Той же весной я опять круто влип по милости Веселовой. На сей раз у нее увели подаренный мамашей велик. Опять-таки по причине ее собственной бестолковости. Дала прокатиться какому-то незнакомому переростку. Тот и уехал насовсем. Велик новый, кто ж не уедет, если хозяйка лопоухая?
Но тут мимо вновь проходил юный герой Паша Угрюмов. «Почему плачем?» Герой для форсу пообещал, что если увидит вел, то обязательно заберет.
И самое прикольное — увидел. Уже через два часа. По дороге на секцию. На велике катался какой-то долговязый. Мне опять захотелось порисоваться. Чтоб слушок долетел и до Маринки Голубевой. Типа, какой у нее отважный одноклассник. Защитник слабых и беззащитных.
Я подошел к долговязому, выкинул одним ударом из седла, сел сам и покрутил педали к Ксюхиному дому. Она, конечно, обрадовалась, чуть мне на шею не бросилась. А потом испуганно сказала:
— Паша… Но это не мой велосипед…
— Как не твой? Один в один. И марка, и цвет. Ты же на нем рассекала!
— На моем вот здесь царапина была…
— Да какая разница? Катайся на этом!
…В этот раз меня уже не ставили на учет. Потому что я и так на нем состоял. Разбирали на родительском комитете и на классном собрании. Еще повезло, что не стукнуло четырнадцати, — иначе статья голимая. Мои оправдания в расчет почему-то не брались. Ксюхины тоже. Дескать, сговорились. Меня даже хотели из школы исключить. Это ведь уже не хулиганство, а грабеж форменный. Мальчика избил и велосипед отобрал.
Клевета! Не избил, а всего один раз ударил. В нос и не больно.
Не поверили. Бандит, в общем, растет. Уголовник. Пора принимать решительные меры. Возможно, часики «Ролех» все-таки он помылил.
Смягчающие обстоятельства, что я занимаюсь в секции бокса, а не болтаюсь по улицам, в расчет не принимались.
В школе, правда, оставили. Мать директрису уломала. Мне, конечно, от нее досталось. Сильнее, чем на ринге.
Следующей осенью Веселова перешла в другую школу. Ее мамаша вторично вышла замуж, и они перебрались к новому папе. Несколько раз она приезжала в школу, но вскоре прекратила. В последний раз я видел ее во время одного из таких приездов. Мы столкнулись в кабинете труда. Я дежурил по классу и вытирал доску, а она заглянула, чтобы вымыть руку. Ухитрилась где-то вляпаться в грязь, а в кабинете имелась раковина. Не помню, о чем мы тогда говорили. Так, «привет-привет, как дела». Я тогда окончательно втюрился в Голубеву и больше ни на кого не обращал внимания.
Отмывшись от грязи, Ксюха как-то грустно посмотрела на меня, что-то прошептала и тихо ушла, забыв у раковины носовой платок, который я выбросил в ведро. А что мне еще с ним делать? Постирать, погладить и носить у сердца?
Вот и все мемуары. Сплошное, в общем, попадалово. Но…
Когда я вспоминаю о двух этих случаях, мне по непонятной причине вдруг становится удивительно тепло, словно к груди приложили горячую грелку. И, несмотря на последствия, я ни разу не пожалел, что тогда помог ей.
— Ксюха? Ты?!
— Я… Меня еще можно узнать?
— Да ты почти не изменилась!
Это я из вежливости. Вообще-то изменилась. Подросла. Повзрослела. Где-то метр семьдесят, первый легкий вес, второй размер бюста, не больше, с ногами относительный порядок… Ой, извините, это я про себя. В смысле, не вслух. Считайте, вы этого не читали. Заколочка-бабочка, расписной сарафанчик, босоножки, никакой штукатур… блин, макияжа. Цветочный аромат. Улыбка до серег. Личико, конечно, без изысков, но если приглядеться… Главное, сразу убежать не хочется. В общем, не умею я говорить дамам комплименты.
На самом деле, подрастерялся. Все-таки больше десяти лет прошло. Приличный срок даже на свободе. Ладно бы на встрече класса встретились, когда морально готов. А когда вот так. Да еще в таком необычном месте.
— Паш… А ты что, здесь работаешь?
Вопрос был задан с такой светлой надеждой в голосе, что ответить по-другому я просто не мог:
— Ну, типа… это… ДА ЗДЕСЬ.
А что бы вы сказали на моем месте? «Не, Ксюх, меня за пьяный мордобой в кабаке повязали, а теперь я сам себя на учет ставлю, потому что четыре года зону топтал за грабеж».
Зайди сейчас не Веселова, а какой-нибудь другой одноклассник, я бы так, наверно, и сказал, но Ксюхе почему-то постеснялся. Кому хочется в глаза знакомой девушке, пусть даже тебе безразличной, признаться, что ты называешься простым русским словом «loser». Да еще бегаешь от армии. Что всё, чего ты добился в жизни, — постановка на учет в районной ментовке. Ладно бы хоть в Интерполе за хищение пары миллионов евро… Даже в таких горемыках, как я, иногда просыпаются гордость и чувство собственного достоинства.
