Ознакомительная версия.
Судя по указующему жесту руки, гостиная располагалась прямо за дверью и уж точно на первом этаже. Гуров шагнул через порог. Просторное помещение с камином у дальней стены и в самом деле походило на гостиную в прямом смысле этого слова. Добавить бы квадратных метров сто, и оно было бы похоже на бальную залу старинных поместий.
На диване напротив камина сидела женщина с седеющими, но хорошо уложенными волосами. На плечах у нее был накинут большой платок.
– Здравствуйте, Зоя Васильевна, – громко привествовал хозяйку дома Гуров, обходя диван.
Женщина повернула голову, посмотрела на гостей вполне приветливо и протянула руку, указывая на два кресла, стоявшие поодаль.
– Присаживайтесь, прошу вас, – раздался ее деликатный грудной голос. – Мне всегда приятно, когда приходят сослуживцы моего мужа.
Да, она сильно сдала, подумал Гуров. Это всегда чувствуется в женщинах пожилого возраста, когда они перестают за собой следить. И прическа эта ей не идет, потому что выглядит как нелепая попытка молодиться. И слишком яркий маникюр на пальцах, которые заметно старее кожи ее лица. И шея открыта, хотя ее пора уже прятать. И немного нелепы подведенные глаза, и накрашенные губы. Эта дама, кажется, перестала ориентироваться во времени. Во временах, так точнее. Во временах ее молодости и зрелости, когда все это было уместно, когда все делалось профессионально в косметологических кабинетах и маникюрных салонах. А сейчас, когда внешность женщины ближе к слову «стареющая», многое выглядит… неуместно.
– Полковник Гуров, – представился сыщик, чуть склонив голову, пока Крячко подтаскивал кресла поближе к дивану. – Зовут меня Лев Иванович. А это мой напарник, полковник Крячко, Станислав Васильевич.
– Да-да, я поняла. Вы присаживайтесь. Я бы предложила вам чаю, но, видите ли, немного занемогла, а прислуги в доме нет.
Видимо, раньше прислуга в доме была. И не только в этом. А в доме родителей Зои Васильевны, в доме родителей Козинцева. Как минимум домработницы. Вот они, осколки старых кланов московской городской знати. Это во все времена была особая прослойка: генералы, профессора вузов, директора заводов. У кого первыми появлялись личные автомобили, у кого имелись служебные автомобили, кого наперечет знали сотрудники ОРУДа, как тогда именовалась служба дорожного движения. Тогда и «синих ведерочек» было не нужно. Тогда в Москве вообще было мало машин.
– Благодарим вас, Зоя Васильевна, не беспокойтесь. Мы хотели с вами поговорить о вашем муже. И мы не сослуживцы Валерия Марковича, мы из другого департамента МВД, из Главного управления уголовного розыска.
– Уголовного розыска? – повторила женщина, как будто пробуя это словосочетание на вкус. – А разве Валерий Маркович имел отношение к вашему уголовному розыску?
– Нет, не имел. Он имел отношение к внутренним войскам, но… – Гуров сделал рукой неопределенный жест в воздухе. – Собственно, по этому поводу мы к вам и пришли. Вы согласитесь нам помочь? Видите ли, Зоя Васильевна, нам сейчас приходится собирать по крохам информацию о делах десятилетней давности. К нашему всеобщему сожалению, Валерий Маркович не дожил, но, может, вы кое-что вспомните, может, вы что-то слышали, или он вам рассказывал, или его друзья, сослуживцы.
– Но чем я могу вам помочь? Я же в военных делах ничего не смыслю.
– Только воспоминаниями, Зоя Васильевна, только воспоминаниями. Скажите, вы от мужа слышали какие-то слова сожаления, может быть, он сильно горевал о ком-то, кого потерял, кто погиб в Чечне?
– Вы знаете, мой супруг был человеком совестливым, честным, – закивала головой вдова. – Он часто высказывался на эту тему. Каждый раз, когда у нас собирались по праздникам его сослуживцы, они первый тост поднимали за погибших товарищей, за тех, кто не с нами, так они выражались. Они ведь почти все прошли Чечню.
– Может быть, они спорили, что-то горячо обсуждали?
Гуров понял, что нормального разговора уже не получится. Дама зациклилась на далеком прошлом, которое теперь слилось у нее с недавним прошлым. И в памяти все больше и больше сохраняется только хорошее, приятное для самосознания. Он сделал еще несколько попыток задавать вопросы так и иначе, но вдова каждый раз сводила все к каким-то праздничным мероприятиям. Стоило ли спрашивать прямо? Знала ли она о каких-то операциях, о каких-то Евлоевых, о брошенных на произвол судьбы снайперах? Выручил, как всегда, Крячко.
