Ольга Лаврова, Александр Лавров
Полуденный вор
Массивные замысловатые часы — бронзовое литье прошлого века — показывают двенадцать. В окна бьет солнце и освещает дорогую мебель в стиле «ретро», ковры, сияющую хрустальную горку. Вещей слишком много, и чувствуется, что хозяева их нежно лелеют. И тем более режет глаза беспорядок: распахнутые дверцы шкафов, выброшенная на пол одежда. На столе раскрыт небольшой чемоданчик, возле которого облигации трехпроцентного займа, женские украшения, золотой портсигар.
В комнате чужой человек — вор. Спортивного вида, располагающей наружности, лет тридцати с небольшим. Он сноровисто роется в белье; руки в кожаных перчатках быстро перебирают простыни и скатерти, нащупывают тугую пачку денег, метко кидают ее в чемодан. Вдруг вор замирает: в прихожей хлопнула дверь.
Плотный самоуверенный мужчина с портфелем и в плаще торопливо входит в комнату и останавливается, будто споткнувшись.
— Эт-то что?.. — начинает он грозно. И осекается…
— Обыск! — отрезает вор, стоя к хозяину почти спиной. — Изымаем ценности, гражданин Шарипов. Коля! — окликает он воображаемого помощника. — Стань на выходе, завмаг прибыл!
У Шарипова обвисают щеки.
— Сейчас подпишите протокол и поедете с нами, — цедит вор, выдвигая последний ящик. — Допрыгались до тюрьмы… Деньги и документы на стол!
Онемевший Шарипов выкладывает бумажник и документы.
— Теперь соберите белье! — командует вор. — Рубашки, трусы, носки. Живо-живо, я на работе! — прикрикивает вор.
Шарипов неверными шагами направляется в смежную комнату.
Вор молниеносно укладывает добычу и, сделав шутовской прощальный жест в сторону невидимого Шарипова, выскальзывает из квартиры.
На пороге появляется хозяин, молитвенно прижимая к груди несколько пар носков.
— Умоляю, дозвольте позвонить жене! — произносит он, не сразу замечая, что обращается к пустой комнате.
Постепенно ситуация начинает для него проясняться. Он прислушивается, бросается в коридор, возвращается.
— Обокрали! Всего-навсего обокрали!.. — В блаженном облегчении завмаг всхлипывает и утирается носками…
* * *
А вор уже далеко. Он сходит по трапу самолета… Предъявляет в гостинице паспорт на имя Шарипова… С лоджии первого этажа жилого дома спускает чемодан в густо растущие внизу кусты… В поезде сбывает попутчице золотую цепочку и кольцо…
Сменяются виды транспорта, пейзажи и города, а он, уверенный и неуловимый, не привлекает ничьего подозрительного внимания, пока в перронной толчее, садясь в экспресс, отправляющийся в Москву, не попадается на глаза женщине, которая хмуро и пристально смотрит ему вслед. А затем горячо рассказывает что-то человеку в милицейской форме.
И в то время, как вор любуется из такси московскими пейзажами, на стол перед Томиным ложится его фотография с объявлением о всесоюзном розыске.
— Кто таков? — спрашивает Знаменский.
— Глеб Царапов… Удачливый вор-гастролер, чтоб его ободрало! Прибыл в столицу. И почему-то считается, что я могу выудить его среди десяти миллионов!..
— Помчались, Саша! — торопит Знаменский. — Доцент небось волнуется…
* * *
Доцент действительно волнуется, разговаривая с ними во дворе многокорпусного дома.
— Все поняли, помните? — проверяет его Томин.
— Да помню-помню: здороваюсь, показываю сберкнижку. И тут подъезжает ваша машина.
— Главное, не нервничать, — советует Знаменский. — Средь бела дня и под нашим присмотром вам ничего не грозит.
— Просто я легко одет и как-то зябко… — доцент смотрит на часы.
— Пора, занимайте свой пост, — решает Томин.
Доцент уходит к одному из подъездов и там останавливается, стараясь принять непринужденную позу…
Издали во двор въезжает «Волга» с четырьмя пассажирами. Из машины выходит коренастый блондин в кожаном пиджаке и машет рукой, подзывая доцента.
Тот чуть медлит, украдкой косится на Знаменского и Томина и видит, что они поглощены безмятежным занятием: поставив на скамью хозяйственную сумку, перекладывают в нее свертки и бутылки из авоськи.
Доцент неуверенно двигается к блондину и на полдороге, не утерпев, снова оглядывается на своих заступников. В тот же миг «Волга» дает задний ход, стремительно выезжая со двора. Блондин с невнятными воплями припускает следом.
Тем временем из-за угла соседнего корпуса вылетает милицейский УАЗ, стараясь отрезать «Волге» путь к отступлению. Но перед ним мчится, закрывая проезд на улицу, блондин в кожаном пиджаке.
