— Ну-ка, покажите мне его! — Точило подошел поближе, поднял голову мужика за волосы и узнал Турецкого. — Ах ты, сука рваная! — крикнул он и размахнулся для удара. Но в тот же миг у него самого от жуткой боли в животе перехватило дыхание, и он только мог шарить по сторонам растопыренными пальцами, заваливаясь на бок. Через минуту он уже корчился, ударяясь от ярости лицом о железное днище полицейского фургона и бессильно сжимая кулаки, стянутые за спиной наручниками.
А в это время внутри особняка шла настоящая война. Несмотря на неожиданное нападение, бандиты поняли, что пощада им не светит, и оказали, опомнившись, бешеное сопротивление. И тогда полицейские, следуя приказу командира, открыли огонь на поражение. Через пять минут безостановочной пальбы все было кончено. Турецкий со старшим инспектором прошли между лежащими трупами. Одного из них Саша, кажется, узнал — это был Грубый, как он назвал его. Денис шел за ними следом и вдруг замер.
— Александр Борисович! Герр Юнге! Битте, посмотрите, я же его знаю! Ей-богу, в тот день, когда прилетел, видел в аэропорту. Он кофе пил или сок, не помню, а меня спросил, какая в Москве погода. Так вот же он!
Герр Юнге кивнул и сказал шедшему сзади полицейскому, чтобы он внес в протокол показания этого молодого человека.
С трудом нашли они дверь, ведущую в подвал. Спустились по винтовой лестнице. Полицейские включили сильные фонари. Саша огляделся. Все здесь было так же, как в тот момент, когда его уволокли наверх, чтобы утопить. И стул стоял на том же месте. И лампа была направлена на стул. Саша машинально сделал движение к столу и вскрикнул. Юнге тут же подошел ближе:
— Смотрите! — вскинул руки Турецкий. — Вот же все! И паспорт мой, битте, герр Юнге! И сигареты, и зажигалка, и даже носовой платок. И на полу — пачка бумажек, которые повытаскивали у него из всех карманов. А вот пятисот долларов не было. Кто-то увел. Слямзил. Не удержался, у своих же и украл.
Герр Юнге внимательно просмотрел паспорт Турецкого, закрыл его и торжественно вручил хозяину.
Потом он принюхался, быстро пошел к одной из дверей, над которой были прибиты к стене старинные латы, рывком открыл дверь, заглянул туда и немедленно захлопнул.
— Там можно работать только в противогазах. Пригласите сюда экспертизу и врача. — И уже поднимаясь по лестнице, обернулся и сказал Турецкому: — За то, что я там увидел, каждому из оставшихся в живых бандитов грозит по меньшей мере по три пожизненных заключения…
1
Турецкий с Денисом сидели в маленьком кафе в аэропорту, за тем же столиком, как показал Денис, где он встретился с очень приличным пожилым человеком, похожим на артиста Смоктуновского. Теперь Денис провожал в Москву Турецкого. Сам он оставался во Франкфурте.
Дело в том, что вчера, когда герр Юнге привез их к полицейскому управлению, чтобы закончить дело о похищении, снять показания и вообще завершить дела в связи с отбытием Турецкого в Москву, старший инспектор сказал им:
— Тут такая масса ясного обвинительного материала, что, я думаю, следствие не продлится дольше недели. Если бы кто-то из вас остался в городе на короткое время, он почти наверняка смог бы получить причитающийся за помощь в расследовании приз 50 тысяч марок. Это очень приличная сумма. Я бы подумал…
— Ну, обо мне речи быть не может, а вот Денису я бы посоветовал остаться.
— То есть как это, дядь Саш? — растерялся Денис.
— Просто, я думаю, ты заслужил. Оставайся на недельку. А я уже завтра днем все смогу сам объяснить Славе. Тебе же советую не терять времени даром и активно поупражняться, попрактиковаться в языке. И вообще, если бы герр Юнге тебе позволил, я бы на твоем месте самым внимательным образом присмотрелся, как лихо работает немецкая криминальная полиция. Честное слово, лично мне завидно было…
Герр Юнге, польщенный признанием его трудов, поиграл бровями, потупил глаза и сказал как бы между прочим, что лично он ничего бы не имел против толкового практиканта. Потом, почему только неделя, можно срок продлить, он, Ханс Юнге, все же имеет, так сказать, некоторый вес в полиции…
Затем Турецкий с Денисом отправились к Пушкарскому, но лишь для того, чтобы поблагодарить его за гостеприимство и рассказать в общих чертах об успехах прошедшего дня. Валентин Дионисьевич огорчился столь быстрому отъезду, просил передать привет Феликсу, звал приехать еще, он будет искренне рад… Чудный старик…
И наконец они отправились к Денису в кемпинг, где Турецкий решил переночевать, поскольку он находился совсем недалеко от аэропорта. Улыбаясь, сказал, что, когда предложил старику отдать свой долг — за врача, одежду, мелкие сувениры, ну, в общей сложности, где-то не более полутора тысяч марок, тот просто-таки обиделся. Сказал: вы меня, уважаемый Александр Борисович, к бурной современной жизни вернули, а то живу созерцателем… Так это не вы мне, а я вам приплатить обязан.
