— Ты другое дело. А тут она про меня такое думает.
— Ну и пусть думает, мало ли какая дурь ей в голову взбредет. Ты же со мной придешь, со мной и уйдешь. А если Вадим на тебя и взглянет разок, так Ларисы от этого не убудет.
Мы договорились встретиться в субботу возле цирка. Вика проводил меня к тому же подъезду, был на удивление корректен при прощании.
— Эх, жаль, пригласить мне тебя некуда.
— Да, жаль, — сказала я. — Посидели бы еще.
Дверь нам открыла сама Шарапова.
Она была в новом «Ренглере» и прическу сделала, видимо, в парикмахерской.
Не знаю, кого она ожидала увидеть, во всяком случае, не меня. С ее лица тут же исчезло застольное оживление, она нахмурилась, я ожидала, что она вот сейчас передо мной захлопнет дверь. И, не будь рядом Вики, возможно, она так бы и сделала. Во всяком случае, мне дали понять, что присутствие мое здесь нежелательно, и если по совести, то мне нужно было извиниться и уйти.
Но уйти я не могла.
Я была на работе. Я не имела права ни на обиду, ни на самолюбие. И Лариса Шарапова была не простой моей знакомой, а человеком, которого подозревали, — да, подозревали! — в причастности к тяжелому преступлению, и очень многое может проясниться хотя бы потому, что здесь Тобольский. А он был, конечно, здесь, иначе у Ларисы не было бы такого счастливого лица, когда она открывала нам дверь.
— Извини, без приглашения… — сказала я.
— Это я ее пригласил, — выступил вперед Вика. — Она не хотела идти, стеснялась, а я ее уговорил. Чего же ты нас, гостей, на пороге держишь?
Вику суровость Ларисы нимало не удивила, он же объяснял мне ее причину, поэтому сейчас он просто подтолкнул меня к дверям. Шарапова отступила в прихожую. Вика тут же вручил ей свой подарок — плюшевого чертика с головой, качающейся на пружинке.
Я достала из сумочки свою коробочку. Лицо у Шараповой чуть оживилось, да и какая женщина осталась бы здесь равнодушной?
— Сколько раз про эти духи слышала, — призналась она, — а вижу впервые.
Она прикоснулась губами к моей щеке.
Я заметила на вешалке уже мне знакомую коричневую вельветку. Пока Вика пристраивал мое пальто, я пригляделась к вешалке на вельветке — вешалка как вешалка. Пришитая. Болтиков не было.
Мы не слышали, как он подошел. Я заметила его, когда он протянул руку из-за плеча Шараповой и взял у нее из рук флакончик.
— На самом деле — Франция! — голос спокойный, глуховатый. — Все верно — «Мажи нуар», — он правильно произнес французское название духов — «Черная магия».
— Вадим! — улыбка исчезла с лица Ларисы. — Это Женя.
Когда я видела его одетым в куртку, он казался мне более солидным. В костюме, белой рубашке с отложным воротничком он выглядел щуплым, узкоплечим. Маленькие темные глаза, — я согласилась с оценкой Вики — на рокового покорителя женских сердец он не походил, даже эти прижатые уши… уже потом я подумала, наверное, такие уши могли быть у толстовского Каренина.
Я протянула руку.
Я специально подала ему руку. Пальцы его были мягкие и длинные, рукопожатие вежливым, слабым — это была рука научного работника, привыкшая к авторучке, электрокалькулятору, пишущей машинке, в конце концов. И опять мне было трудно представить в этой руке нож и точный сильный удар прямо в сердце Миши Севина.
Я совершенно не исключала такой возможности, просто не могла этого представить. Интуиция моя молчала — на роль убийцы Вадим Тобольский тоже не тянул…
Он чуть улыбнулся мне, так же вежливо и невыразительно — и странно, улыбка не сделала его лицо более привлекательным.
С того вечера, как я услышала от Вики это новое для меня имя и фамилию, прошло двое суток, и я уже знала о нем все, что можно было узнать из официальных документов, не расспрашивая специально ни его знакомых, ни сотрудников по работе, — полковник Приходько по-прежнему был осторожен, боясь лишней гласностью в чем-то мне помешать и даже, как я догадывалась, где-то опасаясь за меня…
Вадим Тобольский — двадцать восемь лет, работает в расчетном отделе научно-исследовательского института, до прошлого года был женат, развелся. В ожидании квартиры пока живет в деревянном домике, доставшемся ему от родителей, которые перебрались в дачный пригород (эта квартирная изоляция — единственно стоящая деталь в его биографии). Машины не имеет…
Я первая прошла в комнату.
