Куинси стиснул зубы. Монтгомери улыбался, чувствуя, что берет верх. И, как любого победителя, его тянуло поговорить.
— Да, я познакомился с Мэнди, представившись сыном старого знакомого твоего отца, Бена Зикки. Я назвался Беном Зиккой-младшим. В чем прелесть этих собраний? В особой атмосфере товарищества, позволяющей завязывать отношения даже незнакомым людям. Мне хватило трех встреч.
— Ты познакомил ее с ним.
— Я сам ее поимел.
— Ты недотягивал до ее стандартов. Она не позволила бы тебе даже держать ее за руку.
Альберт нахмурился, явно задетый за живое, но тут же постарался вернуть утраченные позиции:
— Твоя дочь, Куинси, была очень общительной девочкой. Ленчи, обеды, завтраки. Вскоре я знал все, что мне нужно было знать о твоей семье. А сколько интересного я узнал о тебе, Пирс! О твоих привычках, о системе безопасности в твоем доме, о твоих письмах, этих трогательно-жалких попытках наладить отношения со старшей дочерью.
— Ты получил образцы моего почерка. Исходный материал для твоего хозяина, на основании которого он составил ту записку. И конечно, получил мою бумагу.
Монтгомери только улыбнулся и снова бросил взгляд на часы.
— Однажды вечером я был у Мэнди, когда ты позвонил, — сказал он. — Какой же неестественный у вас получился разговор! В самом деле, Куинси, ты никогда не понимал свою дочь. Стыдись.
— Он выжал из нее необходимую информацию, а потом убил.
— Это моя идея. Напоить и посадить ее за руль. Риск, конечно, был. Она могла не умереть сразу. Могла даже выздороветь совсем. К ней могло вернуться сознание. Ну и что? Она так напилась, что уже ничего толком и не помнила, а кроме того, мы всегда могли организовать небольшой инцидент в больнице.
— Мы?
— Я, — торопливо поправился Монтгомери. — Я мог устроить небольшой инцидент в больнице. Ее убийство было своего рода тестом. Заподозришь ли ты что-нибудь? Насколько хорош лучший из лучших? Но как и следовало ожидать, когда дело касается собственной семьи, твои инстинкты всегда молчат. Ты даже не остался у ее постели. Ограничился тем, что появился ненадолго и согласился отключить дочь от аппарата. Ты помог убить ее, Куинси. Нет, я, конечно, не имею ничего против, но неужели ты ничего не чувствуешь?
Пирс проигнорировал вопрос.
— Ты использовал ее, чтобы найти подходы к Бетти.
— Верно. Мэнди рассказала нам — мне! — все о своей мамочке. Любимые рестораны, любимая музыка, любимые блюда. Остальное — проще простого. К тому же, я знаю, как польстить женщине.
— Бетти ненавидит льстецов. Он взял ее тем, что представился реципиентом одного из органов Мэнди.
Глаза у Монтгомери расширились от удивления — он определенно не знал об этом факте. Последовавший взгляд на циферблат часов вроде бы успокоил его.
— Я тоже кое-что умею, Куинси. Пирс покачал головой.
— Ему пришлось ждать, пока Мэнди умрет. Ждать более года. Разве это не причина для беспокойства? Наверняка план не предполагал такого варианта.
— Терпение — добродетель, — сказал Альберт.
— Нет, он нервничал. Чтобы игра была интересной, требовалось привлечь мое внимание, возбудить во мне подозрения. В этом ему помогла Мэри Олсен.
— Я не спешил. После пятнадцати лет ожидания хотелось немного повеселиться.
— Мэри Олсен мертва.
Шок. Монтгомери даже побледнел и явно растерялся.
— Э… да.
— Как ты убил ее?
— Я…э…
— Пистолет? Нож?
— Я застрелил ее!
— Неверный ответ, Альберт. Ты отравил Мэри, подонок! — Злость захлестнула, но Куинси тут же взял себя в руки. — Она получила коробку конфет. Их прислал ей любовник. Конфеты, начиненные цианидом. Страшная смерть.
— Глупая сучка, — пробормотал Монтгомери, явно чувствовавший себя не в своей тарелке.
— Как, ты думаешь, он убьет тебя?
— Заткнись! И снова взгляд на часы.
— Яд? Или что-нибудь более личное? Ты ведь ему не нужен, Альберт. Благодаря Гленде ты не можешь даже убежать.
— Заткнись! Заткнись! Заткнись!
— Неужели ты ничему не научился из дела Санчеса? У психопатов могут быть партнеры, но не бывает равенства. Мигель Санчес жив. А его партнер, Ричи, умер на тюремном полу с собственными яйцами в глотке.
Монтгомери вскочил со стула. Второй стул покачнулся. Загипсованная нога со стуком ударилась о пол. Он удержался, ухватившись за край стола, а когда поднял голову, лицо искажала гримаса боли.
— Ты сам все испортил! Я собирался сказать, где твой старик. Хотел пожалеть этого беспомощного идиота! Но нет! Все, хватит! Пусть подыхает. Связанный, голодный, грязный. Пусть захлебнется в собственном дерьме. Как тебе это понравится, самодовольный ублюдок?
