что, будешь лестницу с собой таскать, что ли? Она в машину не поместится!
Так, значит, Томми… нет, не Томми, а убийца… убийца взобрался на второй этаж по дереву! Движимая любопытством — а может, это была интуиция, — Кэрол подошла ближе. К толстому суку была привязана веревка, свободный конец свисал почти до самой земли.
Пол нежно провел рукой по ее щеке.
— Вы устали сегодня, Кэрол.
Они сидели в машине Миллера. Кэрол взяла его за руку, их пальцы сплелись… Она молча смотрела в ветровое стекло… «Наверное, и во мне, в моей крови есть частичка того жуткого животного инстинкта, как и в Томми…»
— Мы должны его остановить!
— Что? — Пол, казалось, был удивлен. — Что это на вас так подействовало? Книги по психологии у него на чердаке?
— Веревка, — спокойно ответила она. — Когда мы были маленькими, в нашем «волшебном саду» Томми всегда играл в пиратов. Он привязывал к дереву веревку, по которой потом спускался «на палубу» своего «пиратского корабля». Он был такой трусишка! Все время боялся, что веревка не выдержит, поэтому крепко привязывал ее к дереву, делал столько узлов… как здесь, на этом дереве… может, он подумал, что я увижу? Может, он хотел, чтобы я догадалась?
— Нет, Кэрол. Боюсь, не об этом он думал.
— А вдруг? Почему бы и нет? — Ей так захотелось поверить, что в Томми осталась хоть капля человеческого, и он молил о помощи, взывал к людям, чтобы помогли ему остановиться…
— Тогда почему? Почему? Объясните! Почему он именно так привязал веревку? Он мог догадаться, что вы приведете меня сюда! — Она схватила его за руку. — Я засвидетельствую это на суде!
— Если бы этого было достаточно! Эти узлы — свидетельство для вас, а не для суда присяжных. Вы ничего не сможете доказать. И даже если мы найдем сейчас Томми и обнаружим какую-нибудь улику, то хороший судья все равно еще будет сомневаться в его виновности. Ведь наши домыслы — всего лишь колечко дыма: вот оно есть, а вот уже рассеялось. И кто знает, как поведет себя суд присяжных, не предоставь мы веских доказательств! — Он положил руку на руль и резко добавил:
— У немецкой полиции были только косвенные улики против моего сына, поэтому все в армии думали, что это политическая провокация. Полиции пришлось признать его сумасшедшим… Тогда армейские власти потребовали передать его в военную тюрьму… Я не знаю, на что он способен. Может, в один прекрасный день он убедит их, что здоров, и выйдет на волю, чтобы снова убивать…
— А Томми? Вы думаете, что суд его оправдает?
Пол пожал плечами.
— Кто знает! Разве что может всплыть какая-нибудь улика, которую не смогли обнаружить раньше… не знаю…
Миллер завел машину, дал задний ход, и они выехали из зоны оцепления.
— Вы везете меня домой?
— Нет, туда, где жил ваш отец.
— Вы думаете, что Томми все еще может заехать…
— Это по пути, к тому же Томми поехал в том направлении. Возможно, вы и правы: может, где-то в тайниках его подсознания живет желание прекратить этот кошмар, поэтому он и оставляет вам тайные знаки… подсказки…
Он медленно открыл дверь настежь, постоял у порога, настороженно прислушиваясь.
— Ау-у-у, есть тут кто?
Стояла такая тишина, что игра воображения унесла его в прошлое, он, казалось, услышал даже свой молодой и задорный голос. Так обычно он приветствовал домашних, открывая входную дверь. Но сегодня, конечно, никого! Пусть это будет последний раз! Больше он никогда не придет сюда: нет смысла!
Он подождал еще секунду и, окончательно решив, что дом пуст, вошел. Закрывая за собою дверь, он усмехнулся, подумав, что сейчас, должно быть, смахивает на загулявшего муженька, который под утро крадется к себе в спальню. Ну и картинка! Под мышкой — букет цветов, в руках пакет и туфли.
