Дэвид, возившийся у стола, спросил:
— Это все, что ты принес?
Я оторвался от любопытных заметок на стене и вслед за Миком подошел к плитке. Дэвид разглядывал алюминиевую кастрюлю. Только что она была набита снегом с верхом и походила на гигантскую трубочку мороженого, но теперь на дне плескался слой воды примерно дюйм толщиной.
Мик заметил:
— Когда снег тает, от него мало что остается, верно?
Затем воцарилась напряженная тишина — так в ресторане каждый из сотрапезников ждет, когда кто-то другой протянет руку к счету.
Наконец я произнес:
— Пойду принесу еще.
Не знаю, как описать ощущения, которые охватили меня, когда я вышел на улицу, — холодный воздух словно ударил меня в лицо, мне показалось, что я налетел на стену. Погода стала намного хуже, чем была несколько часов назад, когда я добирался сюда. Ветер мешал ориентироваться, он сыпал в глаза ледяную крошку и норовил повалить на землю, так что я едва мог дышать; но вскоре, к счастью, он стал немного потише, снег перестал валить, и я смог осмотреться, не боясь ослепнуть.
Видимость была плохая — от пятидесяти до ста ярдов, дальше все сливалось в серую мглу, как будто реальность больше не могла выдержать натиска бури. Я разглядел вереницу примерно из полудюжины желтых фонарей, тянувшуюся вдоль дороги; свет их был приглушен и рассеян сильным снегопадом. От шоссе остались только параллельные линии разделительных барьеров, похожие на черточки, проведенные карандашом по снегу, и это было все. Несколько легких пластиковых конусов, установленных ранее, чтобы перекрыть дорогу, снесло ветром в сторону, они валялись на снегу, словно не попавшие в цель ракеты, и больше ничто не нарушало однообразие снежного покрова.
Я не заметил того, о чем говорил Мик. Я не слышал никаких голосов — только где-то вдалеке от дороги, в темноте, ветер гудел в проводах. В этом звуке я не нашел ничего особенного.
У меня с собой была небольшая банка из-под печеных бобов, единственный чистый на вид сосуд, который я смог найти, и я, наклонившись, попытался набить ее снегом. Свежевыпавший снег был слишком пушистым, его уносило ветром, когда я пытался набрать его в банку, но затем я попробовал скатывать из него снежки, и дело пошло лучше. Меня уже трясло от холода. Я на миг выпрямился, чтобы вытереть нос тыльной стороной перчатки, и с ужасом понял, что не чувствую прикосновения к своему лицу.
Я ввалился в хижину, словно утопающий, которого вытащили из ледяного моря. Я пробыл на улице меньше минуты.
Дэвид, стоявший у телефона, поднял голову. Еще несколько часов назад я бы ни за что не поверил, что с радостью увижу эту хижину — освещенную свечами, относительно теплую, с выставленными на стол кружками дорожников, на каждой из которых чем-то вроде лака для ногтей было написано имя владельца. Я изо всех сил постарался сделать вид, что владею собой, и поставил снег на плиту, пока Мик закрывал за мной дверь.
— По-прежнему не работает? — спросил я у Дэвида, кивнув на телефон.
— Не то чтобы не работает, — ответил он, наверное, в сотый раз щелкая рычагом. — Скорее, похоже на незащищенную линию, на другом конце которой никого нет.
— Это как полевой телефон, — откликнулся Мик, стоявший у двери. — Если никто не подключился, значит, никого там нет. Как снаружи?
— Я по-прежнему согласен лучше побыть здесь, чем там, — сказал я.
Мик заварил чай в пакетиках и добавил каких-то синтетических сливок, из тех, что выглядят и пахнут, как масляная краска. Это был самый отвратительный чай, какой я когда-либо пробовал, но выпил я его жадно, словно нектар. Мы пододвинули свои стулья к плите, где чувствовалось какое-то тепло от горелки, и скоро у нас началась головная боль от угарного газа. Разговор неизбежно свернул на вырезки на стене.
— А вы взгляните на это с их точки зрения, — сказал Мик. — Это похоже на работу в морге. Первые несколько недель вам снятся кошмары, а потом привыкаете, и это становится просто работой, как все другие.
— А ты откуда знаешь? — спросил Дэвид.
— Мой зять работает санитаром, он всякого насмотрелся. То есть я хочу сказать, что обычные люди, вроде нас с вами, и половины не знают из того, что в мире творится.