– Скажите, Зоя Васильевна, а вот этот мужчина, что открывал нам дверь, он кто?
– Саша? – Лицо женщины оживилось и как-то потеплело. – Сашенька – это все, что меня связывает с прошлым. Это часть истории нашей семьи. Саша Чумаков много лет назад спас Валере жизнь, закрыв его своим телом от страшного взрыва. Валера остался жив, его только контузило, и он потом какое-то время заикался. А вот Саша едва выжил. Ему оторвало ногу, сильно покалечило руку и позвоночник. Валера лично занимался лечением и реабилитацией Саши. Не удалось спасти и вторую ногу, но зато несколько операций, сделанных известным московским профессором, позволили ему подняться. У него, вы не поверите, половина позвоночника на стальных шурупах и пластинах. И протезы ему Валера заказывал за свои деньги, в Германии, кажется.
– Он возил его в Германию?
– Нет, приезжал оттуда представитель фирмы, обследовал, измерял Сашу. Они изготовили по индивидуальному заказу какие-то особенные протезы.
– Да, замечательное участие он принял в судьбе солдата, – согласился Гуров. – А как дети? Разлетелись по стране?
– Сыновья служат. Они оба, как и их отец, офицеры. Старший – летчик, командир эскадрильи, а младший – в инженерных войсках. Он строитель по гражданской специальности. А потом, как окончил институт, так и остался в армии. Положено было два года отслужить, а он остался. Теперь где-то на Дальнем Востоке. Я не запоминаю названий этих маленьких городков.
Крячко посмотрел на Гурова и еле заметно качнул головой. Бесполезно. Эта женщина живет другими воспоминаниями. Она одинока и ничего не помнит, кроме льгот и привилегий, что даются генеральским семьям. И даже нет смысла расспрашивать, а из какой она сама вышла семьи. Это очевидно.
Гуров покосился на входную дверь. Крячко понял и кивнул. Он уселся поудобнее и приготовился заняться с хозяйкой приятными воспоминаниями, пока Гуров будет допрашивать этого Сашу. Однако что придумает Гуров, чтобы выйти из разговора? Крячко с интересом посмотрел на друга.
– Прошу меня простить, Зоя Васильевна. – Лев поднялся и чуть склонил голову в вежливом поклоне. – Я должен выйти, кажется, забыл запереть машину, а у нас там важные документы. Простите, долг обязывает проверить.
– Конечно-конечно! – улыбнулась вдова. – Служба…
Гуров пошел к двери, слушая, как Крячко мягким голосом стал расспрашивать, а в каких городах Зое Васильевне удалось послужить вместе с мужем, когда он был еще младшим офицером.
Сашу он нашел возле ворот, где тот, сняв защитную крышку, ковырялся отверткой в механизме автоматики открывания ворот. Увидев подходившего к нему гостя, он положил отвертку и принялся старательно вытирать руки ветошью, настороженно глядя на Льва.
– Зоя Васильевна сказала, что вас зовут Александр Чумаков и что вы служили вместе с ее мужем.
– Да, а почему вам это интересно? – ровным голосом спросил мужчина. – Вы, как я понял, из уголовного розыска. Что случилось?
– Поговорить надо, Саша, – вздохнул Гуров. – Дела давно минувших дней, но мы встречаемся со всеми, кто мог слышать от покойного генерала Козинцева хоть что-то об определенных событиях, произошедших в марте 2003 года.
– Э-э, – усмехнулся Чумаков, и его широкие скулы шевельнули желваками. – Я тогда уже был… вот таким. Инвалидом. Я уже не служил.
– Он вас взял к себе? Садовником?
– Садовником. Только не сразу. Когда меня из госпиталя выписали, я дома жил. Мать у меня была жива. А когда умерла, я пить тогда начал. Козинцев меня случайно на улице увидел и узнал. Фактически второй раз спас.
– Как вы его?
– Как я его, – кивнул Чумаков. – А потом он заболел. Рак мозга – страшная штука. У него боли были такие, что он кричал на весь дом. Так на наркотиках и держали.
– Значит, вы в доме у них больше шести лет?
– Да, лет семь. А что все-таки случилось?
– Пытаемся восстановить события 2003 года в Чечне.
– Так Козинцев в 2003 году туда не ездил. Он после той командировки… когда меня… нас чуть не убило, больше не ездил.
– Ну, он мог знать, ведь он в Москве, в штабе служил. Может, вы что-то слышали от него? Он рассказывал о своих делах, об операциях, которые внутренние войска проводили на Северном Кавказе?
– Мы о Кавказе с ним не говорили. Не договаривались специально не упоминать, но как-то само собой получилось.
Ознакомительная версия.