Но он никогда ничего не делал исподтишка, никогда — тайком. Секретничать? Да! Но ведь это разные вещи! Разве мама сама не говорила ему об этом? Все, что он помнил о ней, было подернуто дымкой, так смутно и расплывчато… Но вот однажды, кажется, это было наяву… давным-давно… он не мог уснуть. Осторожно, на цыпочках, вошел в комнату и увидел ее перед зеркалом… голую… Голова закинута назад… Да, она побранила его, сказала, что нехорошо подкрадываться, нехорошо это делать тайком, но потом посадила к себе на колени, обняла и заворковала на ушко: «Но нет ничего плохого в том, что люди хранят свои маленькие секреты…»
В вечернем мраке он видит ее. Она идет к нему, она любит его… Боже! Где ж ты так выпачкался? Ты только погляди на себя! Давай-ка мы тебя приведем в Божеский вид! Она говорит так, будто не видит, что это не грязь, а…
Она, конечно же, права: нужно привести себя в Божеский вид. Он вышел на кухню, вытащил из-под рубашки плотно сложенный пластиковый чехол с сиденья и положил его вместе с туфлями на газовую плиту. Потом достал с полки несколько мятых полотенец, отгладил их в сушилке и расстелил на полу. Встав босыми ногами на импровизированный коврик, он снял всю одежду, подошел к шкафчику, где обычно хранились стиральные порошки и отбеливатель. Вдруг испугавшись, что шкафчик пуст, — давно уже в этом доме никто ничего не стирал, — он, затаив дыхание, открыл дверцу и вздохнул с облегчением: полки, как и прежде, были забиты всевозможными пузырьками, баночками и пакетами.
Включив стиральную машину, он отошел к плите и поджег от горелки кучу салфеток в красных от крови пятнах. Пока они догорали в умывальнике, скомкал чехол и затолкал его в старый таз для мытья посуды, тщательно прополоскал в теплой и пенистой воде. Снова подошел к плите, взял в руки туфли, осторожно поводил над огнем, опалив все, что могло прилипнуть к подошве…
Немного подремал на стуле, ожидая, пока постирается белье, потом добавил еще немного отбеливателя и снова включил машину.
Потом занялся цветами — они немного завяли оттого, что долго лежали в машине. Поставив их в вазу, он написал записку, которую приложит к букету…
Снова задремал… Как он устал! Как хочется спать! Он еще никогда не чувствовал себя таким разбитым…
Но сначала нужно закончить! Все должно быть чистеньким и аккуратным! Как всегда!
Ну вот и все! Теперь можно подняться к себе в спальню. В старом комоде нашел пижаму, надел и улыбнулся своему нелепому отражению в зеркале. Коротка кольчужка!
Света не выключал, лежал, уставившись в потолок, вспоминая и анализируя прошедший день. Понятно, что потерял контроль, слишком рискованно! Все хорошо, что хорошо кончается! Слава Богу!. Но больше этого допускать нельзя! Та-а-к… все постирал… это вычистил… да-а… Теперь выспаться, и завтра — как огурчик.
Потянулся, выключил ночник… Засыпая, снова вспомнил улыбающееся девичье лицо… Которая из них? А Бог ее знает…
На шоссе, которое вело к дому, было тихо и пустынно. В двух-трех домах горел свет. Бледно-желтые, пастельного цвета квадратики окон были хорошо видны на фоне первого багрянца наступающего вечера. В это время дети еще обычно возятся во дворе, выпрашивая у родителей последний кружок на велосипеде вокруг дома; спеша, возвращаются с электричек те, кто работает в городе… Но сегодня улицы безлюдны, как на фотографиях покинутых жителями городов в районе ядерного облучения.
Кэрол встревоженно посмотрела на Миллера.
— Пол, здесь что-то случилось. Посмотри, ни единой души!
— Жителей попросили вечером не выходить из дому.
— Попросили?..
— Да, полиция. Я думаю, они ходили по домам и предупреждали, что появляться на улице опасно.
Миллер сбавил скорость.
— Я направил полицейских сюда на случай, если Томми все же объявится. Раз охрана на месте, — он кивнул головой в сторону стоявшего на обочине «седана»; Кэрол успела заметить темный силуэт за рулем и на мгновение вспыхнувший огонек сигареты, — значит, и он здесь.
Кэрол пожала плечами.
— А почему просто не арестовать его? — спросила и тут же сама испугалась своего вопроса: она впервые говорила о Томми, как о преступнике.
— Я предложил им пока подождать.
Пол остановил машину на маленьком пятачке у дороги, где был демонстративно припаркован серебристый «ниссан» Томми.
Миллер выключил зажигание.
«Значит, он здесь и не боится, не чувствует опасности».
— Все возвращается на круги своя! Раз он так в себе уверен, значит, уже успел уничтожить улики, — наконец прервал затянувшееся молчание Пол. — Конечно, мы можем его сейчас арестовать и допросить, но на этом все и закончится. За недостатком улик его придется отпустить. Потому-то я и попросил полицию ничего не предпринимать, пока мы не приедем. Кэрол, вы должны поговорить с ним.
