— А ведь вывернулся, негодник! — воскликнула Катя. — Нет, ты заметила, Валюха, ведь он же почти сдался было нам на милость, но ухитрился увильнуть и выскочить невредимым? Молодец. И, как я рассуждаю, вполне достоин награды. Нет, Саша, не пугайся заранее, я не потребую от тебя жертвы. Но чисто по-женски хотела бы проверить, так ли то, о чем ты рассуждаешь с неподдельным пафосом? Во всяком случае, твое «непризнание» в своих чувствах мне пришлось по душе. Сестрица моя ненаглядная, как ты считаешь, могу я узнать то, что не удалось в свое время тебе? Пусть даже в лечебно-профилактических целях? — она задорно расхохоталась, снимая возникшее было напряжение.
— А ты — все такая же хулиганка, дорогая моя, — ласково усмехнулась Валентина и вздохнула. — Ну, почему нет? Лечись, дорогая. В любом случае, ты, я уверена, в докторе не разочаруешься. И вообще… — Она вдруг досадливо поморщилась, махнула рукой в сторону соседней комнаты и сказала голосом усталой пожилой женщины: — Знаете, пойду-ка я, ребятки, прилягу, что-то голова весь день не на месте… Катюша, ты поможешь мне убрать со стола?
Турецкий тут же вскочил, предлагая свою помощь, но обе женщины остановили его: сиди, мол, сами управимся. И действительно, быстро освободили стол от посуды, которую унесли на кухню, а потом вернулись и отодвинули его к стене, сложив, как книжку.
Валя посмотрела на Александра странным взглядом и вышла, не глядя на них, только кивнув и плотно притворив за собой дверь. А у Турецкого возникло такое ощущение, будто он только что совершил предательство в отношении Валентины. И он тоскливо посмотрел на Катю как на спасение, но встретил ее слегка насмешливый взгляд и почувствовал, что будто получил от нее неожиданный удар под дых. А ее неестественно блестевшие глаза, в которых только что плавало столько откровенного желания, что совладать с собой Саше оказалось не под силу, оказывается, просто смеялись. Уж не над ним ли? И эта мысль вмиг отрезвила его.
Однако он продолжал внимательно разглядывать лицо Кати, ее прелестные веснушки, разбегающиеся от переносицы по бархатным щекам. Интересно, наверное, подумал он, в интимную минутку попробовать их сосчитать… вслух… И увидеть ее реакцию… Странное дело: родные сестры, но абсолютно разные, ничего общего, даже цвет глаз, не говоря об этих замечательных веснушках. Очевидно, одна похожа на отца, а другая на мать. Но до чего ж обе красивые!
И опять мелькнула мысль о Вале. Зря, конечно, затеялся весь этот разговор о прошлом… Неудобно, стыдно…
— Я знаю, о чем ты думаешь… — усмехнулась Катя. — Но она действительно весь день жаловалась мне на головную боль. Это и понятно. А тебе я хочу сказать совершенно искренне, что если бы мы оказались с тобой вдвоем, Саша, где-нибудь на краю света, я бы, ни секунды не задумываясь, отдалась тебе. И наверняка была бы безмерно счастлива, я знаю… Но, увы. Я Вале не говорила, что у Герки дела очень плохи. Спрашивала врачей, они ничего не обещают. Саша, помоги ей, очень прошу. Ты — крепкий, я тебе верю, помоги ей, не изменяй своим прекрасным принципам… А я? если я тебе так нравлюсь, как ты говорил, что ж, видимо, мне придется просто пожалеть себя и посочувствовать, что вот могла бы, да… не смогла…
Катя с лукавой грустью улыбнулась, и Турецкий понял, что время его кончилось. Он поощрительно подмигнул ей и поднялся, чтобы ехать домой…
Глава четвертая К месту события
Так получилось, что улетали они почти одновременно, с разницей в полчаса. Первым уходил «Боинг» Кати на Бангкок, а за ним — «Ил-96» Турецкого.
Встретились незадолго до начала Катиной регистрации. Катя была свежа, как распускающийся бутон драгоценного цветка. Просто на зависть. Турецкий поглядывал на нее с мягкой улыбкой тихого восхищения, и невольное сравнение оказывалось явно не в пользу ревнивой Алевтины, попытавшейся устроить ему в агентстве маленький, «семейный» скандальчик.
Оказалось, что она, так и не дождавшись его в «Глории» накануне вечером, — а почему ожидала, ей одной было известно, он же не собирался возвращаться, о чем и обмолвился, уходя, — зачем-то позвонила Ирине. Объяснила, что хотела поговорить с Александром Борисовичем об их намечающейся командировке. Ирка, естественно, в свою очередь поинтересовалась, а где он может быть? И Аля «вывернулась», сказала, что Александр Борисович уехал, чтобы встретиться с женой Ванюшина, которая была утром в агентстве, и с ее прилетевшей из Краснополя сестрой, оказавшейся, насколько известно, свидетельницей покушения. Одним словом, Аля, возможно, того не желая, совершила мелкое предательство. Вот ведь к чему приводит иной раз непрошеная и несанкционированная «верхним» начальником инициатива! Она уж потом так сама себя ругала! Но отчего-то сомневался в ее раскаянии Турецкий.
