«…Мы удивлялись, почему Ирина докторскую диссертацию не пишет. Никто и не сомневался, что ей это по силам. А она отшучивалась, говорила, что ей рано себя хоронить, что не нагулялась еще. Конечно, ее понять можно: пока в совете наши зубры сидят, которые сами докторами наук стали лет в пятьдесят, они Филатову в доктора не пропустят – больно молодая. Но, кажется, наш начальник ее все-таки дожал, особенно после того, как ужесточил требования к замещению должностей ведущих сотрудников. Во всяком случае, в плане института на тысяча девятьсот девяносто второй год стоит ее монография…»
«…Ирина Сергеевна очень болезненно относилась к тому, что в министерстве науку ни в грош не ставят. У нее самообладание было – дай бог каждому, но и темперамент бешеный. Она в министерстве наслушается в свой адрес, да и в адрес института в целом, всяких гадостей, смолчит, зубы стиснет, а в моем кабинете даст себе волю. Особенно тяжко ей пришлось последние два-три месяца, когда Павлов из Штаба МВД России начал к ней цепляться. По нескольку раз возвращал ей документы на доработку, это ей-то, за которой в жизни никто ничего не переделывал. Можете мне поверить, если на свете существуют гениальные криминологи, то она – из их числа. А Павлов этот – безграмотный тупица, путает криминологию с криминалистикой, в слове «перспектива» по четыре ошибки делает. Я, как начальник, делал все возможное, чтобы Ирину Сергеевну оградить от него, да куда там! Она, бедная, совсем сникла, как-то даже сказала мне: «Наверное, мы и в самом деле никому не нужны. Вот выйдет моя книга, и уйду я в журналистику»…»
* * *
…Уходя домой, Настя Каменская оставила в кабинете, где стояли столы Ларцева и Короткова, лаконичную записку:
...
«Павлов из МВД России. Не к спеху, для общей картины.
Целую. А.К.».
* * *
Заказчик не испытывал тревоги. Только легкое недовольство. Он уже знал, что после выполнения заказа возникли непредвиденные осложнения, что вместо дела о несчастном случае расследуется уголовное дело об убийстве. Но в конечном итоге какая ему разница? Расследование лично для него ни малейшей угрозы не представляет. Главное – Филатовой больше нет…
Заказчик вспомнил свою первую встречу с ней почти полгода назад, в январе. Она сидела перед ним спокойная, сосредоточенная, готовая выслушать его соображения и продумать их. А он плохо слышал сам себя, путался в словах и все не мог отвести глаз от ее рук, пытаясь уловить хоть малейший признак волнения. Знает или не знает – вот что мучило Заказчика. Кто бы мог предположить, что они вот так встретятся? Порой она вскидывала ресницы и улыбалась, Заказчику мнилось, как-то по-особенному, с тайным смыслом, но он одергивал себя, стараясь успокоиться и вникнуть в суть дела, которое они обсуждали. А она, казалось, не замечала его волнения, и руки у нее не дрожали.
После той первой встречи Заказчик быстро забыл свои страхи. Он был уверен, что хорошо знает женщин, а женщины не умеют долго сдерживаться и молчать. Если бы она знала, кто он такой, или хотя бы догадывалась, она бы выдала себя.
Потом была вторая встреча и следующая. Так сложилось, что в феврале им пришлось сталкиваться чуть ли не каждую неделю. Заказчик всматривался в ее лицо, походку, вслушивался в спокойный, почти лишенный интонаций голос и не обнаруживал никаких признаков нервозности. «Нет, не знает», – облегченно вздыхал Заказчик, но в следующую же минуту в ее шутках ему слышался злой сарказм, а в улыбке виделась насмешка, в монотонной речи чудилась сдерживаемая ярость. А потом он узнал, что Филатова пишет книгу. К этому моменту нервы его были на пределе, как мотылек к пламени, тянулся он к этой загадочной женщине, используя любой, самый малозначительный повод для встреч, чтобы еще раз пережить мучительные сомнения и в конце облегченно вздохнуть: нет, все-таки не знает. Книга Филатовой тоже была поводом для разговора.
– Когда же вы собираетесь ее писать? – спросил тогда Заказчик. – Вы ведь так загружены плановой работой.
– Открою вам маленький секрет. – Она смотрела на него открыто и дружелюбно. – Книга уже написана. Просто раньше у меня не было возможности ее издать.
– Почему? Что-нибудь сверхкрамольное? – пошутил Заказчик.
– Что вы, никакой крамолы, – засмеялась она. – Просто издать книгу – дело практически неосуществимое, если ты никто и тебя не знают. А теперь у меня есть имя и репутация.
– А как будет называться ваше творение?
