Интерьер храма образуют три нефа готических арк. Под искрящимся ожерельем громадных цветных витражей замерли боковые алтари, и ни один из них не имеет здесь близнеца. Ранние прихожане стекаются к Создателю — время начинать первую мессу. Не торопясь, мы проходим вдоль левого нефа. Запыленные картины в стиле барокко живописуют нам известные библейские сюжеты. Торжественно, пышно, покойно… Но вот одна из них, писанная маслом по дереву, приковывает мое внимание. Молча рванув за руку поотставшую подругу, я киваю в сторону странного украшения алтаря; в отличие от других картин, на эту падает мощный световой поток.
Сюжет не нов — человечество в день Страшного Суда. Осужденные на адские муки мутной толпой теснятся по левую руку от божественного судии. Демон клеймит им лбы раскаленным железом, и багровыми рубцами на челах обреченных алеет сатанинский знак — оборотный крест; его стилизация удивительно напоминает…
— Господи! — срывается у меня. — Да ведь убийца будто скопировал этот ужасный символ!
— Клеймо Сатаны!..
Чье-то неодобрительное шушуканье заставляет нас обернуться, и мы едва не попадаем в объятия игриво настроенного Пальяса.
— Ай-я-яй!.. — притворно жмурится он. — Культ все-таки надо бы уважать. Право, здесь не место для эмоций, и пусть мы не верим во все эти инфернальные штучки, следует уважать мнение других пришедших во храм.
— Понимаете, эта… Эта доска…
— Но-но… Жемчужина Вальделапланы, вы хотите сказать!
— Так поведайте нам о жемчужине!
— Т-с-с, только шепотом. Итак, эта версия Страшного Суда принадлежит кисти легендарного художника XV века, известного под именем Маэстро Серралада.
— Легендарного? Что вы хотите этим сказать?
— Ни одно из дошедших сведений о нем особого доверия не заслуживает. Авторство его приписывается не одному десятку работ, но лишь однажды оно было доказано со всей достоверностью, и эта работа — перед вами. Немало ходит о нем легенд, и каждая — будто глава из книги ужасов. Его мать обвинили в колдовстве и тайных сношениях с дьяволом. Бедняжка, она взошла на костер… Сам Серралада, похоже, страдал эпилепсией или чем-то в этом духе. Люди считали его бесноватым, то есть сыном Сатаны.
— Что еще говорят легенды?
— В ту пору Вальделаплана слыла одной из опор инквизиции, и местные ревнители веры выжгли на лбу художника тавро — позднее Серралада заклеймил им вот этих грешников…
— Оборотный крест! — не выдерживаю я.
Мы вынуждены срочно ретироваться: священник выразительным взглядом пригласил нас покинуть святилище. По дороге в парк я рассказываю Пальясу о находке в Старом Квартале.
— А вы уверены, что тот рисунок по времени совпадает с убийством? Может быть, он сделан значительно раньше и совсем по другому поводу?
— Эх, кабы знать! А между тем, этой ночью совершено еще одно убийство. Полиция держит тут одного под подозрением, но, сдается мне, все обстоит далеко не так просто.
Едва Пальяс приходит в себя от новости, я прошу его поподробней исследовать все, что имеет хоть какое-то отношение к Маэстро Серралада.
— Есть здесь один старец-каноник, воистину одержимый двумя страстями: песнями Луиса Мариано и готической живописью. Вот с ним я и потолкую. Стало быть, опять выхожу на след, а?..
* * *
Не успели мы очутиться в комиссариате, как Пучадес со всех ног ринулся нам навстречу. Давно я не видел такого счастливого человека.
— Этот тип уже на изломе, а ведь мы еще не применяли допрос с пристрастием… Вконец запутался, сам себе противоречит. Вот-вот признается наконец, что убил эту девицу.
— А как насчет другого преступления? Хотите и его навесить на бедолагу?
— Всему свое, время, милый мой Буэнавентура…
— Если вы еще подзажмете гайки, он признается, что давно уже работает на Моссад, собственноручно шлепнул генерала Прим…
— Ну, эта сторона деятельности нас пока не интересует. Возможно, первое убийство не на его совести; просто, зная обстоятельства, Фидель сработал под вампира.
— Убийство на почве страсти исключает продуманную, скрупулезную подготовку.
— Вовсе нет, ты же сам прекрасно мне все растолковал. Убийство Фидель совершил в состоянии аффекта, потом, когда до него дошло наконец, жутко перепугался, а тут на память пришла дядюшкина болтовня… Оно, конечно, — может, и противно кусать покойницу, да своя-то рубашка ближе к телу… Словом, задумано ловко, да не на тех он напал, верно?
— Какое там ловко… Я, если хочешь знать, уверен, что оба эти преступления напрямую связаны с тем, что случилось здесь пятнадцать лет назад.
— Нашел, когда прошлогодний снег вспоминать! Нет, уж лучше синица в руках, и я ей головку набок сверну… А то Родригес вон филином смотрит.
— Ты еще рассчитываешь на меня? Тогда подскажи, где разыскать ту птичку, которой перышки потрепали, да неудачно.
— Э, вон ты куда, — мрачнеет Пучадес, — подожди, я сейчас.