— Ты не сочти за труд, подскочи как-нибудь к ВДП, посиди с ним вечерок, просто чаю попей, послушай. Никогда больше таких людей не увидишь…
Затем Саша попросил напомнить Хансу Юнге, чтоб номер-то в отеле оплатили. А может, это у них служебный, кто знает…
— Дядь Саш, а где же ваш американский костюм? — вдруг вспомнил младший Грязнов, наверняка испытавший в свое время светлое чувство зависти к удачливому следователю дяде Саше.
— После всех купаний он превратился в тряпку. Запомни, Денис, никакой Версачи или наш собственный Юдашкин никогда не сравняется и не достигнет той золотой черты, которой в наше время достиг простой сутулый закройщик из Дома кино — великий Затирка. Он всегда повторял знаменитую, ставшую анекдотом фразу. «И вообще запомните! Не мундирчик делает актерчика, а актерчик — мундирчика. А ви как били говно, так ему и останетесь…» И это, Денис, самая главная мудрость мастера. Он знал, что делал, знал, для кого. Но имел в виду всегда одного человека — себя. И потому был великим… Ладно, спи… будущий великий сыщик… надежда моя…
2
Турецкий уже не раз поглядывал на часы. Ханса Юнге все не было. А ведь обещал…
Летел Александр Борисович в Россию, в дом родной, — как есть, в чем одет: джинсы да куртка. И рубашка от Пушкарского. А плащ и кейс они так в подвале и не обнаружили… Странно чувствовал себя Саша: вроде как раздет…
Вечером и утром звонил Кате — молчание. Значит, улетела в свой Мюнхен.
Затем он позвонил Мише Майеру, чтобы попрощаться и поблагодарить за помощь. Но тот, узнав, что через несколько часов Турецкий улетает, высказал настойчивое желание немедленно встретиться. Александр Борисович сказал, в каком кемпинге их с Денисом можно найти, и Миша заявил, что прибудет в самое ближайшее время.
Вообще-то Турецкий собирался и сам передать Майеру аудиозапись разговора Кирилла с братом и даже попросил Дениса прокомментировать Мише в случае необходимости отдельные его фрагменты. Поэтому возможность встречи с американцем-разведчиком была сейчас как нельзя кстати.
Майер не заставил себя долго ждать. Профессионально оглядев небольшой номер и выслушав сообщение Турецкого, что данное заведение находится под постоянным неусыпным контролем немецкой криминальной полиции, Миша тем не менее скептически пожал плечами и предложил сходить в небольшое уличное кафе напротив, где уже наверняка никто им не помешает поговорить спокойно.
— Я хочу дать вам послушать одну запись, — Турецкий показал кассету.
— Это можно сделать в моей машине, — ответил Майер.
Лицо американца было непроницаемым. Настолько, что Турецкому показалось, будто Майера совершенно не заинтересовал этот диалог. Но в данном случае он ошибся. Прослушав запись и ни слова не говоря, Майер вышел из машины, запер дверцы и предложил спутникам выпить по бокалу пива. Когда уселись за столиком под уличным тентом, Миша задал лишь один вопрос: кто был собеседником Владимира? Узнав, что это его родной брат, крупный деятель из президентского Совета безопасности, задумчиво покивал и заметил:
— Теперь мне многое понятно…
— Что именно? — подхватил Турецкий.
— Ради этого я, собственно, и предложил встретиться. Для вас это будет… новость… Когда я услышал, что вы были вчера у Калины, я подумал, что более подробные данные о нем, нежели те, что успела сообщить вам Кэт, помогут прояснить… Между прочим, этим деятелем я занимался по просьбе Володи… или как вы его звали по-настоящему… впрочем, теперь это уже не имеет никакого значения… Он был… хороший профессионал, этого достаточно.
Из скупого рассказа Миши Майера Турецкий почерпнул ту недостающую ему часть информации, которая объяснила наконец суть не только многократно упоминавшейся доселе «аферы века», но и более определенно очертила круг действующих в этой афере лиц…
