Ознакомительная версия.
Нет, не в первый же вечер — зачем так плохо думать о моральном облике собравшейся компании? Пусть она была достаточно разношерстной, в программу вечера не входил группенсекс. Вернувшись домой в три часа ночи и не обращая внимания на нудный зудеж материнских упреков, Рита рухнула спать, даже не сняв косметику с утомленного личика. Наутро, когда она валялась в постели, черноволосый красавчик Андрей представлялся уже кем-то из области снов. Но они обменялись телефонами! В одной ажурной ночнушке Рита бросилась перетряхивать сумочку ради клочка бумаги с записанным номером — неужели потеряла? Клочок с криво начертанными цифрами и сокращением «Андр.» (по-гречески «мужской», «мужественный», отметила эрудированная Рита) выпал из кошелька, открывая череду сомнений: звонить первой или не звонить? Когда позиция «звонить» перевесила, оказалось, что по указанному номеру никто не берет трубку, и Рита принялась казнить себя за то, что слишком долго медлила.
Мама с ужасом наблюдала за дочерью, которая целый день (было воскресенье), нечесаная, едва накинув поверх ночной рубашки летний ситцевый халат, отиралась возле телефона: то ожидала звонка, то, как сумасшедшая, срывала трубку и накручивала диск (тогда все телефоны были дисковыми), скребя о пластмассу ногтями, не заботясь о том, что срывает с них лак. Дочь ее пугала: такая была разумная, что с ней стряслось? Риточка всегда была отличницей, выучилась на блестящего экономиста, благодаря связям покойного отца намеревалась в ближайшем времени завести собственное дело — и, казалось, это поглощало Риту целиком. Парни, танцы и прочие житейские радости, на которые были так падки ее сокурсницы, в ее глазах выглядели чем-то низменным, мелочным, какой-то мышиной возней. Вот и сейчас, видя страдания дочери возле безмолвствующего телефона, мать надеялась, что этот временный девический гормональный сдвиг обойдется без последствий.
Не обошлось… Когда Рите наконец удалось дозвониться до Андрея (фамилия у него оказалась редкая и приметная, Акулов, как у популярной в те годы киноактрисы), они проговорили подряд три часа, так что телефонная трубка едва не задымилась. За окном стоял жгучий июльский зной, а Рита так прижимала эту горячую трубку к своей щеке, словно замерзала и хотела об нее отогреться… А спустя еще четыре свидания и бесчисленное множество телефонных разговоров, сконцентрировавшихся на протяжении всего одной недели, Маргарита Ганичева поставила мать перед фактом: она переезжает к Андрею Акулову. Да, чтобы с ним жить. Да, без регистрации. И не как последняя проститутка, а как любящая женщина. Да, потом она, может быть, тысячу раз об этом пожалеет, но сейчас она поступит именно так и никак иначе. Она отвечала матери в снисходительном тоне, точно ребенку, который своими глупенькими вопросами не в состоянии смутить взрослого, поступающего так, как должен поступить. И только последний вопрос вывел ее из себя:
— Ты смеешь говорить, что я его совсем не знаю? По-твоему, надо с человеком прожить десятки лет, чтобы считать, что его знаешь? И по-твоему, эти десятки лет — гарантия близости? Ха-ха-ха! Какой же ты, оказывается, непроницательный человек, мама! Да папа тебе изменял все эти твои драгоценные десятки лет! Изменял до последней минуты, поэтому и с сердцем у него были большие перебои. И знаешь, я его ни в чем не обвиняю. Ты же его душила — своими пирожками и домашними щами, своей жалостью, этой своей безропотностью… Да ему поговорить с тобой было не о чем, ты же остановилась в своем развитии в семидесятых годах. Клуша!
И, отрезая себе пути к возвращению, Рита победно выволокла из двери клетчатый английский чемодан с набором основных своих вещей. Что там без нее делала мать в покинутой прихожей, ругалась или заливалась слезами, ее больше не интересовало. Для нее открывалось новое зрелище — вид на море чувств. Побережье было украшено двумя-тремя пальмами, но в основном представляло собой теплый песочек, на котором так приятно заниматься любовью… И Рита больше не колебалась.
Правда, уже в такси, которое она заранее вызвала (не тащиться же в новую жизнь с чемоданом в автобусе!), возникли отголоски других мыслей. На побережье, которое представилось Рите, сколько досягал взгляд, не произрастало ничего съедобного — да и что, спрашивается, способно вырасти на песке? Так, может, с пальмы изредка упадет кокосовый орех — но на двоих этого маловато, и зреют орехи медленно… Однако сомнения оказались напрасны. Андрей располагал отличной трехкомнатной квартирой на последнем этаже дома в довольно-таки элитном районе и отнюдь не выглядел, как человек, которому нечего есть и не во что одеться. Вопрос, откуда у него деньги, впрямую не ставился, но Андрей обронил как-то мимоходом, что у него собственный бизнес. Рита пришла в восторг: она экономист, она сможет ему помогать! Вдвоем, объединенными усилиями, они оставят с носом конкурентов.
