– И как? Нашел кого-нибудь?
Роман сокрушенно вздохнул.
– Никого пока. Ни да ни нет, ни туда ни сюда. Но вы же сами знаете, какой это геморрой – отлавливать жильцов и их гостей…
– Да знаю я, знаю, – успокоила его Настя. – Чего ты передо мной оправдываешься? Я тебе не начальник. А про травлю Аникеева ты ему докладывал?
– Нет еще. Я Виталию Николаевичу сказал. Но Баглаев его послал с этой версией подальше. Так что и я соваться не буду, пусть думает, что это частные детективы нарыли, а я честно делаю то, что следак велит. Агентуру поднимаю, всяких подпольных оружейников за нервные окончания дергаю, короче, ищу следы травматика, из которого Болтенкова застрелили, и связь этого травматика с Ламзиным.
– Вот и славно, – улыбнулась она. – И молодец. Правильное дозирование информации – залог хорошей репутации опера в глазах следствия и руководства розыска. Учись, Ромка. Кстати, про Баглаева. Я когда-то имела с ним дело, раза два или три, но, правда, давно, еще когда служила. Он вообще-то настоящий профи в своем деле, даже странно, что у вас с ним не сложилось. Я понимаю, что тайна следствия и все такое… Но может, ты объяснишь, из-за чего весь сыр-бор?
Она видела, что Роман мнется, жмется и не может решить, рассказывать ли ей о следователе или воздержаться.
– Анастасия Павловна, я не могу, – наконец выдавил он, жутко покраснев при этом. – Не обижайтесь, ладно? Но вы же работаете на адвоката, вы ему обязательно об этом расскажете, он может показать Баглаеву свою осведомленность, и с меня так башку сорвут, что даже следов не останется, что она вообще у меня была.
– Ладно, – вздохнула Настя. – Я не обижаюсь, я понимаю. Правда, на твоем месте мне бывать не приходилось, я, пока опером была, с частным сыском не сталкивалась, но твои соображения мне в целом понятны. Тогда я сама расскажу тебе про Тимура все, что помню. А помню я две вещи. Первая: он страшно не любит, когда на него кричат и когда его подгоняют.
– Так кто ж это любит! – заметил Дзюба. – Никому такое не нравится. Анастасия Павловна, а можно мне еще кусочек хлеба?
Настя с улыбкой посмотрела на парня. Голодный, молодой, увлеченный работой. Она уж думала, что в нынешних теплицах таких не выращивают. Быстро сделала огромный бутерброд, положив на кусок хлеба все подряд – и колбасу, и сыр, и тонко отрезанный кусок отварной говядины, приготовленной для Саньки – все равно ведь не съест, паршивец!
– Может, чайку? – предложила она, глядя на жующего оперативника.
– Да не надо, не морочьтесь, можно просто стакан воды.
Но Настя, конечно же, налила ему чаю.
– Продолжаем разговор, – сказала она, снова усаживаясь за стол напротив Дзюбы. – Никто не любит, когда орут и подгоняют, это ты верно заметил. Но Тимур не любит особенно. У него наступает аффективная дезорганизация мышления. Слышал такое определение?
– А как же, – кивнул Роман. – Мы в курсе судебной психологии проходили. Я даже в научной работе, которую на слушательский конкурс подавал, чуть-чуть про это писал. Неужели у Тимура Ахмедовича эта штука? А с виду не скажешь, он такой спокойный, собранный, у него все по порядочку, все аккуратненько…
– Так вот именно! Ты все правильно заметил! Человек в нормальном состоянии, вне стресса, именно такой, каким ему комфортно быть. Тимуру комфортно, когда все спокойно, размеренно, по плану, по порядку, по закону, по правилам. Но как только возникает стресс, он теряет возможность быть таким, потому что на него кричат, его ругают, от него требуют чего-то такого, что этим его порядком не предусмотрено. И он начинает делать ошибки. Это я не к тому, чтобы ты умышленно этим пользовался и выводил его из себя, ни в коем случае! – Она предостерегающе подняла руку. – Я говорю это тебе только для того, чтобы ты лучше понимал его поступки.
– Я понял, Анастасия Павловна. А второе?
– Что – второе?
Увлекшись, она совершенно забыла о том, что сказала вначале.
– Ну, вы говорили, что помните о Баглаеве две вещи, – напомнил Дзюба.
Настя ощутила болезненный укол. Возраст, возраст… Когда-то она гордилась своей памятью, из недр которой в любой момент могла извлечь любую информацию, которая хоть когда-нибудь в нее попадала. Теперь не то. Всего несколько минут прошло, а она уже потеряла нить разговора, забыла, с чего начала. Плохо. С этим надо что-то делать.
– Да, – рассеянно кивнула она, пытаясь отогнать расстроившие ее несвоевременные мысли. И повторила уже тверже: – Да. Второе. Наш друг Тимур Ахмедович коллекционирует филологические ляпы. Ты об этом знал?