Поэтому я незаметно перевернул анкету текстом вниз. Прямо на Памелу Андерсен. А булгаковскую визитку сунул в карман джинсов.
— Да ты заходи!.. Присаживайся.
Прошла, села… Не отрываясь, не скрывая восторга, уставилась на меня. Словно я не Паша Угрюмов, а какой-нибудь Джонни Депп в костюме Джека-Воробья.
Несколько секунд она молчала, переваривая впечатления.
Впечатления, к слову, наверное, не очень. На мента я похож, как Майк Тайсон на Белоснежку. Двухдневная щетина, свежая ссадина на скуле, мешки под глазами и, главное, запашок. Ментовские обезьянники — не парфюмерный бутик, скунс сдохнет. Да и гардеробчик совсем не гламурный. Курточка с оторванной пуговкой. Футболочка со следами чужой крови, джинсы, последний раз видевшие стиральный порошок полгода назад.
Плюс вещички, сложенные горкой на столе, плюс старые ботинки без шнурков.
— Ты не обращай внимания… Двое суток на ногах. Подвалы, чердаки… Террористов ловим. А это, — показал я на ссадину, — скрутили одного. Резким оказался…
Она поверила, даже если бы я сказал, что ловим пьяных Терминаторов.
— Да, по радио говорили про рейд… Бедненький… Пашка, неужели это ты?!
Во даёт…
Наконец, она оторвала от меня свои зеленые глаза и растерянно оглядела кабинет, остановив взгляд на Булгаковской форме.
— Ух, ты! Это твоя?! Да?
— Ну а чья же? — предсказуемо и ни на секунду не смутившись, соврал я.
— А кто ты по званию? Я не разбираюсь.
Так, что там у Булгакова на погонах…
— Лейтенант я… старший.
— Пашка… Ты — и в милиции! С ума сойти!..
Веселова всё еще не может прийти в себя. Но сейчас успокоится и начнет допытываться, кого из класса я видел, с кем дружу, где учился. А потом вернется Булгаков и уличит меня в лукавстве. Поэтому, пока не поздно, надо линять.
— А ты чего к нам? Случилось что?
— Да… Случилось, — сразу потухла Веселова, — заявление принесла. На соседа. Я уже приносила…
Она достала из сумочки сложенный тетрадный листик, но не протянула мне, а стеснительно продолжала держать перед собой.
— Слушай, Ксюх, — я поднялся из-за стола, — чего нам тут, в казенной обстановке тереть… в смысле базарить. Пойдем, посидим где-нибудь. Там и потолкуем. И про соседа, и про всё остальное. Лады?
— Л-лады… Конечно! — Она тоже вскочила со стула.
Я вдруг вспомнил, что гулять без ремня и шнурков не очень удобно. Но не при Веселовой же приводить себя в порядок.
— Ты во дворе подожди, а я документы в сейф уберу и начальству доложу… Я мигом!
Она еще раз улыбнулась мне и выпорхнула из кабинета.
Словно муж, застигнутый любовником, я судорожно вдел в брюки ремень с потешной кобурой, шнурки в ботинки, посмотрелся в небольшое зеркальце на стене (ужас-ужас!), погрозил Феликсу пальцем, чтобы не «стукнул», и ринулся следом, моля не нарваться по пути на Булгакова.
Не нарвался. Веселова подкрашивала губы, глядясь в темное стекло ментовского козлика, словно в зеркало. Помимо «козлика» тут же, во дворе, притулились парочка «БМВ», три «опеля» и выводок тачек корейского производства. Неплохо в милиции живется… Может, и правда, пойти к ним на службу? Продать душу дьяволу? Совесть мучить будет, но зато на тачку заработаю. (Если слово «работа» уместно в данной ситуации.)
Где сидеть и толковать за жизнь, я пока не придумал. Конечно, кафе есть на все вкусы, но у меня нет «MasterCard». А жрать за её счет — полный косяк.
— Ксюх, я сегодня без машины… Движок барахлит, в ремонт отогнал… Пешочком прогуляемся?
— Конечно, Паша… С удовольствием.
Надо же, она даже не поинтересовалась, какая у меня машина. Хотя могла бы. А я уже придумал, что соврать. Для поднятия престижа.
Ладно, пойдем куда глаза глядят, а там по обстановке. Лишь бы не обломал всю малину какой-нибудь урод из дежурной части…
Я схватил одноклассницу под руку и быстренько уволок ее с ненавистного двора.
— У тебя и пистолет есть? — кивнула она на кобуру с мобильником.
— А как ты думала? Мы же милиция, а не «Гринпис» какой-нибудь.
Я задираю футболку и демонстрирую шрам от фурункула.
— Вот, при задержании получил. Теперь без пушки никуда… Давай, рассказывай, где ты, как ты… Фамилию-то не сменила?