— И дернуло же вас оглянуться! — говорит с досадой Томин.
— Но вы оба стояли спиной… — бормочет доцент. — И абсолютно не обращали внимания… по-моему.
— По-вашему.
* * *
Кожаный пиджак, разумеется, задержан, и теперь они с доцентом находятся у Пал Палыча. Здесь же присутствует Томин.
Задержанный Агафонов пока еще не сообразил, в чем признаваться, а что отрицать, и потому отпирается от всего чохом. Врет он на самых искренних интонациях, без наигрыша, почти задушевно.
— Я же все рассказал! Вы же записали!
— А теперь мы спросим у товарища Пекуровского, — усмехается Знаменский. — Вы встречали человека, с которым находитесь на очной ставке?
— Да. Позавчера у комиссионного магазина «Автомобили» он предложил мне «Волгу». — За крепкими стенами Петровки доцент чувствует себя в безопасности и держится с достоинством.
— Да нет у меня никакой «Волги», хоть кого спросите!
— Ладно-ладно, Агафонов. По цене? — спрашивает Знаменский у Пекуровского.
— На тысячу рублей ниже государственной.
— Как он это мотивировал?
— Дескать, подает на развод. Но раньше, говорит, надо ликвидировать машину, чтоб жена не претендовала на долю.
— И жены у меня нет!
— Неужели я не понимаю, что ни «Волги», ни жены? — отмахивается Знаменский. — Продолжайте, товарищ Пекуровский.
— Ну… я в принципе согласился. И он мне отдал как бы в залог техпаспорт, а я дал задаток. Условились, что сегодня он за мной заедет с приятелями. А я захвачу зятя и поедем оформлять в какой-нибудь загородный пункт.
— Почему же не в городе?
— Да здесь деньги ему выдали бы через три дня, и жена могла, дескать, дознаться и поднять скандал. А там я плачу в кассу, и он сразу получает. Потому что там нет условий для хранения денег…
— И вы всему поверили? — подает голос Томин.
— Очень правдивым показался парень…
Знаменский взглядывает на Агафонова.
— Да, пожалуй. Но потом все-таки обратились в милицию?
— По счастью, жена засомневалась… в смысле — моя.
— Ясно. Ну? — обращается Знаменский к Агафонову.
— Товарищ что-то путает.
— Будет вам, Агафонов. Мы же видели вас в «Волге». Горзнак у нее тот же, что в техпаспорте, за который Пекуровский заплатил вам. — Знаменский показывает техпаспорт. — Владельцем здесь значится И.П. Агафонов. А номер машины, между прочим, фиктивный. Стало быть, «Волга» краденая.
Агафонов встревоженно вскидывается:
— Честно?
— Честно.
— Да чтоб я связался с таким делом! Да я лучше пойду в воду кинусь!
— Наверно, хорошо плаваете, — замечает Томин.
— Что? — не сразу понимает Агафонов. — А-а… — В настроении парня наступает перелом. — Правильно все товарищ Куровский рассказывает. Подтверждаю.
— Пе-куровский, — поправляет доцент.
— Давайте по порядку, — говорит Пал Палыч. — Что за машина?
— Якобы знаменитого артиста. Самому неловко продавать, в лицо узнают. И по знакомству сделали, как будто моя. — Теперь Агафонов разговаривает более однотонно и деловито. Говоря правду, он меньше заботится, чтобы поверили.
— Сказка для школьников.
— А что мне, начальник, я сбоку припека. Взяли заместо вывески — рожа, говорят, подходящая. И всей моей выгоды — что вот пиджак выдали. Ношеный, правда, но у меня и такого нет. Один ватник.
— Оттуда, что ли? — осведомляется Томин.
— Да, от хозяина. Второй месяц как вышел, а тут эти ребята…
— Кто они? — спрашивает Знаменский.
— А леший их разберет… Если подумать, — помолчавши, говорит Агафонов, — то ничего мне не известно.
— Ну-ну, Агафонов! — сердится Томин.
— Да вам ведь что нужно: фамилия, местожительство, где работают. А они мне анкету не показывали. Звали меня Ванечка, я их — Леша да Юра. И все.
— Где познакомились?
— Свела нелегкая у пивной бочки.
Пал Палыч и Томин переглядываются: только что разлетелись допросить, только задержанный перестал запираться — и осечка!
— Приметы? — хмурится Знаменский.
— Люди как люди. Один повыше, другой пониже. Который повыше — это Юра, у него темные очки. А Леша — тот лицом старше и лысоватый. За рулем третий сидел. Боря… — Агафонов приостанавливается. — Я описывать не умею… Ну, выпить не дураки. Одеты — дай бог каждому. А больше ничего приметного.