Однако, как показали первые же дни их совместной жизни, Андрей не хотел от нее такой помощи.
— От женщины не требуется, чтобы у нее были экономикой мозги забиты, — откровенно высказался он. — Вообще, женщину любят не за мозги. Я вот, например, когда тебя увидел, знать не знал, что у тебя есть какой-то там диплом. Если бы и не было, для меня бы это роли не играло. Я не на твой диплом запал, а на тебя.
Рита была еще тогда настолько наивна, что приняла это своеобразное признание того, что любимый хотел бы видеть ее безмозглой, за комплимент.
Но если помощь в ведении дел Андрею не требовалась, Рита считала себя вправе переключиться на собственную фирму, о создании которой она мечтала давно: налаживать связи, собирать документы, подбирать сотрудников. Она одержима была желанием создать свое процветающее коммерческое дело, которое служило бы людям, а не выжимало из них соки… Но Андрею она ничего не рассказывала. Зачем? Он снова будет говорить, что женщину любят не за мозги, что, если Рита начнет уделять внимание фирме, ей некогда будет уделять внимание ему, Андрею, ну и все такое прочее, — Рита уже успела его изучить. Лучше она все сделает по-тихому и представит ему готовый результат. Тогда он убедится, что управляться со своими мозгами умеют не только мужчины. И поцелует ее, и признает в ней достойную подругу жизни.
Это еще раз доказывало, что Рита была очень, очень наивна.
АЛЕКСАНДР ТУРЕЦКИЙ. СПОСОБЫ ЗАЩИТЫ
— А по-моему, Саша, ты просто защищаешься.
Реплика жены за ужином, прервавшая тишину, вынудила Турецкого отвлечься от газеты и интенсивнее заработать челюстями, чтобы побыстрее прожевать кусок сосиски. Сказанное Ириной, как то часто бывало в последнее время, казалось загадочным, но Александр не хотел оставлять ее загадки без ответа. Ответ должен быть адекватным и мужским.
— Защищаюсь? Должно быть, ты права. Я всю жизнь вынужден быть настороже. Сама знаешь, скольким преступникам я перешел дорогу. И не одной только уголовной мелкой шушере, а добропорядочным с виду гражданам, уважаемым и богатым. Сколько из них на меня зуб точат? Вот то-то же. Так что ты права, защищаться никогда не помешает.
— Саша, ты напрасно делаешь вид, будто меня не понял. — Ирина сделала такое лицо, словно апельсиновый сок, которым она запивала свою порцию сосисок, растревожил ей больной зуб. — Все ты прекрасно понимаешь. Речь идет не о табельном оружии, которое ты, кстати, берешь с собой и в театр, и чуть ли не в постель. Речь идет о механизмах психологической защиты.
— Ага. Вот как. Ну правильно, этого следовало ожидать. Так от чего же я, по-твоему, защищаюсь и что на этот счет думает психология? — Александр Борисович попытался смягчить грубость улыбкой. Судя по лицу Ирины, улыбка ему не удалась.
— Понимаешь, Саша, тебе, конечно, пришлось многое пережить в своей взрослой жизни, но я всегда знала, что ты человек мужественный и ты с этим справишься…
Ошарашенный неожиданным комплиментом со стороны Ирины, которая в последнее время главным образом его критиковала, Турецкий не нашел ничего лучшего, как кивнуть.
— Угу. А что дальше?
— …Но истинная причина беспокойства во взрослой жизни — это пережитые в детстве впечатления! — торжествующе закончила Ирина Генриховна.
«Так я и знал, что дело нечисто», — сожалеюще подумал Турецкий.
— Мне не надо тебе объяснять, что твои отношения с матерью и отчимом в свое время производили на тебя сильное и тягостное впечатление. И я думаю, они повлияли на всю твою последующую жизнь.
— А это тут при чем? — изумился Турецкий. — С матерью у меня были прекрасные отношения, да ты сама помнишь. С отчимом, допустим, хуже… ну, ты и тут сама все знаешь. Главное, что ты этим хочешь сказать?
— Саша, — игнорируя последнюю реплику, учительским тоном произнесла Ирина Генриховна, — неужели ты не замечаешь, как в последнее время стал раздражителен? Плохо спишь. И, главное, постоянно моешь руки!
Ознакомительная версия.