За столом сидели еще четверо. Уже знакомый мне Поль обнимал за плечи девушку, невысокую, складную, круглолицую и курносую. «Катюшка!» — подумала я. Та самая, что «барыню» танцует без ничего. После наводящей информации Вики ошибиться было бы трудно. «Царица Тамара» — полная, флегматичная девушка, строгих очертаний лица, с пышным валиком белокурых волос, вполне соответствовала своему прозвищу. Ее Геночка был просто Геночка — черненький, щупленький, пожалуй, моложе своей подруги.
Лариса представила меня как работника «сферы удовлетворения наших материальных потребностей».
— Смотрите, что мне подарили!
«Черная магия» пошла по кругу. Катюшка о Диоре, похоже, не имела представления, но «царица Тамара» слышала: «Ах, Франция! Ах, "Черная магия"!» — и далее в таком же роде.
Когда мы подняли рюмки и Вика как вновь прибывший говорил в адрес «новорожденной» какие-то обязательные слова, я попутно пригляделась к рукам Геночки и решила, что эти пальчики никогда не имели дела с автомобильными ключами, отвертками и покрышками. Вспомнила руки Максима, как он ни следил за ними, его «Запорожец» все-таки оставлял на них заметные следы. Своей машины у Геночки, очевидно, тоже не было.
Царица Тамара — как сообщил Вика — работала медсестрой в поликлинике вместе с Ларисой, этим и объяснялось ее присутствие. Геночка, как видно, всегда был при ней и эту пару можно было с уверенностью исключить из участия в грязной истории. У меня опять появилось смутное сомнение в правильности моего поиска, и я постаралась от него избавиться, потому как тогда мне нужно было просто уйти и не вносить своим присутствием лишние тревоги в душу Ларисы Шараповой.
Пока меня удерживал здесь Вадим.
Я не знала, бывала ли здесь Зоя Конюхова. Возможно — бывала. Но не в последнюю в своей жизни ночь. Свою последнюю ночь она могла встретить у Вадима Тобольского, в его отдельном домике, у начала улицы Дуси Ковальчук… А уже оттуда на чьей-то машине ее привезли сюда, на автобусную остановку возле девятиэтажки, где жила Лариса Шарапова. Почему сюда? Не знаю… Пока не знаю. Ответы на эти вопросы мне придется поискать у Вадима Тобольского. О том, что это все одни предположения, мне не хотелось и думать.
Вадим Тобольский за столом говорил мало, не смеялся, только уголки его тонких губ чуть поднимались. По тому, как Лариса смотрела на него, затихала, когда он начинал говорить, можно было догадаться, что она его просто-напросто любит и ради этой любви могла бы пойти на многое… На меня Тобольский пока особого внимания не обращал, а надо бы… Встретиться с ним мне еще придется.
Застольное веселье разворачивалось обычным порядком. Много пили, и пили обычную водку — очевидно, в этом заключался особый «шарм». Вика следил за моей рюмкой, я пропускала свою очередь как могла.
Остроумничали в меру способностей.
— Значит, так, — говорил Поль, со вкусом пришлепывая своими толстыми губами, — сидит в поликлинике, в очереди к гинекологу, мужчина…
И совсем неприличные анекдоты рассказала Катюшка — грубые, солдатско-старорежимные анекдоты, — чувство юмора у нее отсутствовало, над ее анекдотами никто не смеялся, даже не улыбались, просто выслушивали с любопытством, что еще она может отколоть.
— Бабка попу говорит…
Ума не приложу, где эта восемнадцати-девятнадцатилетняя девчонка могла набрать такой запас непристойностей.
Парочкой свежих анекдотов — на всякий пожарный случай — меня снабдил Максим; своих, подходящих к обстановке, у меня не было, студенческие позабылись. Максим, хотя не был особым ценителем фривольного жанра, но в своей журналистской среде слышал многое и для меня кое-что отобрал, — Петру Иванычу, однако, я бы не решилась их повторить.
Геночка пробовал было подражать Катюшке, но царица Тамара легонько шлепнула его по губам.
— Танцевать! — заявила Лариса.
Она включила магнитофон. Пока Вика выбирался из-за стола, меня шустро перехватил Геночка. В его танце было много занятной эквилибристики, но ритмом он владел, и это позволяло мне держаться возле него. Вадим танцевал с Ларисой, она с задором и настроением, он вяло и скучно, как отбывая повинность, но Лариса этого или не замечала, или просто не хотела замечать.
Потом Вика взял гитару и захрипел под Высоцкого, и все же слушать его было можно, на гитаре он играл неплохо.
А Поль все поглядывал в мою сторону, и я догадывалась, что он что-то готовил специально для меня — все же я была здесь новым человеком и меня можно чем-то удивить. Они переглянулись с Викой, тот согласно кивнул, взял на гитаре нескольких звучных аккордов «барыни».
