Вот таково было мнение многих из тех, с кем позже привелось встречаться московскому следователю. И это уже были не намеки, а прямые предупреждения: не суй ты нос в это дело! А он продолжал расследование. Опрашивал свидетелей взрыва, охрану, пропустившую убийцу в палату, просматривал и изучал документы, касавшиеся производственной деятельности предприятий, принадлежавших Неделину. Короче, надоел всем своим выверенным занудством. И вот — новый результат…
Случайные свидетели говорили, что стрелков было двое, и они уехали на машине, стоящей снаружи арки ворот — наготове, другими словами. То есть покушение на Ванюшина было организовано по всем правилам киллерского искусства. Вот только с оружием оплошали, может быть, хотели действительно перевести стрелку со служебной деятельности следователя на какую-нибудь бытовщину, типа мести влюбленного в Катерину неудачника из «новых русских». И пока, получается, именно на эту версию и «клюнул» следователь прокуратуры. Или ему она была предложена вышестоящим начальством? Но, так или иначе, а разыграл Нарышкин эту версию, как по нотам: уверенно и нагло. Такая вот вчера история приключилась…
А сегодня, совсем, можно сказать, недавно, два часа назад, Валентина звонила матери в Краснополь и поинтересовалась, как в городе развиваются дальнейшие события. Услышанное воистину потрясло ее, о чем она и рассказала Катьке, сидевшей рядом с ней во время телефонного разговора.
Утром Ксении Александровне позвонил следователь прокуратуры, как он представился, и не попросил, а потребовал позвать к телефону гражданку Молчанову Екатерину Андреевну. Мать, уже предупрежденная Катей, знала, что отвечать. Нет дома, а куда ушла спозаранку, не доложилась. Следователь все тем же требовательным тоном велел передать Екатерине Андреевне, что она должна сегодня до двенадцати дня, если не желает служебных неприятностей, явиться в прокуратуру для допроса в качестве свидетельницы по делу о причинении тяжкого вреда здоровью гражданина Ванюшина. В случае ее отказа, по отношению к ней будут приняты санкции. И мать покорно согласилась передать: как только, так сразу. А сама тут же перезвонила на Катин мобильный. Дочь находилась в кабинете главного редактора программы и ответила, что ею уже предприняты встречные меры. После чего на машине шефа она вернулась домой за собранным с вечера чемоданом, а оттуда — прямо в аэропорт. Так и получалось, что при всем желании Ксения Александровна, находившаяся в момент отъезда дочери в отпуск, в соседнем с домом магазине, ничего передать ей не смогла, не успела. А если им надо, то пусть сами ее ищут и сообщают. И где она остановится в Москве, тоже неизвестно. Вряд ли у сестры, поскольку та собралась уже лететь сюда, к мужу. Возможно, у кого-нибудь из московских подруг.
Следователь позже перезвонил, узнал об отъезде Екатерины Андреевны и был страшно недоволен, прямо-таки обескуражен. Он снова пообещал Ксении Александровне, что применит какие-то свои санкции, но все это было, очевидно, очередной «страшилкой», поскольку никто у Кати подписки о невыезде не требовал. Значит, они сами оказались дураками. И уж этого шеф пообещал им не спускать, пусть только позвонят к нему, он им в ближайших же вечерних новостях преподнесет нежелательный сюрприз. Распоясались, понимаешь, законники…
Турецкому рано было высказывать какие-то собственные предположения, ему требовалось хотя бы взглянуть в глаза этому Нарышкину, и, значит, надо срочно лететь в Краснополь, не откладывая дела в долгий ящик. А делать этого страшно не хотелось, будто он что-то важное упускал в своей жизни. Впрочем, он уже знал, что именно. Валя, как он видел, была недоступна, а вот Катя его просто очаровала. Да и сама она, видя внимание, с которым ее слушал Александр Борисович и мягко задавал свои вопросы, не выходящие за рамки «светского» приличия, словно бы проникалась к нему доверием и оттого становилась все обворожительней. Голова у Турецкого шла кругом, но он сумел сообразить, что флирт, каким бы опасным он ни казался, флиртом и остается. И чтобы не оказаться в дураках, иной раз надо просто снизить накал интимности, перевести нарастающее напряжение в шутку. Это проявилась в нем не трусость, а твердая уверенность, что подобных женщин стремительным натиском не завоевывают, и что битва за нее, если он когда-нибудь решится, будет длительной и даже с непредсказуемым финалом. Поэтому лучше все оставить в том положении, в котором они теперь находились. Тем более что и Валентина, как успел отметить про себя Александр Борисович, посматривала на них уже с некоторой удивленной ревностью. И это был не самый лучший вариант в том случае, если бы Саша, как звала его по старой памяти Валентина, решился бы продолжить свое наступление, даже не форсируя событий.