На мгновение выглянув в коридор, он плотно закрывает дверь кабинета. И только после этого оборачивается ко мне.
— Все уж быльем поросло, а ты, значит, решил выйти на след той бабы? Да она уж небось давно бабушка!
— Это роли не играет. Мне нужны двое: она и бывший комиссар Пуэртолас. Встреча с ними все и решит.
— Черт с тобой, — сникает Пучадес. — Эту мокрицу зовут Соледад Тибурсио, больше нам ничего не известно…
— Так-таки, ничего?
— Ровным счетом… Ну, вроде бы живет в Барселоне, а сестрица ее — здесь, в квартале Вирхен дель Климатерио… Все. А о комиссаре Пуэртоласе забудь — не было такого, понял?
Я все понял, но ничего не забыл, и первым делом отправил Суси в гости к местным коллегам — поспрашивает одного-другого, глядишь, что-нибудь путное и наскребется. Ну, а нужную мне информацию удалось раздобыть у первой же овощной лавки.
Квартал Вирхен дель Климатерио целиком состоит из блоков дешевых построек, этажи здесь лепятся, как соты в ульях. Лестница нужного мне подъезда пропахла кошками, помойкой и подгорелой кашей. Дверь на втором этаже открывает женщина средних лет, облаченная в халат далеко не первой свежести.
— Ой, дядя! И чего же вам надя? — корчит рожи выскочивший из-за ее спины мальчишка.
— А ну цыц, пострел! — отвешивает она оплеуху. — Да, собственно, вы к кому?
— Простите, вы — сестра сеньориты Соледад Тибурсио?
— Да хоть бы и я, так что? Я с этой гулящей девкой не якшаюсь, ясно?
— Нам бы только узнать, где можно ее найти Есть о чем поболтать, прямо сил никаких нет, до чего хочется.
— Так вы из полиции? Да что ты все вертишься по ногами, негодник!
— Я сотрудничаю с полицией.
— А, стукач, значит… Вот уж не думала, что с этой публикой придется общаться.
— Да никакой я не стукач! — огрызаюсь, — просто инспектор Пучадес поручил мне заняться убийством этой несчастной медсестры.
— Ну, что у шлюхи может быть общего со взбесившимся дебилом, который потрошит благочестивых граждан этого богом забытого городка? Она давно уже живет в Барселоне.
— Пятнадцать лет назад на вашу сестру здесь напали, но тогда ей повезло…
— Да как сказать… Не по своей воле она убралась отсюда: нашлись советчики. А живет она в пансионе на улице Сан-Бониато… Правда, это было года два назад, с тех пор мне ничего о ней не известно…
— Вы тут обмолвились о каких-то советчиках. Кто они?
— Да из вашей же братии, из фараонов. В ту пору здесь заправлял порядком некто Пуэртолас, так у него под контролем были все наперечет проститутки. Ну, он и предупредил Соледад, что сильно осложнит ей существование, если она не уберется отсюда.
— Но почему? Разве человек виноват в том, что на него напали?
— Откуда мне знать… Дождусь я наконец в этом доме покоя?!
Сняв тапок, она не глядя швыряет его в коридор.
— Ну зачем же так… Мальчик ничего такого…
— А я не в него, с чего вы взяли? Беда с этими мухами! Парень-то диабетик, вот они к нему и липнут…
— Так где, вы говорите, я могу разыскать вашу сестру?
— Опять двадцать пять… Повторяю для дураков: в последний раз мы виделись с ней года два назад, и тогда она сильно напоминала мне откормившееся вороньем пугало: ее дико мучили газы… Так вот, пансион называется «Умывальник с секретом», его все на Сан-Бониато знают. Ну, чем вам еще услужить?
Дверь с треском захлопывается, я вылетаю на улицу.
…В местной газете «Дела хозяйские» никто понятия не имеет о нынешней стоянке сеньора Пуэртоласа. Суси обескуражена неудачей и чувствует себя передо мной виноватой; уже ничего не стоит уговорить ее отдать мне машину, а самой остаться: кто знает, может, еще удастся напасть на след экс-комиссара, пока я утрясаю дела в Барселоне.
* * *
А теперь, друзья мои, у вас есть прекрасная возможность, по достоинству оценить, каков я на скоростной автостраде — весь во власти стихий, солнцу и ветру навстречу… Ну, признайтесь, ведь хорош, а? О Барселона, древняя обитель королей, город-легенда… Впрочем, я отвлекся, как бы ненароком не проскочить мимо… Но вот, наконец, я со всего маху ныряю в бурный автопоток метрополии и, совершив ряд хитроумных маневров, — хорошо, вы мне под руку ничего не говорили, — припарковываюсь у площади Кардуньи. Ну, где этот «Хитрый рукомойник» или как его там?.. Заведение я отыскиваю в Китайском квартале, и, боже мой! — вы представить себе не можете, до чего беспросветно убог его вид, эти ввалившиеся щеки окон и вывеска — рука просящего подаяние. Персонал пансиона состоит из пары арабов, глядящих на все исподлобья, немощного старика и до чрезвычайности подвижной карлицы, исполняющей роль патронессы.
