— У нас с Бернадетт никогда не было таких отношений. — Она вздохнула. — Я познакомилась с Гаем на вечеринке. Он был очарован моей работой. Считал себя героем шпионского романа. А меня восхищала его работа.
— И кем же он работал?
Она рывком перевернулась на спину и посмотрела на него.
— Он был Гаем Лекруа.
Рид был вынужден признать, что ее ответ его впечатлил.
— Хоккеист? — Лекруа ушел из хоккея в прошлом сезоне, но когда играл, то играл просто волшебно. — Ух ты!
Она лукаво улыбнулась.
— Да, ух ты! Я всегда сидела на козырном месте, прямо за скамейкой штрафников. — Улыбка исчезла. — Ему нравилось представлять меня знакомым как подругу — копа из Отдела расследования убийств.
— Ну и почему ты с ним обручилась?
— Он мне по-настоящему нравился. Гай — хороший парень, и, пока он играл, у нас все было хорошо. Он очень редко бывал дома, а потому не предъявлял никаких претензий. А потом он играть перестал, и все изменилось. Он хотел жениться, и я дала себя уговорить. Но тут вмешалась Бернадетт. У нее были очень четкие взгляды на то, какой должна быть свадьба. Ну и жена тоже.
— Я так понимаю, ты не отвечала ее требованиям.
— Нет, — криво усмехнулась она. — Я отменила слишком много примерок платья, и Бернадетт закатила истерику. Я узнала об этом на следующий вечер, когда Гай отвел меня в модное заведение в центре города — со скатертями, хрусталем и толпой официантов. — Она поморщилась.
Да, подобное заведение вряд ли бы ей понравилось. Он легонько провел большим пальцем по ее подбородку.
— И что потом?
— А потом Гай сообщил мне, что я отменила семьдесят три процента визитов к портнихе, которые организовала его мать, после чего посуровел и добавил, что я не явилась на шестьдесят семь процентов наших свиданий. То, что свидания шли вторыми по значимости, говорило о многом. Как бы там ни было, он стал требовать, чтобы я «исправила свое поведение». Да, кажется, именно так он и выразился.
— А он предложил, тебе подсказку или руководство к действию — насчет того, как именно исправлять поведение?
Она не сдержалась и улыбнулась.
— Разумеется. — Улыбка тут же исчезла. — Но самым главным пунктом было требование перейти в другой отдел. Или, еще лучше, вообще уволиться. Ведь я все равно не смогла бы работать, когда забеременею. — Она посмотрела Риду в глаза, и в ее взгляде читался вызов. — Я с самого начала от него ничего не скрывала. Я не хотела детей. Но он благополучно об этом забыл или же решил, что сумеет уболтать меня и я передумаю. Я напомнила ему о своей позиции на этот счет, и мы впервые серьезно поругались. А когда закончили, я вернула ему кольцо. Он не ожидал, что я сделаю это в общественном месте да еще так пафосно.
Его охватила гордость за ее стойкость.
— Он был не прав.
— Да, но я все равно его обидела. Я не хотела его обижать и не собиралась этого делать, но так получилось. Он хотел дом и жену, а в результате оказался рядом с копом из Отдела расследования убийств.
Глупо было требовать от нее таких кардинальных изменений, но Рид невольно посочувствовал Лекруа.
— Я должен был бы сказать, что мне очень жаль.
Уголок ее рта дрогнул.
— А тебе жаль?
Он провел кончиком пальца по ее груди и увидел, как сморщился ореол, а сосок отвердел. У нее невероятная грудь!
— Нет, — хрипло признался он.
Ее глаза потемнели.
— Тогда не говори. Как бы там ни было, я думаю, что Гай куда меньше огорчился нашему расставанию, чем Бобби.
Ага. Похоже, дальше будет интереснее.
— Бобби. Твой отец.
Она как-то жалко улыбнулась.
— Мой отец. Его очень грела мысль о том, что в зятьях у него будет ходить сам Гай Лекруа. Думаю, с его точки зрения, это было лучшее, что я сделала за всю свою жизнь.
Рид нахмурился, услышав в ее голосе горечь и враждебность.
— Это лучше, чем стать полицейским?
— Для него я никогда не была полицейским. Я была просто… девчонкой. — Она выплюнула последнее слово, как ругательство. — Годной только на замужество. И если в результате моего замужества он получит хорошие места на хоккейном матче, тем лучше.
Рид потянулся к тумбочке и взял с нее старую цепочку с личными знаками. Ему сразу показалось странным, что она носит их, хотя никогда не служила в армии. Он поднес их к свету. Митчелл, Роберт Б.
— Это его знаки. Почему ты их носишь, если так его ненавидишь?
Она нахмурилась.
— Твоя мать… Все знали, что она тебя бьет, или она носила маску любящей мамочки, которую и демонстрировала окружающим?
Страстное желание все выяснить, побуждавшее Рида задавать вопросы, неожиданно исчезло.