Но еще он понял, что Катя, судя по стремительным огонькам, посверкивающим в ее темных глазах, была бы вовсе не прочь познакомиться поближе со старым знакомым семьи Ванюшиных. Интонации ее волшебного голоса, — профессионально поставленного, разумеется, — слышал он, становились все более глубокими и страстными. Это показалось бы в иной ситуации просто странным, но он будто влюблялся в ее голос, который его попросту завораживал.
Нечто подобное, между прочим, он, не так и давно было дело, уже испытывал. В Новороссийске это случилось, куда он сбежал после серьезной ссоры с женой, и где познакомился с доктором-кардиологом, прелестной дамой, лечившей его тетку. И там тоже поводом для сумасшедшей влюбленности оказался совершенно, надо сказать, волшебный голос не менее обаятельной, чем Катерина, женщины. Но та, которую звали Линой, проявила настоящую мудрость, сумев объяснить буквально очумевшему от любви к ней Саше, что ничего путного, кроме именно мимолетной влюбленности, у них не получится. Она была замужем за моряком дальнего плавания, которого не любила, а про Сашиных жену и дочь она слышала от него же самого. Так вот и расстались, бесконечно влюбленными друг в друга, одномоментно счастливыми, и каждый покорно унося в душе свою неутоленную тоску…
Для Александра тот случай был жестоким испытанием воли и нервов, и он мысленно дал себе слово больше не повторять подобных «экспериментов» над самим собой. Ну и над женщинами — тоже. Разве им легче?.. Но как раз слово-то дать себе гораздо легче, чем устоять перед подлинной красотой. А тут был именно тот самый случай. И даже «проснувшееся» воспоминание о Новороссийске не успокаивало разыгравшегося воображения. Останавливал лишь тот факт, о котором между делом сказала Катя, что она, несмотря на сердечную любовь к старшей сестре и оставленной в Краснополе матери, задерживаться в Москве не собирается. У нее со дня на день уже назначен отлет в Таиланд, где она и собирается провести целый месяц, ни о чем не думая и занимаясь исключительно собственной релаксацией. Устала, чертовски устала от проклятой и любимой работы. Уже бредовые видения стали появляться.
Валентина на этот «пассаж» предположила, в свою очередь, что Катька просто одурела от одиночества, и ей давно пора подумать о толковом муже. Но только не краснопольском, где никогда никого порядочного не было — либо «зацикленные» на своих «мужских качествах» тупые джигиты, либо дельцы полубандитского пошиба. А возраст уже не тот, чтобы, как говорится, начинать всю жизнь сначала. Катя ведь уже «сбегала» однажды, по ее выражению, замуж, но вовремя опомнилась.
Да, тут Турецкий, если бы он не нес на плечах определенных обязательств перед собственной семьей, и мог сделать решительный шаг навстречу. С полным пониманием и огромной охотой. Но…
Правда, ему показалось… ну да, именно показалось, конечно, что Валентина в какой-то момент разговора с Катей подала ему знак, поощряющий его интерес к ее младшей сестре. Будто намекала одним взглядом: не теряйся, мол, не все так неприступно, как тебе кажется… Нет, наверняка показалось. Уж кто другой не знал бы, а Валентина-то была в курсе семейного положения Саши, когда сама только собиралась замуж за Ванюшина. Ну и что, тут же возникло возражение, мало ли что ей известно? Может, также знает и о том, что в семье Турецкого постоянные нелады? А тут родная сестра не пристроена! Недаром же, наверное, заметила, что сама она никакого сравнения с младшей сестричкой не выдерживает. Но тут она явно лукавила — выдерживает, да еще как! Настоящей стала женщиной, в самом соку. А может, это ее способ обратить его внимание на себя? Черт возьми, совсем запутался… Мысли не о том. А о чем?
Катя, без слов, очень хороша, но главный вопрос дня — все-таки Гера, вот на этом и должны быть сосредоточены сейчас главные мысли и действия. А разбираться, скажем, в деле того же Неделина Турецкий вовсе не желал, ну, разве что постольку, поскольку оно пересекалось с делом о покушении на Ванюшина, не более. Поэтому, отвечая на вопрос Вали, собиравшейся не позже завтрашнего дня вылететь в Краснополь, как себя вести с представителями городской администрации, которая, конечно же, станет высказывать свои сожаления, сказал следующее.