Это хорошо, что Александр, верный своим принципам не скрывать правды, дозированной, разумеется, явившись поздно домой, честно доложил еще не заснувшей жене, у кого был и по какой причине. Сестры, как и полагал Турецкий, не должны были вызвать у Ирки подозрения. Так оно и оказалось, но надо же было Альке влезть не в свое дело! Вот он, явившись пораньше на работу, и «вставил» ей такой фитиль, что бедная девушка разрыдалась и поклялась больше никогда в жизни не проявлять самодеятельности без необходимых к тому оснований. А в качестве наказания Александр Борисович применил способ, которого больше всего боялась Алевтина: он сердито заявил ей, что уже собирался было взять ее с собой в Краснополь как помощницу в расследовании, но теперь об этом и речи быть не может. Алька чуть не грохнулась в обморок, чем очень повеселила душу «безжалостного» Турецкого. И он в конце концов «снизошел» к ее горю, но не до конца: сказал, что сперва сам ознакомится с обстановкой в городе, а потом подумает и, может быть, вызовет ее к себе для дальнейшего проведения следственных мероприятий — опросов свидетелей, поиска улик и так далее. Нет, конечно, он не собирался рисковать ею, об этом даже и не помышлял, но надо же было как-то определить систему наказаний, а то в следующий раз она еще и за ним следом устремится, от нее теперь всего можно ожидать: любовь — страшная сила. И далеко не всегда созидающая…
Затем он вышел из агентства наружу, сделав вид, что от сильного раздражения должен закурить, а сам достал трубку мобильника и позвонил на квартиру Ванюшиных. Он надеялся еще застать там Катю, которая собиралась улетать сегодня же, а заодно узнать и о планах Вали, тоже, как и он, отправлявшейся в Краснополь, к мужу и маме, переживавшей навалившуюся беду. И угадал, Катя уже уложила свой красный кофр на колесиках, которым успела похвастаться вчера, а Валентины еще не было, она с утра умчалась в авиационную кассу за билетом, и пока не возвращалась. Вот Катя и дожидалась ее.
— А ты запиши мой номер мобильника, — сказала она. — На всякий случай, мало ли? Никто ж не может знать, как сложится наша дальнейшая жизнь, правда?
— Разумеется… — Он достал из кармана авторучку и авиабилет — ничего другого, на чем можно было бы записать, у него при себе не оказалось. — Диктуй, я записываю, — сказал он и усмехнулся, сообразив вдруг, что этот билет становится для него гораздо более важным, чем можно было предположить, документом. — А ты знаешь, — вдруг признался он, — у меня никак не выходит из головы то, о чем ты сказала вчера вечером, ну, насчет края света. Хоть что-то будет согревать, ведь иногда бывает очень холодно…
— Я искренне обрадуюсь, Саша, если издалека сумею тебе помочь… А еще я хочу тебе предложить там, в городе, остановиться у нас с мамой. И ее номер тоже запомни, впрочем, Валька тебе продиктует сама… Кстати, о ней. Я боюсь, что сестренке там станут активно трепать нервы. У нас это очень любят, садизм такой, провинциальный. Зато им и в головы не придет, что ты — это ты. И Валька там же, рядом с тобой, будет. Ей, если случится неизбежное, очень понадобятся, Сашенька, твои поддержка и помощь. Ты прости, что я, возможно, вмешиваюсь в твои планы, но я чувствую, что только с тобой и надежно… Зря, наверное, я улетаю, но я уже три года не была в отпуске, не освобождала голову от наших телевизионных забот, понимаешь? Уже заговариваться начинаю, на людей лаять… Срываюсь без конца. Да и шеф меня с радостью выгнал, воспользовавшись ситуацией. Кстати, вполне можешь и к нему обратиться, тоже запиши его номер. Поддержка в средствах массовой информации тебе не помешает. А шеф на наших «правоохранителей» большой личный зуб имеет… Скажи, а может, мне отложить этот вояж, а?
— Нет, нет, обязательно лети, расслабься, в океане купайся, лопай экзотические фрукты. Это просто необходимо, особенно такой молодой и красивой девушке, как ты. И не думай о плохом. Да и чем ты Вале поможешь, сочувствием разве что? А я тут, если что… ты понимаешь?
— Я не сомневаюсь, Саша…
— А знаешь, — решился он, — чего бы я сейчас хотел больше всего?