— Мой отец уже мертв, — спокойно, оставаясь на месте, ответил Куинси, хотя спокойствие далось нелегко и сердце уже начало стучать в ребра. Риск был большой. Игра шла на жизнь и смерть. Если он ошибается… «Нет, я не могу ошибаться. Господи, не дай мне ошибиться». — Мой отец уже мертв, — с большей убежденностью повторил он. — Мы нашли его тело.
— Не может быть!
— Хочешь сходить в морг и взглянуть?
— Но он не мог всплыть так быстро… мы привязали такой груз… — Монтгомери запнулся, услышав собственные слова, понял, что проговорился, и вскинул голову. — Ты меня поймал, мать твою! Скотина… бездушный сукин сын… ты же продал своего отца!
— Не так уж было и трудно, — небрежно пробормотал Куинси, хотя горло перехватило, а в груди нарастала боль. Монтгомери — чудовище. И тот, другой, — тоже чудовище. Боже, его тошнило от всего этого. — Игра закончена, — хрипло сказал Куинси. — У тебя есть выбор: рассказать все нам или умереть от рук сообщника.
— Ты ни хрена не знаешь!
— Скажи это Мэри Олсен.
— Будь ты проклят! Главный здесь я!
— Неужели? Докажи! Скажи нам что-то такое, чего мы не знаем. Удиви меня!
Монтгомери застыл. Потом на его губах появилась улыбка. Он выпрямился. Посмотрел на часы, на этот раз уже не таясь.
— Эй, Куинси. У меня есть для тебя кое-что интересное. Мэнди не была первой целью. Мэнди не предавала семью. Это сделала Кимберли.
— Что?!
— Посмотри на часы. Четыре четырнадцать. Почему ты не звонишь дочери, Куинси? Позвони и поругай Кимберли за то, что осталась в отеле. Там, где и была. Эверетт знал. Эверетт сказал мне. О, подожди! Извини, но ты больше не сможешь поговорить со своей дочерью. Четыре четырнадцать. Время вышло. И твоя дочь мертва.
Портленд, штат Орегон
Рейни подпрыгнула, когда зазвонил телефон.
— Вот черт! — пробормотала она и смущенно посмотрела на Кимберли.
— Черт, — согласно кивнула девушка.
Час дня. Они ждали звонка намного раньше, и нервы у обеих были натянуты до предела. Рейни торопливо, не дожидаясь второго звонка, схватила трубку.
— Алло?
— Рейни? Это Люк. У меня проблема.
— Какая проблема? — не думая спросила она.
И тут же, почуяв неладное, махнула рукой Кимберли. Та поняла жест без слов и соскочила с дивана, чтобы взять пистолет.
— Это касается нашей сегодняшней встречи. Так, как мы планировали, не получается. Рискованно. Давай встретимся пораньше и все обсудим. Ты не против?
— Боже, ну ты и артист! — сказала Рейни. — Я почти поверила…
— В чем дело?
Голос звучал вполне дружелюбно и так напоминал голос Люка Хейза, что Рейни и сейчас не была абсолютно уверена, что говорит не с шерифом. И все же — нет. Просто неизвестный обладал прекрасной способностью подражать голосам других, да и чувства юмора — особого, злого чувства юмора — ему было не занимать.
— Откуда у тебя этот номер? — спросила она.
— Мне его назвали в отеле.
— Я не говорила тебе, что мы остановились в отеле, Люк.
— Говорила. Неужели забыла? Когда мы встречались с Мицем.
— Нет, я никому об этом не говорила. А Люк никогда бы не стал расспрашивать о таких вещах. Хорошая попытка, урод. Повторишь?
И тут же голос изменился, зазвучал совсем по-другому, издевательски-нежно, спокойно, с едва уловимой издевкой. Этот голос она тоже слышала по телефону. Накануне.
— Как же так, мисс Коннер? Не доверяете друзьям? Весьма любопытно. Знаете, Бетти тоже меня удивила. Попросила навести обо мне справки. Как по-вашему, что бы это значило? Почему все женщины Пирса Куинси такие недоверчивые?
— Это означает только то, что он ценит здравый смысл. Где ты?
— Ну, Рейни, — с легкой укоризной произнес он. — Мы так давно знакомы, а вы задаете такие вопросы. По-моему, я заслуживаю лучшего отношения.
— Может быть. Но Гленда Родман жива, а теперь вот и я тебя раскусила.
— Гленда Родман и не должна была умереть.
— Питаешь слабость к женщинам в строгих серых костюмах?
Он рассмеялся.
— Перестаньте. Мы оба знаем, что Альберт Монтгомери некомпетентен. Вы же служили в полиции и понимаете, как важно знать сильные и слабые стороны коллег. Я просто отдал Гленду Альберту. У него глубоко укоренившаяся ненависть ко всем представителям правопорядка. Вероятно, дело в его отце, всю жизнь проработавшем охранником и в конце концов уволенном со службы. А отец Гленды был копом. Монтгомери-старший отличался чрезмерной строгостью и вырастил сына, в котором развились отчаянное стремление превзойти отца и презрение к самому себе, повторившему тот же путь. Вот и получилось, что Альберт страдает от внутреннего конфликта, Альберт некомпетентен. Его неудача с Глендой вполне логична.