Голубые глаза Ромки заблестели и приобрели поистине неописуемый цвет.
– Филологические ляпы? Это что? Несуразицы? Глупости?
– Именно. Так что если хочешь его порадовать, неси в клювике что-нибудь эдакое, – посоветовала Настя.
– А где это можно взять? – растерянно спросил он.
– А ты в памяти покопайся, ты же массу наших служебных документов читал, – произнесла Настя и тут же прикусила язык.
«Наших служебных документов»… Каких таких «наших»? Она уже давно потеряла право на это слово. Она пенсионерка. Она в отставке.
– Он только юридические ляпы собирает, что ли? – уточнил Дзюба.
– Только юридические, – подтвердила она.
Ромка закатил глаза, наморщил лоб и зашевелил губами, пытаясь вспомнить что-нибудь эдакое, потом огорченно посмотрел на Настю.
– Ничего в голову не приходит. Разве что вот это: «След представляет из себя человека, обутого в еще нерастоптанные валенки». Это из протокола осмотра места происшествия. Помню, мы с ребятами дико ржали, когда это прочитали. Больше ничего вспомнить не могу.
А вот Настя Каменская могла вспомнить. И еще как могла! Неужели правда, что с возрастом ослабевает только кратковременная память, а долговременная сохраняется? Она через несколько минут ухитрилась забыть собственные же слова, зато отлично помнит замечательные по своей несуразности фразы из виденных когда-то документов. И сейчас эти фразы могут здорово помочь молодому оперу Ромке.
– Записывай, – сказала она с улыбкой.
Дзюба тут же схватил в руки лежащий на столе планшет.
– «При осмотре места происшествия установлено, что Дорина покончила жизнь самоубийством без признаков насилия, то есть повесилась правильно», – начала она диктовать. – Это из осмотра. Теперь из рапортов сотрудников милиции: «В парке был обнаружен труп Сизова, который через час скончался в больнице». Еще, тоже из рапортов: «Я обратился к Карпову с просьбой прекратить хулиганские действия, но на мои уговоры он не реагировал правильно, а при помощи гитары ругался матом и грозил мне убийством».
Палец Романа порхал над сенсорной клавиатурой, набирая текст. Было видно, что навык в этом деле у парня изрядный.
– Послушать бы, как это звучало, – мечтательно произнес он, услышав последний пассаж.
– И вот еще, – продолжала Настя, – из протокола эксгумации трупа: «Эксгумированный труп для производства повторного исследования был передан судебно-медицинскому эксперту Сергееву, который после окончания исследования был помещен в гроб, закрыт крышкой, забит гвоздями, гроб опущен в могилу, засыпан землей и могиле придан первоначальный вид».
– Бедный Йорик, – притворно вздохнул Дзюба. – Несчастный эксперт Сергеев. Каково ему было узнать про себя такое…
– Это у вас что тут? – раздался зычный голос Чистякова. – Диктант на экзамене по русскому языку?
Настя вздрогнула и обернулась. Увлеченная разговором, она не услышала, как вошел муж. Впрочем, Лешка всегда отличался завидной способностью ходить и вообще двигаться совершенно бесшумно. Не то что она, нескладная и неуклюжая: вечно что-нибудь заденет, на что-то наткнется…
– Ой, здравствуйте, – испуганно проговорил Роман, вскакивая со стула.
Настя подошла к мужу, поцеловала.
– Привет, супруг мой. Зачем честной народ пугаешь? Крадешься, яко тать в нощи.
– Так мне же интересно, чем драгоценная супруга в мое отсутствие занимается, – улыбнулся Леша. – Вот, вижу – молодых людей привечаешь, грамотности обучаешь. Похвально. А поесть дадут?
– Конечно.
Ромка начал торопливо собираться.
– Анастасия Павловна, спасибо вам большое, я поеду.
Она вышла вместе с Дзюбой из дома, проводила его до ворот, сделала несколько глубоких вдохов, чтобы полнее ощутить вкус пусть сырого и прохладного, но все-таки весеннего, даже уже почти летнего воздуха.
– Спасибо вам, – еще раз повторил Ромка. – А вы не боитесь одна по вечерам в таком доме оставаться? Темно вокруг, соседи далеко, участки-то вон какие огромные, если что – не докричитесь. Ваш муж всегда так поздно возвращается?
– Да нет, – рассмеялась Настя. – Как раз наоборот, он чаще всего сидит здесь, работает дома, но когда выбирается в свой институт, то старается сделать как можно больше и решить все текущие проблемы, чтобы обеспечить себе возможность еще несколько дней посидеть дома. Поэтому если уж уезжает на работу, то возвращается к полуночи. И потом, я не одна в доме, у меня наверху два оглоеда торчат, одному восемнадцать, другому чуть побольше, да ты его видел, ты же вместе с ним в прошлый раз пришел.
