— Политика и протокол — вот что это такое. Не более и не менее. На самом деле ничего личного, что бы тебе ни казалось.
— Значит, шеф предлагает припрячь меня из-за того, что случилось?
— Не совсем.
— В смысле?
Ласситер отошел от окна и снова сел за стол.
— Ты должен понять одну вещь. Всегда найдется дрянной либерал, озабоченный социальными проблемами, который будет считать, что мы только тем и занимаемся, что лупим ни в чем не повинных гражданских ради собственного удовольствия.
Миллер иронически усмехнулся.
— Я знаю, что такое политика полицейского управления. Мне не нужны уроки…
— Хорошо, тогда мне не надо ничего объяснять. Если ты здесь, значит, при исполнении. Если ты при исполнении, значит, должен принять дела, которые я тебе передаю, к расследованию. Я поручаю это дело тебе, и если ты не собираешься прямо сейчас писать рапорт об отставке, тебе придется его принять.
— Я вас тоже люблю, капитан, — ответил Миллер.
— Тогда иди и пообщайся с ФБР.
Миллер нахмурился.
— С кем? ФБР?
— Увы, да. Шеф запросил помощь из ФБР. Они послали кого-то поучить нас, как следует заниматься этим дерьмом.
— Это же не дело федералов. С чего им ввязываться?
— Они протягивают руку помощи, Роберт, и я точно смогу смириться с этим. У шефа был разговор с судьей Торном… Не надо забывать, что в будущем году выборы… Никто не потеряет из-за этого работу, уверяю тебя. Мне нужно, чтобы кто-то возглавил расследование, и ты как раз такой человек. Боюсь, что так оно и будет. Может, это позволит тебе отвлечься, а? Возможно, ты вспомнишь, зачем так тяжко трудился, чтобы стать детективом.
— У меня есть выбор? — спросил Миллер.
— Да ни хрена! — ответил Ласситер. — Когда, черт побери, у нас был выбор в подобном деле? У тебя было три месяца, чтобы отдохнуть от этого дерьма. Уже неделя, как ты на службе. Ты мне нужен, чтобы ублажить ФБР. Потом вы с Росом соберете все файлы, пройдетесь по ним, и колесо завертится. У нас есть четыре мертвые женщины, и шеф полиции вцепился в меня, словно клещ. Об этом деле пишут больше, чем о Дне ветеранов. Поэтому мне нужно, чтобы ты стал чертовым героем и спас положение! Договорились?
Миллер встал со стула. Он уже чувствовал наваливающееся напряжение, которое должно было разрушить тщательно сложенный карточный домик его жизни. Он рухнет совершенно бесшумно. Без предупреждения. Просто одним прекрасным утром он проснется и не сможет ни связать двух слов, ни сварить себе чашку кофе. Ему не нужен был серийный убийца. Ему не хотелось нести ответственность за это дело. Однако, похоже, он сам загнал себя в этот угол. Возможно, это было способом принять какое-то решение. Все могло обернуться либо погибелью, либо спасением.
Миллер взглянул на Ласситера и открыл рот, но Ласситер поднял руку, останавливая его.
— Ты спросил, есть ли у тебя выбор. Ты получил ответ. Прошу тебя, пойди поговори с федералами и разгреби это дерьмо.
Миллер направился к двери.
— Да, еще одно, — вспомнил Ласситер.
Миллер приподнял брови.
— Мэрилин Хэммингз исполняет обязанности коронера по этому делу. Тебе придется сотрудничать с ней. Пресса однозначно пронюхает об этом. После той фотографии в «Глобусе» мне не надо напоминать тебе…
— Я понял, — отрезал Миллер и открыл дверь.
— Если бы у меня был кто-нибудь лучше… — крикнул Ласситер ему вдогонку.
Миллер аккуратно захлопнул дверь.
«Знакомое ощущение», — подумал он, направляясь к лестнице.
В нескольких милях от участка, на окраине Вашингтона, Наташа Джойс стояла в дверях кухни. Она была чернокожая, на вид ей было около тридцати лет. Кадры на экране привлекли ее внимание, и она вышла из кухни, где мыла посуду. В руках у нее были тарелка и полотенце. Она наклонила голову и прищурилась, слушая ведущую.
На экране появилась фотография человека.
Наташа вздрогнула, и тарелка выскользнула у нее из рук. Глядя на лицо на экране, она краем глаза видела, как тарелка, словно при замедленной съемке, приближается к полу.
Ее дочь, симпатичная девятилетняя Хлои, которая играла в другой части комнаты, повернулась и увидела в дверях мать с округлившимися глазами и открытым ртом.