Дэвид ничего не ответил, но я думаю, что к тому времени он начал в каждой фразе Мика находить какое-то оскорбление в свой адрес. Я решил, что раскусил его. Некоторые люди, оказавшись в стрессовой ситуации, ищут кого-то, чтобы выместить свои эмоции; они становятся злыми, ядовитыми, и если вы все же выкарабкиваетесь, то скорее несмотря на них, чем с их помощью. Я понял, о чем говорит Мик. Я представил себе эту бригаду, как они сидят здесь, терпеливо убивая время за чтением или игрой в карты и ожидая очередной мясорубки. Они похожи на всемогущего Господа. Мы идем по жизни, говоря себе, что с нами подобного никогда не произойдет, но они-то знают, что это случится, и это знание не является для них чем-то особенным.
Казалось, только благодаря Мику мы пока не теряли головы. Я не уверен, что в тот момент смог бы хоть в чем-то положиться на Дэвида. Он сидел с хмурым видом, уставившись в пол, неуклюжий в чужой куртке. Неужели он добрался от своей машины до этого домика в одном пиджаке, без пальто? Он же должен был понять, когда выезжал, что погода ухудшается; видимо, ему и в голову не приходило, что он будет вынужден покинуть натопленное здание или теплую машину. Некоторые люди слишком верят в незыблемость своего мира. Я не таков — да, я верю, что Господь сотворил что-то неизменным, но, например, дизайнерская одежда, туфли для гольфа или новая модель «вольво» вряд ли являются таковыми.
Когда мое путешествие неожиданным образом было прервано, я ехал в соседнее графство к своей девушке. Она работала в крупной сети супермаркетов, ей платили гроши и все время переводили из города в город, а я как раз зацепился на одном из тех мест, где начальство никак не может толком сказать, возьмут тебя на постоянную работу или нет. Мы могли встречаться только на уик-эндах, в ее однокомнатной квартире, прячась от хозяйки. Должно быть, я выехал одним из последних перед тем, как дорогу закрыли. Я вынужден был остановиться, ожидая, пока с въезда на автомагистраль не уберут сложившийся вдвое тягач с прицепом, и после этого мне удалось тронуться с места только при помощи двух полицейских — шины скользили по обледеневшему асфальту. Они посоветовали мне ехать на первой передаче и не налегать на мотор; я запомнил последние слова полисмена, сказанные перед тем, как я отправился дальше: «Не хотел бы я оказаться на твоем месте, приятель». Дальше стало еще хуже. Через полчаса езды на первой передаче, когда я тащился вдоль барьера, как слепой вдоль поручня, стрелка термометра съехала в красную зону, и в конце концов оба шланга лопнули. Я остановился, заклеил их и долил воды, но вскоре после этого двигатель заглох.
Казалось, когда я рассказывал свою историю, меня слушал только Мик. Он заметил:
— Я езжу по этому шоссе с тех пор, как его открыли. Никогда такого не видел. Похоже на конец света.
— У тебя прямо дар во всем подмечать положительные моменты, Мик, — ответил я.
— Ты не видел автопоезда, который стоит примерно в полумиле отсюда, — возразил он. — Большой новый фургон и два трейлера. Они заблокировали всю дорогу, вот почему мне пришлось вылезти из машины и пешком идти к последнему виденному огоньку. Эти штуки похожи на динозавров, они везде проедут. Но с такими заносами даже им не справиться. А ты как думаешь, Десмонд?
— Я Дэвид!
От резкого крика в тесной комнатке я вздрогнул, и, по-моему, даже Мик был удивлен такой реакцией.
— Хорошо-хорошо, — произнес он. — Извини.
— Тогда, черт тебя возьми, произноси мое имя правильно!
— Я же сказал — извини. Я просто спросил тебя, что ты об этом думаешь.
— Я хочу домой, — с несчастным видом пробормотал Дэвид, глядя в пол, словно чувствуя неловкость после своего взрыва.
И тогда Мик сказал неожиданно мягко:
— Я тебя понимаю, Дейв.
В этот момент газовая горелка начала хлопать. Мы все обернулись к ней, я услышал чьи-то слова: «Вот дерьмо», затем понял, что это сказал я сам.
Огонь погас не сразу, но очевидно было, что он на последнем издыхании. Мик сунул руку куда-то под стол и вытащил приземистый металлический цилиндр; когда он взялся за него двумя руками и встряхнул, мы поняли, что на дне плещется около чашки жидкости.
— Там что-то еще осталось, — с надеждой произнес Дэвид.
— Там всегда что-то есть на дне, — возразил Мик. — Газ закончился.
Под столом, в углу, нашелся еще один баллон, но содержимого там оказалось не больше. Горелка перестала давать тепло и трещала так, что никто не возразил, когда Мик повернул выключатель.
Тишина сковала нас прежде, чем холод. Но через пару минут холод начал свое наступление.