– Название пока ориентировочное – «Криминология. Коррупция. Власть». Что-нибудь в таком роде.
– И о чем она, если не секрет?
– Долго объяснять. – Она поморщилась. – Если хотите, я вам лучше рукопись принесу. Может быть, заодно и подскажете, нельзя ли ее издать за гонорар. У нас ведь за это не платят, сами знаете. Договорились? Завтра же завезу вам текст.
Она поднялась, собираясь уходить. Заказчик порывисто вскочил из-за стола, кинулся к вешалке, чтобы подать ей шубку, неловко задел локтем пепельницу. Окурки высыпались на стол…
– Да не нервничайте вы так, Владимир Николаевич. – Филатова взялась за ручку двери. – До завтра.
Стоял теплый слякотный февраль, в комнате было душно даже при открытой настежь форточке. Заказчик почувствовал, что руки его стали ледяными. Значит, все-таки знает…
* * *
Машина свернула с Садового кольца на Каляевскую улицу.
– Дальше куда? – спросил Захаров.
– Все время прямо. Знаешь, я рада, что ты меня нашел. – Настя тронула его за плечо. – Как ты додумался?
– Большого ума не надо, – усмехнулся Дима. – Этот молодой черноглазый – он в вашем отделе работает?
– Доценко? В нашем. Что-нибудь не так?
– Хороший мальчик. – Дима одобрительно кивнул. – Умеет спрашивать. Фразы короткие, ни одного лишнего слова, никакого давления. Чуть-чуть подталкивает, сразу и не заметишь. Уж на что я злой был, а разговор в машине почти дословно вспомнил. Хороший мальчик, – еще раз подтвердил он. – Такой незаменим в работе со свидетелями.
– Да, – рассеянно повторила Настя, – незаменим. И все-таки зачем ты меня искал?
– Сам не знаю. – Захаров пожал плечами. – Жалко мне ее.
– Кого жалко? – удивилась Настя.
– Эту… Филатову. Вот ведь глупость! – Он озадаченно хмыкнул. – Полчаса был с ней знаком, да что там знаком – имя даже не спросил, трое суток из-за нее в камере проторчал и вдруг понял, что мне ее жалко.
– И ты два часа ждал меня на улице, чтобы сообщить об этом?
– Если совсем честно, то я хотел тебе сказать, что буду рад оказаться полезным. Вы там в МУРе все такие, конечно же, умные и опытные, но в жизни всякое случается. Вдруг да пригожусь. Ни разу мне потерпевших не было жалко так, как сейчас. Видно, чем-то она меня задела. Так что имей это в виду.
– Спасибо. Очень трогательно, – суховато ответила Настя. – Сейчас направо на мост. Ты хоть понимаешь, что с тебя самого подозрение еще не снято окончательно?
– Ну что ж поделать, потерплю, – миролюбиво ответил Дима. – Хороший район, зеленый, тихий. Живешь здесь?
– Здесь родители живут. А я на Щелковской.
Прощаясь с Настей, Дима придержал ее за руку, вгляделся внимательно.
– А ты не меняешься. Все такая же девчушка в джинсиках и с длинным хвостом на затылке. Тебе сейчас сколько?
– Тридцать два, – улыбнулась Настя.
– Не замужем?
– Не смеши меня. Спасибо еще раз, что подвез.
Когда встал вопрос о размене квартиры, основным аргументом у Настиного отчима было то, что «трое бумагомарак на одной кухне не уживутся». Пока Настя училась в школе и в университете, а Леонид Петрович работал на практике, или, как говорят, «на земле», трехкомнатная квартира была наполовину завалена бумагами и рукописями Настиной матери, известного ученого-лингвиста. Потом и Настя стала выкраивать уголки для своих бесчисленных листочков и мудреных расчетов. А уж когда Леонид Петрович, покончив с практической работой, перешел с должности начальника РУВД в Высшую юридическую заочную школу милиции преподавать оперативно-розыскную деятельность, в квартире стало по-настоящему тесно.
Теперь Настя жила отдельно, на другом конце Москвы, но у родителей бывала часто, особенно с тех пор, как мать на два года пригласили на работу в Швецию. Леонид Петрович был в отличие от Насти человеком хозяйственным, обеды готовить не ленился, но самое привлекательное состояло в том, что квартира родителей находилась гораздо ближе от Петровки, чем Настино собственное жилье. Если остаться ночевать, то утром можно спать минут на сорок дольше.
Уютно устроившись в мягком кресле, Настя смотрела, как отчим разбирает небольшой пластиковый пакет – мать с оказией передала посылку. Вынув маленькую плоскую коробочку, Леонид Петрович протянул ее Насте.