— Миа, твой отец… он…
Она отвела взгляд, но почти сразу снова посмотрела Риду в глаза. Однако теперь в ее взгляде читались грусть и вина.
— Нет. — Но он не поверил ей, и при мысли о том, что именно с ней произошло, у него к горлу подступила тошнота. — Нет, — с нажимом повторила она. — В основном он бил меня. Когда напивался.
В первую секунду ему захотелось отодвинуться, чтобы не причинить ей боли, но он удержался. Понял, что так поступать нельзя. И проглотил горький комок, который жег ему горло. Думая, что ей это нужно, он коснулся губами ее виска и замер.
— Ты не обязана рассказывать все, Миа. Ничего страшного.
Но она продолжала, не отрывая взгляда от личных знаков, которые Рид по-прежнему держал в руке.
— Когда я была маленькой, я часто думала: если я буду достаточно ловкой, достаточно умной, достаточно хорошей… то он бросит пить. Станет нам отцом — таким отцом, каким прикидывался для всего остального мира. Я была лучшим атлетом школы, звездой. Я верила, что это вылечит его равнодушие. Когда я поняла, что он никогда не изменится, спортивные состязания стали моим пропуском на свободу.
— Ты поступила в колледж благодаря спортивной стипендии, — вспомнил он. — Ты получила свободу.
— Да. Но Келси осталась дома, и у нее постепенно срывало крышу. — У нее задрожали губы, и он спросил себя: о чем она умалчивает? — Она предпочла наказать Бобби именно так. Она не могла заставить его бросить пить, но она могла поставить его в неловкое положение перед знакомыми, а если Келси что-то взбредет в голову, она пойдет до конца.
«Фамильная черта», — подумал Рид.
— И у нее начались проблемы.
— О да. Она подружилась с наркоманом по имени Стоун. Я пыталась остановить ее, но она… она больше не хотела иметь со мной ничего общего. К тому времени, когда ей исполнилось семнадцать, она подсела на наркотики. В девятнадцать она попала в тюрьму. В течение первых трех лет заключения она отказывалась видеться со мной. Потом согласилась, и… — Она не закончила и тяжело сглотнула. — Она — все, что у меня осталось. Если Марк не сможет добиться ее перевода…
— Марк Спиннелли когда-нибудь тебя обманывал?
— Нет. Я доверяю ему больше, чем любому другому человеку, которого когда-нибудь знала. Кроме, возможно, Эйба. — Она тяжело вздохнула. — И, наверное, тебя. Я рассказала тебе то, чего говорить не стоило.
В нем что-то дрогнуло.
— Я никому не скажу. Обещаю.
— Я тебе верю. Думаю, сегодняшний день гораздо сильнее выбил меня из колеи, чем хотелось бы. Сказать по правде, я терпеть не могу, когда в меня стреляют. — Она щелкнула по личным знакам в его руке. — Но я ведь не ответила на твой вопрос. В тот день, когда я получила значок, отец повел меня вместе со своими друзьями-полицейскими в их бар. Тогда я стала одной из них. Частью… чего-то. Ты понимаешь, что это означает?
Он кивнул. Быть частью сплоченного и дружного коллектива, когда ты так долго был один… Он испытал это чувство в семье Соллидеев, затем — в Отделе пожарной охраны. Потом — с Кристин.
— Ты словно стала частью семьи. Наконец-то.
— Ага. Как бы там ни было, Бобби чувствовал себя как рыба в воде и постоянно хвастался. «Сегодня большой день», — сказал он. И перед всеми вручил мне свои личные знаки. Сказал, что они оберегали его в Наме, и он надеется, что они станут оберегать меня в полиции. И что мне было делать? Я выросла с этими парнями, но ни один из них даже не догадывался о том, что происходило в нашем доме на самом деле.
— Или они предпочли не догадываться, — пробормотал он.
Она пожала плечами.
— Кто знает? Так или иначе, но я надела их, собираясь попозже снять, а по пути домой попала в аварию. Моя машина превратилась в груду железа, я не получила ни единой царапины. И я подумала: черт побери, возможно, эти личные знаки действительно приносят удачу! И за все эти годы мне столько раз везло, что я даже сосчитать боюсь.
Он поцеловал ее плечо, рядом со старым шрамом.
— Мерфи рассказал мне о другом случае. Когда застрелили твоего первого напарника. Он сказал, что они чуть не потеряли тебя.
— И тогда мне тоже просто повезло. Пуля угодила мне прямо сюда. — Она коснулась живота. — Прошла насквозь, не задев ни одного важного органа. Именно тогда я узнала, что у меня всего одна почка. Я родилась такой, поэтому на пути пули ничего не оказалось. Она прошла навылет, и уже скоро я была как новенькая. — Она отвела взгляд. — А Рей умер. После этого мне пришлось добавить к личным знакам Бобби свой: о том, что у меня нет почки. Несколько раз я почти решилась на то, чтобы отказаться от знаков, но так этого и не сделала. Наверное, я слишком суеверна и никогда их не сниму.