Все стало каким-то нереальным, секунды тянулись, как минуты…
Тарелка упала на пол. Она тоже, казалось, колебалась секунду, а потом разлетелась на мелкие осколки. Наташа вскрикнула. Она понимала, что уронила тарелку, знала, что она упадет на пол и разобьется, тем не менее звук бьющейся посуды стал для нее полной неожиданностью.
— Мама! — воскликнула Хлои, встала с ковра и подбежала к ней. — Мама, что случилось?
Наташа замерла. Она с трудом сдерживала слезы.
Десять минут спустя Миллер стоял у окна в кабинете на четвертом этаже. Помещение было окрашено в нейтральные бежевые тона и обставлено старой мебелью. Радиаторы стонали и потрескивали, тщетно стараясь нагреться и испуская запах ржавчины и застоявшейся воды. Справа внизу был виден угол улиц Нью-Йорк и Пятой.
На столе за спиной у Миллера лежала газета «Вашингтон пост». С того места, где он стоял, можно было прочесть заголовок, отражавшийся в оконном стекле: «Четвертая жертва возможного серийного убийцы». За подобным утверждением пряталась целая история. Французы называют это monstre sacré — когда мы создаем то, что не хотели бы создавать.
В Вашингтоне было собственное чудовище. Его прозвали Ленточным Убийцей. Его история началась за восемь месяцев до убийства Кэтрин Шеридан, и за это время были убиты три женщины. Ленточка, которую он оставлял на месте преступления, никогда не была одного и того же цвета. В первом случае она была голубая, во втором — розовая, в третьем — желтая. Небесно-голубая, радостно-розовая, солнечно-желтая. В каждом случае к ленте крепилась обычная багажная бирка светло-коричневого цвета, похожая на бирки, которые цепляют к большому пальцу на ноге трупа в морге. Лента Кэтрин Шеридан была белого цвета, она была четвертой жертвой. Новость о ее убийстве взбудоражила весь второй участок, которым руководил капитан Фрэнк Ласситер. Лента и бирка были незначительными деталями дела. Возможно, это была своего рода подпись. Если бы детективы, которые работали над первым убийством, знали, что это начало серии, они бы утаили этот факт. Первой жертвой стала тридцатисемилетняя библиотекарь Маргарет Мозли. Ее избили и задушили в собственной квартире в понедельник, шестого марта. Вторая жертва появилась лишь в среду, девятнадцатого июля. Ее звали Энн Райнер. Ей было сорок лет, и она работала секретарем в юридической конторе «Янгмен, Бакстер и Харрисон». Она тоже была избита и задушена. Ее нашли в подвале собственного дома. Третьей целью убийцы стала Барбара Ли, флорист двадцати девяти лет. У нее было родимое пятно под левым ухом. Те же обстоятельства. Найдена в среду, второго августа, в собственном доме на углу улиц Морган и Джерси. И вот теперь Кэтрин Шеридан.
Женщин не похищали и, по всей видимости, не пытали. Не было никаких следов сексуального насилия. Ничего из имущества не пропало, поэтому ограбление в качестве мотива было отвергнуто. Все указывало на то, что жертвы были дома, когда убийца попадал внутрь. Возможно, он угрожал оружием и говорил, что ему нужно, поскольку не было найдено никаких следов борьбы, сломанной мебели. Каждую из жертв избили. Это было сделано быстро и безжалостно. Убийца избивал уверенно, со знанием дела. Потом он душил женщин и повязывал ленту с пустой биркой вокруг шеи — голубую, розовую, желтую, а теперь белую. Полиция позволила данному факту попасть в газеты; газетчики с удовольствием растрезвонили об этом, и жители Вашингтона дали преступнику прозвище Ленточный Убийца.
Миллер читал книги, смотрел фильмы. Там все было просто. Четыре мертвые женщины, и некий криминалист берется задело. Возможно, он и сам не без греха и у него не самая лучшая репутация в городе, но он анализирует обстоятельства преступлений и находит связующее звено между ними. Нечто особое, уникальное. Он указывает на это звено и говорит: «Видите? Вот же оно! Так мы узнаем личность убийцы». И окажется прав. Убийцу найдут, и развязка покажет нам, как все просто на самом деле.
Но в жизни все не так. После первого убийства в марте этого года Миллер и Рос больше суток обходили соседние улицы. Они задавали вопросы, ждали ответов и внимательно их выслушивали — если получали. Позже другие детективы заняли их места. На совещаниях выяснилось, что ничего ценного узнать не удалось. Поэтому дело было передано в другой участок, и Миллер о нем забыл. О втором убийстве он услышал спустя несколько недель после того, как оно произошло. К тому времени он уже по уши завяз во внутреннем расследовании, а его отношения с девушкой по имени Мэри Макартур, с которой он встречался больше года, медленно и неотвратимо подходили к логическому концу. Поэтому он, естественно, почти не обратил внимания на второе убийство.
